• Содержание
• Выдержки из предисловия
• Рецензии
• Дополнительные материалы

ИЛЛЮСТРАЦИИ

СОДЕРЖАНИЕ

О.Б. Смирнов. Столкновение эпох. Н.М. Бубнов и его мемуары

Глава I. Детство в Киеве
Глава II. Школьные годы в Петербурге. Немецкая школа Святой Анны (Annenschule)
Глава III. Школьные годы в Петербурге. Третья гимназия
Глава IV. Студенческие годы в Петербурге
Глава V. Командировка за границу
Глава VI. Работа над диссертацией, удостоенной прямо степени доктора (Петербург, 1885, февраль — 1891, май)
Глава VII. Профессура в Киевском университете до женитьбы
Глава VIII. Жизнь и работа в Киеве после женитьбы (1900–1913)
Глава IX. Путешествия после смерти жены (декабрь 1913 — август 1914)
Глава X. Переживания во время войны и «бескровной» революции
Глава XI. Переживания во время мира «без аннексий и контрибуций» и революции, уже не бескровной
Глава XII. Гетманщина XX столетия
Глава XIII. Третьи украинцы и вторые большевики в Киеве
Глава XIV. Киевский университет под советской властью (1919 год)
Глава XV. Армия генерала Деникина в Киеве и мое удаление вместе с ней из Киева (31 августа — 28 ноября 1919 года старого стиля / 13 сентября — 11 декабря нового стиля)
Глава XVI. Первые месяцы жизни в Королевстве сербов, хорватов и словенцев до моего назначения профессором в Любляну (17 февраля — 13 ноября 1920 года нового стиля)
Глава XVII. Жизнь и работа в Любляне с декабря 1920 года
Глава XVIII. Жизнь в Любляне и путешествия до перехода Любляны в Италию
Глава XIX. Неожиданное переселение без всяких перевозочных средств в Италию

