Ю.М. Кублановский
|
|
Юрий Михайлович Кублановский родился в Рыбинске в 1947 году. В 1971 году окончил искусствоведческое отделение исторического факультета МГУ. Работал экскурсоводом и музейным работником на Соловках, в Кирилло-Белозерском монастыре, в музее-усадьбе Мураново. Впервые напечатал стихи в сборниках «День поэзии» (М., 1970) и «Ленинские горы. Стихи поэтов МГУ» (М., 1977). Был одним из основателей и активных участников неформальной поэтической группы СМОГ (расшифровывается как «Смелость, Мысль, Образ, Глубина»). Участвовал в неподцензурном альманахе «Метрополь» (1979), печатался в журналах «Вестник РХД», «Грани», «Континент», «Глагол» и других зарубежных изданиях, за что подвергался преследованиям со стороны КГБ.
В 1982 году был вынужден эмигрировать из СССР, жил в Париже. Стал членом редколлегии «Вестника РХД». В США вышла его книга стихов «Избранное», составленная Иосифом Бродским (Анн Арбор : Ардис, 1981). В эмиграции также выпустил книги стихов: «С последним солнцем» (Париж, 1983) с послесловием И.Бродского и «Оттиск» (Париж, 1985).
В 1990 году одним из первых вернулся в Россию. Много лет работает в журнале «Новый мир»: заведующий отделом публицистики (1995–2000), затем — отделом поэзии (с 2000). Печатал стихи и статьи о литературе в газетах «Литературные новости», «Литературная газета», в журналах «Огонек», «Новый мир», «Знамя», «Москва», «Волга» (Саратов), «День и ночь» (Красноярск). Произведения Юрия Кублановского переводились на английский, немецкий и французский языки.
Член Союза писателей России и Академии российской словесности. С 2010 года — член Патриаршего совета по культуре.
Лауреат премии Солженицына 2003 года и других литературных премий. В 2012 году присуждена премия Правительства РФ за сборник стихов «Перекличка».
КНИГИ
- Избранное / Сост. Иосиф Бродский. — Анн Арбор: Ардис, 1981
- С последним солнцем. — Paris: La Press Libre, 1983
- Оттиск. — Paris: YMCA-Press, 1985
- Затмение. — Paris: YMCA-Press, 1989
- Возвращение. — М.: Библиотека «Огонек», 1990
- Чужбинное. — М.: Московский рабочий, 1993
- Памяти Петрограда. — СПб.: Пушкинский фонд, 1994
- Число. — М.: Издательство Московского Клуба, 1994
- Голос из хора. — М.: Третья волна, 1995
- Заколдованный дом. — Paris — Москва: YMCA-Press — Русский путь, 1998
- Дольше календаря. — М.: Русский путь, 2001
- В световом году. — М.: Русский путь, 2003
- Дольше календаря. — М.: Время, 2005
- На обратном пути (серия «литературная премия Александра Солженицына»). — М.: Русский мiръ, 2006
- Избранное. — М.: Эксмо, 2006
- Перекличка. — М.: Время, 2010
- Посвящается Волге. — Рыбинск: Медиарост, 2010
- Изборник. — Иркутск: Издатель Сапронов, 2011
- Чтение в непогоду. — М.: Русский путь, 2012
- Неисправные времена. — М.: Вифсаида: Русский путь, 2015
- Стихотворения: в 3 кн. — М.: Русский путь, 2020
ПУБЛИКАЦИИ НА НАШЕМ ПОРТАЛЕ
АУДИОЗАПИСИ
«Волны падают — стена за стеной…» (5,49 Мб)
- Читать
Отчаянный холод в мёртвом заводе, пустые
стены и бушующий ветер, врывающийся
в разбитые стёкла окон. Жизнь замерла.
Доносятся тревожные крики чаек. И всем
существом ощущаю ничтожество человека,
его дел, его усилий.
Из последнего письма отца Павла
Флоренского с Соловков 4 июня 1937
Волны падают — стена за стеной
под полярной раскалённой луной.
За вскипающею зыбью вдали
близок край не ставшей отчей земли:
соловецкий островной карантин,
где Флоренский добывал желатин
в сальном ватнике на рыбьем меху
в продуваемом ветрами цеху.