Приложение.
О.Б. Смирнов. Герберт Орильякский, человек-легенда

Примечания 

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Воспоминания очевидцев, переживших переломный момент в судьбе своей страны, всегда будут вызывать неподдельный интерес читателя, ведь этот взгляд — как минимум с двух разных, порой диаметрально противоположных точек — возможность сравнить и сопоставить события, обстоятельства, факты. Это всегда — напряженная драма, развитие сюжета которой непредсказуемо и держит в напряжении до последней страницы, когда не просто сопереживаешь главному герою, а проживаешь вместе с ним его жизнь, вольно или невольно сравнивая со своей. Мемуары профессора Киевского и Люблянского университетов Николая Михайловича Бубнова, которые он писал в эмиграции на протяжении нескольких лет после вынужденного ухода на пенсию, по его собственному выражению, «чтобы дать себе некоторое количество активной умственной работы», — один из ярчайших примеров подобной драмы.
Прожив из своих восьмидесяти пяти шестьдесят лет в дореволюционной царской России, Бубнов разделил участь значительной и, несомненно, лучшей части интеллигенции того времени, не сумевшей и не пожелавшей принять кардинальный переворот жизненного уклада, что начал насаждаться большевиками с 1917 года. Столкнулись две эпохи, и далеко не каждый сумел сохранить себя и свое достоинство в этом кошмаре. Вынужденная эмиграция, исковеркавшая судьбы многих достойных людей, не стала для Бубнова катастрофой. Даже личные трагедии — смерть жены и сына — не сломили волю этого удивительного человека. Пройдя сквозь череду потерь и оставаясь верным самому себе, науке и России, он, безусловно, вышел победителем.
Поражают разносторонность и целостность личности Николая Михайловича. Он — достойный член известной и уважаемой в Киеве семьи, трепетно относившийся как к матери, так и к отчиму — великому русскому писателю Н.С. Лескову, с которым был в добрых дружеских отношениях. Ответственный ученик, а в дальнейшем студент Петербургского университета, феноменально окончивший курс обучения и удостоенный докторской степени, минуя магистерскую. Нежный супруг и любящий отец, заботившийся до последних своих дней о приемных детях с не меньшей теплотой, чем о собственном сыне. Выдающийся ученый, который за свои труды о Герберте (легендарном монахе из Орильяка, сумевшем возглавить Католическую церковь) получил безусловное признание мировой научной общественности и медаль папы римского Льва XIII. Имея классическое гуманитарное образование, Бубнов великолепно разобрался со всеми математическими тонкостями трактатов Герберта и буквально по полочкам разложил систему счета на абаке — средневековом вычислительном инструменте, применявшемся до ввода в употребление арабских цифр. Человек глубочайшей порядочности, крайне щепетильный, когда это касалось чужих, и щедрый на помощь, когда это касалось собственных средств. Истинный патриот, финальным словом которого в его воспоминаниях стоит слово «родина».
Вызывает уважение и безукоризненное владение словом — язык Бубнова очень точен и колоритен, истории, которые он рассказывает как очевидец, дают ярчайшую картину того времени и читаются как захватывающий роман. Для современного читателя, пережившего в России перелом перестройки конца ХХ века и события на Украине 2014–1915 годов, данные мемуары дают возможность взглянуть на происходящее в стране и мире с исторической точки зрения и сделать для себя выводы, скорее всего — неутешительные.
Гимназические и студенческие годы Бубнова довольно типичны для его одногодков и не представляют из себя чего-то выдающегося, однако очень ценны воспоминания этого периода о Лескове, ведь буквально на глазах Николая появились многие произведения, принесшие писателю литературную известность. Забавные имена и словечки, такие как «Аболон Полведерский», «мелкоскоп» и многие другие, были увековечены Лесковым именно с подачи юного Николая, его братьев и сестры.
Очень интересны рассказы Бубнова о путешествиях по Европе в ходе сбора материалов для диссертации. Перед вчерашним студентом распахнулись двери библиотек Франции, Германии, Англии, Италии, Швейцарии, ему стали доступны материалы из фондов Национальной библиотеки Франции в Париже, Британского музея, университетов Кембриджа, Оксфорда, Чентельгама, многих европейских монастырей. Удивительный калейдоскоп мест, лиц, встреч и событий! Делится Николай Михайлович и своими яркими туристическими впечатлениями, из которых наиболее красочно описано восхождение на Везувий, часть которого Бубнов совершил верхом на... проводнике!
Проработав долгие годы профессором Киевского университета, Николай Михайлович оставил очень подробное описание систем университетского образования — как российского, так и европейского, дал их подробнейший анализ и сравнение, а большевистским нововведениям в Киевском университете дал убийственную характеристику.
Революционные события, о которых рассказывает Бубнов, подчас слово в слово вторят бессмертным строкам Булгакова в его произведениях «Бег», «Белая гвардия», «Собачье сердце». Чехарда властей после ноября 1917-го — «украинцев», большевиков, Петлюры, Деникина, утрата нормального, человеческого образа жизни, страх за собственную жизнь, жизнь близких, друзей и коллег, бомбежки, расстрелы, потеря собственного жилья, нашествия «швондеров» — все ужасы наступившей эпохи перемен поданы без прикрас, из первых рук. 
 Николай Михайлович до последнего не верил, что ему придется покинуть родной Киев и Россию, но угроза возврата большевиков в конце 1919 года вынуждает Бубнова, несмотря на внутреннее нежелание, эмигрировать, чтобы не быть пущенным в расход, как это уже произошло с некоторыми из его коллег по Киевскому университету.
Бубнову сопутствовала удача — в последний момент он успел попасть на английский пароход «Рио-Hегро», поспешно отчаливший из-за обстрела, начатого в порту большевиками. Более из Одессы ни одного корабля с беженцами не ушло. 
Последние главы воспоминаний посвящены жизни в эмиграции, в Королевстве сербов, хорватов и словенцев, которое радушно приютило Николая Михайловича и многих его коллег, составлявших гордость и цвет российской интеллигенции. Бубнов перечисляет поименно своих соратников в Любляне: «...на философском факультете... Луньяк Иван Иванович, обрусевший чех (классическая филология), Никитин Василий Васильевич (минералогия), на юридическом Ясинский Михаил Никитич (история русского и югославянского права), Билимович Александр Дмитриевич (политическая экономия), Маклецов Александр Васильевич (уголовное право), Спекторский Евгений Васильевич (государственное право и философия права), на техническом факультете: Фрост Дмитрий Владимирович (горный инженер), Грудинский Федор Федорович (математика и механика), Копылов Алексей Алексеевич (инженер, горное машиностроительство), барон Майдель Игнатий Николаевич (химия), Митинский (монтанист), на медицинском факультете: Камский Евгений Осипович (физиология). Доцентами были: на философском факультете доктор Преображенский Николай Федорович (русский язык и литература), на техническом Исаевич и Шах Назаров Дмитрий Аршакович».
Как и все они, Бубнов продолжал общественную и научную деятельность. В течение четырех лет он преподавал в Люблянском университете в качестве контрактуального ординарного профессора, возглавлял Общество русских ученых, публиковал научные работы и подготавливал французское издание писем Герберта.
Количество значимых, интересных, известных людей, с которыми Николаю Михайловичу довелось встречаться лично, — поражает, достаточно привести для примера имена императора Николая II, гетмана Скоропадского, немецкого генерала Эйзенхорна, купца Д.С. Марголина, генерала М.И. Драгомирова, сахаропромышленников и банкиров Бродских; инженера Шуберского, благодаря которому парижане познакомились с печным отоплением; промышленника Алибера, основателя производства графитовых карандашей в России; П.Г. Виноградова, признанного историка Англии; французского историка Моно, певицу Дейша-Сионицкую и многих других. Бубнову доводилось видеть И.А. Бунина и В. Гюго, общаться с вдовой А.П. Чехова.

РЕЦЕНЗИИ

Виктор Леонидов

Папа Римский, киевская ЧК и разговоры с неизвестными

Судьба историка Николая Бубнова, исследователя прообраза Фауста, чернокнижника Герберта Аврилакского

НГ-ExLibris, 07.12.2017

«– А у вас какая специальность? – осведомился Берлиоз. 

– Я – специалист по черной магии… Тут в Государственной библиотеке обнаружены подлинные рукописи чернокнижника Герберта Аврилакского десятого века. Так вот требуется, чтобы я их разобрал. Я единственный в мире специалист».

Думаю, все узнали эти строки из «Мастера и Маргариты» – разговор Михаила Берлиоза с загадочным незнакомцем на Патриарших. Но, наверное, мало кто представляет, что Булгаков и здесь проявил свою фантастическую эрудицию. Герберт Аврилакский (Орвильякский) действительно существовал, и именно в Х веке. Мало того, он стал Римским папой Сильвестром II.

Монах Герберт был одной из самых загадочных фигур в мировой истории. Автор «Деяний английских королей» Вильям Мальсберийский приписывал ему и изготовление астролябии, и создание механических часов, и даже вызывание духов из преисподней. В ряде средневековых рукописей его обвиняли в сделке с дьяволом. И поныне могила Герберта в соборе Иоанна Крестителя на Латеранском холме в Риме пользуется недоброй славой. И что уж говорить, ведь до сих пор нет-нет да и появляются исследования, где утверждается, что именно он послужил прообразом доктора Фауста.

Что было в действительности – так это невероятные познания в математике и языках. Особенно обязано загадочному ученому человечество в понимании истории счета, существовавшего до арабских цифр. Именно монах Герберт написал основные труды по использованию абака – старинного вычислительного инструмента.