Там на визг срываться чайкам легко,
ибо, каркая, берут высоко
из-за пайки по-над массой морской
искушающие крестной тоской.
Всё ничтожество усилий и дел
человеческих, включая расстрел,
и отчаянные холод и мрак,
пронизавшие завод и барак,
хоть окрест, кажись, эон и иной,
остаются посегодня со мной.
Грех роптать, когда вдвойне повезло:
ни застенка, ни войны. Только зло,
причинённое в избытке отцу,
больно хлещет и теперь по лицу.
Преклонение, смятение, боль
продолжая перемалывать в соль,
в неуступчивой груди колотьба
гонит в рай на дармовые хлеба.
Распахну окно, за рамы держась,
крикну: «Отче!» — и замру, торопясь
сосчитать, как много канет в ответ
световых непродолжительных лет.
1999
- Читать
I
Голубенек вереск лесной —
весной.
На ветру у Китса шумит такой.
Наподобье ягод темна капель.
На холмах у Китса теперь апрель.
С колокольни Китса видны зараз
и хоромы лета, и зимний лаз,
черепица осени, сад весны,
и в любое время плоды вкусны.
Да ему не снилось, как нам говеть!
Есть когда подумать, где грог согреть.
Да у нас потолще, поди, армяк,
похитрей, поди, полевой хомяк.
Китс бы с наших дровен слетел в сугроб,
размозжил о притолоку нежный лоб:
потому что, если у нас — зима,
ничего другого уже нема.
II
У Китса на чердаке
треуголка ветхая на крюке
и эолова арфа в густой паутине.
…А у нас давно плывёт по реке
гора старья на пречистой льдине.
Наступила оттепель, наконец,
мальцы по площади плот гоняют.
Зачем ты жил на земле, певец?
Здесь о тебе ничего не знают.
Продмаг, знакомая полумгла,
на голой полке блестит сивуха.
Но отравила, не помогла —
в сетчатке влажно, а в горле сухо.
По склону с горки ползёт погост.
Над ним бескрестный зубец руины.
Земля дана человеку в рост:
за ширью родины — даль чужбины.
…Там у Китса варится крепкий грог.
В знак его участия и приязни
голубенек вереск и колок дрок
на переплетеньях Оки и Клязьмы.
1977
- Читать
Заменяли Всевышнего ересью,
доказуемой с пеной у рта,
Робеспьера с подвязанной челюстью
на телеге везли, что шута,
за два века полмира профукали,
потеряли на севере ять,
кое-как раскусили, расчухали,
поправели, заелись опять…
лишь в ночи, в чьи расщелины узкие
над снегами запаяна сталь,
тёплой водкою мальчики русские
поминают мадам де Ламбаль.
1983
- Читать
А. Солженицыну
Клеймённый сорок седьмым,
и посейчас глотаю
тот же взвихрённый дым,
стелющийся по краю
родины
и тылам,
точно ещё под током
и паутина там
в красном углу убогом.
Лакомо мандарин
пах в января начале.
Чайки с прибрежных льдин
наперебой кричали:
— Не оступись! — мальцу
в валенках до коленок.
А через улицу
прямо от нас — застенок.
Но ничего не знал
я, оседлав салазки.
Ветер в ушах свистал
вместо отцовской ласки.
А по путям вдали
в зоны,
лязгая, тихо шли
тёмные эшелоны.
Словно в мороз миры,
видел я блеск пугливый
ёлочной мишуры
и засыпал счастливый.
То-то теперь в моей
памяти, сердце, жилах
вымершие целей,
чем костяки в могилах.
1989
- Читать
Некогда в Ла-Рошели ветер, проснувшись рано,
законопатил щели запахом океана.
Лучше любой закуски, памятной в самом деле,
тамошние моллюски; около цитадели
что-то, казалось, сильно серебряное вначале
чайки не поделили у буйков на причале.
Слышался в их синклите визг сладострастный или —
«Гадину раздавите!»*. Взяли и раздавили.
Вот и стоит пустою церковь, светла, стерильна,
перед грядущим сбоем мира, считай, бессильна.
О глухомань Вандеи! Жирная ежевика!
Как ни крупна малина — ей не равновелика.
...Крепкий старик мосластый жил через дом от нашей
хижины дачной, часто виделись мы с папашей.