А подготовил к изданию, тщательно разобрал и разложил по полочкам письма и рукописи Герберта, которые по сложности даже сравнивали с манускриптами Леонардо да Винчи, русский ученый, уроженец Киева Николай Михайлович Бубнов, закончивший жизнь в Любляне в 1934 году. За свой труд «Сборник писем Герберта как исторический источник» он даже получил серебряную медаль от папы Римского Льва ХIII.

Сговор Герберта с дьяволом. Иллюстрация из книги

Николай Михайлович – один из самых выдающихся медиевистов не только в российской, но, пожалуй, и в мировой историографии. Но и ему пришлось пережить все ужасы своего времени. Ученый, владевший пятью языками, а также латынью и древнегреческим, декан историко-филологического факультета Киевского университета, с одним чемоданом в ноябре 1919 года бежал с охваченной резней родины. Его вторым отечеством стало только что созданное на обломках Австро-Венгерской империи Королевство сербов, хорватов и словенцев, король которого Александр I Карагеоргиевич так любил Россию и русских.

Сначала ученый стал профессором университета в Скопье, затем – в Любляне. Именно там спустя более полувека после кончины Бубнова, в библиотеке Словенской академии науки и искусства, историк математики Олег Смирнов обнаружил рукопись воспоминаний Николая Михайловича. Сегодня эти воспоминания вышли в свет. Подготовил труд к печати и составил комментарии Олег Смирнов.

Первое, что делает воспоминания Бубнова особенно интересными, – это фигура его отчима, великого мастера русского сказа Николая Семеновича Лескова. Картины детства, как и все последующие события, выписаны мемуаристом четко и ясно. Николай Михайлович прекрасно умел, как и большинство ученых его времени, выражать свои мысли на бумаге. Итак, Лесков, его доброта, любовь к смачным, сочным простонародным выражениям, нравы в гимназии, первые поездки за границу. Женитьба, рождение сына, смерть жены. Нравы ученого сообщества в России и  Европе. Потрясающие по силе выразительности картины жизни в Киеве и перехода власти из рук в руки заставляют снова вспомнить Булгакова. С глубокой болью пишет Бубнов о зверствах ЧК и о переломе жизни в столице Украины во время Гражданской войны. Память у Николая Михайловича была прекрасная: «...для ареста не требовалось ничего, кроме сомнения в благонадежности, а для расстрела не требовалось иногда того, чтобы было доказано, что арестованный действительно совершил какой-то контрреволюционный поступок. Уже само положение человека, его образованность или экономическая обеспеченность рассматривались достаточными доказательствами того, что арестованный не коммунист, а заядлый «буржуй»…»

Однако, наверное, особый интерес представляют размышления Бубнова на столь болезненную сегодня тему взаимоотношения Украины и России и корней нынешней сложившейся трагической ситуации: «…при республике Керенского стал проводиться в жизнь адский австро-германский план, состоящий в разделении России на два государства: великорусское и украинское. Последнее должно было захватить почти все южные губернии европейской России. Критерием должен был служить диалект, на котором говорит крестьянство в южной России, а именно малорусский, или, говоря по-новому и с политической задней мыслью, «украинский язык»... Эта идея была подхвачена уже давно некоторыми интеллигентскими кружками, причем не остались без влияния некоторые ошибки прежнего правительства, стеснявшего одно время свободу развития украинского языка и его проявление в печати. Ответом со стороны интеллигентских украинских кружков, подталкиваемых из Галиции и действовавших в согласии с австрийским науськиванием, была страшная ненависть ко всему великорусскому: и языку, и народу. Появилась невероятная, иногда до смешного преувеличения доходившая национальная гордость. Стали утверждать, что украинцы чуть ли не самая культурная нация в мире, у которой великороссы недостойны развязывать ремни на обуви».

И свою точку зрения Николай Михайлович обозначал четко: «Для меня русский народ политически и культурно един, но в трех лицах, что касается диалектов, а именно: великорусского, малорусского и белорусского, а литературный и культурный язык у него пока что тоже один». Да, о многом заставляют задуматься воспоминания великого медиевиста. 

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