Что-то в его оснастке, выправке — не отсюда:
словно, страшась огласки, исподволь ищет чуда.
Ярость ли стала кротче, кротость ли разъярилась,
жизнь ли на просьбе «Отче...» как-то остановилась?
Ёжик седой на тощем черепе загорелом;
иль под одеждой мощи в русском исподнем белом?
Нёс он лангуста в сетке крупного и гордился.
Жаль, что перед отъездом только разговорился
с ним, за столом покатым выпив вина, вестимо,
сумрачным тем солдатом, врангелевцем из Крыма.
1996
*Наказ Вольтера.
- Читать
1
Жасминоносная ночь, короче,
открытый космос с гудками, лаем.
А что ему-то всех одиноче,
так это даже не обсуждаем.
Лишь соглашаясь на участь птичью,
тем платим пени его величью.
Как сталкер, выведший из промзоны
двух неврастеников худощавых,
я знаю жизненные законы
в их соответствиях не слащавых —
неукоснительного старенья
и милосердного разуменья.
…И в прежнем, можно сказать, эоне
с четырёхпалым пеньком на троне,
и ввечеру, когда дальний гром лишь
и уцелел от потопа, помнишь? —
соблазн и скрепа моей надежды
весь шорох-ворох твоей одежды
из грубоватого хлопка цвета
поблёкших трав на излёте лета.
2
Неторопливый хронометр с боем
над вечным, можно сказать, покоем.
Без спешки принятое решенье
не звать на помощь — когда крушенье.
Ориентируясь на белёный
маяк и привкус во рту солёный,
за мысом с впалым его откосом
мы станем чайкой и альбатросом.
Друг друга криками повторяя,
выравниваясь и опять ныряя —
так каждый в Царствие Божье внидет.
Вот что во сне, очевидно, видит
раб, из которого вьют верёвки,
иль сталкер после командировки.
…И хоть финальной задумки кроме
жизнь состоялась в своём объёме,
отхлёбывая понемногу виски,
я продолжаю свои записки —
навстречу новому мезозою
под галактической бирюзою.
3
Товарняков заоконный скрежет.
Прижавшись к наволочке несвежей,
будто пацан беспризорный — к лону,
он спит и видит родную зону.
Когда напорист, когда опаслив,
он был там разом и зол и счастлив,
кричал, как чибис, и ждал ответа
в сухой траве на излёте лета.
Не отличая ответ от эха,
он ждал отдачи, а не успеха
и где-то там, где репей в бурьяне,
и в станционном порой шалмане.
…Спи, сталкер! что тебе нынче слава,
она диагноз, а не забава.
Чтобы какой-нибудь сноб с набобом
шли за твоим, извиняюсь, гробом?
В небытие уходить достойней
здесь на отшибе, чем в центре с бойней,
пока заря на сырой подушке
одна и держит на красной мушке.
Август 2005
- Читать
С землёй теперь не поспоришь —
с тех самых десятилетий
как лёг в неё первый кореш,
а следом — другой и третий.
Но она опустилась
во вред соловью и пенке,
да так, как поди не снилось
какому-нибудь Лысенке.
Выбрал бы жизнь другую:
того, кто, проснувшись рано,
лил себе ледяную
на мозжечок из крана,
или того, кто долго
любил поваляться с книжкой,
или того, кто чёлкой
тряс, как последней фишкой.
Но оборвались сроки,
не доисполнясь даже,
спортсменов и лежебоки.
В новом эоне я же,
траченный болью, солью,
видя, как ты красива,
начал смиряться с ролью
частного детектива.
Правда, ещё остались
нетронутые глубины,
куда мы уйти пытались
и вынырнуть, выгнув спины.
Да разве кому-то с нашим
дыхательным аппаратом
в лазоревой толще станешь
товарищем или братом?
Всё-таки только небу
сегодня я доверяюсь,
единому на потребу
робеючи, приобщаюсь.
Как будто после пробежки
голову задираю
и будущих странствий вешки
заранее расставляю.
Сентябрь 2011
Запись осуществлена в Доме русского зарубежья им. А.Солженицына на вечере Юрия Кублановского 23 ноября 2012 г.
Тексты стихотворений публикуются по изданию: «Чтение в непогоду. Избранное» (М.: Русский путь, 2012)