«Мы встретимся в солнечном луче»: Письма Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской: 1920–1926; [вступ. ст. Р.Бёрда и Ф.Черкасовой; предисл. С.Шейлз; публ., сост., подгот. текста, примеч. Р.Бёрда, Ф.Черкасовой].
Издательство:
Русский путь
Год выпуска
2014
Число страниц:
624
Переплет:
твердый
Иллюстрации:
вкл. 16 с.
ISBN:
978-5-85887-436-2
Размер:
215×150×30 мм
Вес:
760 г.
Теги:
рекомендуем Голосов: 23, Рейтинг: 3.1 |
630 р.
Описание
Письма замечательного русского поэта Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской (1893–1967) — это история любви двух людей, которых немилосердный ХХ век не щадил, разъединял, но разъединить не мог. Дагмар Шаховская сыграла большую роль в судьбе поэта. Именно о ней писал Бальмонт в стихотворении «К далекой» (1921) и единственном романе «Под новым серпом» (1923). Письма Бальмонта к Дагмар не только отражают их личные отношения, в своей совокупности они представляют собой целый эпистолярный роман, причем этот роман – одно из самых захватывающих произведений поэта: в них он описывал самые разные драматичные коллизии своей судьбы, историю отношений с Д.С.Мережковским, С.С.Прокофьевым. И.А.Буниным и другими известными современниками, непростую историю сотрудничества с берлинскими и парижскими издательствами. Русское зарубежье в этой книге мы видим полнее и многое ценное о жизни русской диаспоры узнаем впервые. Публикуемые письма хранятся в архиве Йельского университета, корпус дополняют также материалы из архива С.К.Шейлз, дочери К.Бальмонта и Д.Шаховской.
ИЛЛЮСТРАЦИИ
СОДЕРЖАНИЕ
Роберт Бёрд, Фарида Черкасова. ЛЮБОВЬ И ИЗГНАНИЕ
Светлана Шейлз. ДАГМАР ШАХОВСКАЯ: Биографический очерк
«МЫ ВСТРЕТИМСЯ В СОЛНЕЧНОМ ЛУЧЕ»
Письма Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской
1920–1926
1920
1921
1922
1923
1924
1926
ПРИЛОЖЕНИЯ
I. Дарственные надписи Константина Бальмонта на книгах, подаренных Дагмар Шаховской
II. Письма Константина Бальмонта детям Георгию и Светлане
III. Места жительства Константина Бальмонта и Дагмар Шаховской. 1920–1924
Аннотированный указатель имен
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ
Это история о любви и о двух любящих, которых немилосердный век не щадил, всячески разъединял, но разъединить не мог. Дагмар Шаховская прошла «три вражеские царства, чтобы поцеловать любимого». Возможно, именно о ней писал Константин Дмитриевич Бальмонт в стихотворении 1921 г. «К далекой»: «Быть может, там, в родимой стороне, / Желанная томится обо мне, / И я пою, в ее душе, на дне». Письма Бальмонта к Дагмар не только отражают их личные отношения и жизнь их эпохи, в своей совокупности они представляют собой целый эпистолярный роман, причем этот роман — одно из самых захватывающих произведений поэта.
Бальмонт по природе скиталец, непоседливый в пространстве и беспокойный в любви. В годы его близости с Дагмар он живет попеременно то в Париже, то в Бретани, то в других местах вблизи любимого им «Океана». Когда он в Париже, Бальмонт буквально опьянен литературной и светской жизнью, пишет лекции и готовится к выступлениям, заряжается творческой энергией мировой культурной столицы. Когда он в деревне, то он так же беззаветно упивается природой и одиночеством. Мечтает он и о других пристанищах — о других центрах русской эмиграции, об экзотических странах своих давних дальних странствий, а больше всего — о покинутой родине. Разнообразно и семейное окружение Бальмонта. В годы эмиграции его семья состоит из трех «дам»: его третьей, гражданской жены Елены Константиновны Цветковской (1880–1943), их дочери Мирры (1907–1970) и Анны Николаевны Ивановой (1877–1939) — преданного друга семейства и многострадальной помощницы. В советской России у Бальмонта осталась еще одна семья — жена Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт и дочь Нина Константиновна Бруни, с которыми он сохраняет контакт по мере возможности. У Бальмонта часто вспыхивают иные увлечения, старые и новые, от давней знакомой художницы Е.Ю.Григорович до актрисы Шошаны Авивит. Однако на протяжении 1920-х его главной, самой пламенной страстью остается княгиня Дагмар Эрнестовна Шаховская (урожденная фон Лилиенфельд), эстонка по рождению, немка по языку, русская дворянка по замужеству, муза по любви.
Об обстоятельствах их случайного знакомства в Большом Николопесковском переулке холодной и голодной осенью 1919 г. или зимой 1919–1920 гг. можно судить по косвенным упоминаниям в письмах Бальмонта к Дагмар о том, как она его спасла «волшебными ботиками», после того как он лишился обуви в сугробе. Возможно, что именно об этой встрече идет речь в очерке Бальмонта «Как я не украл», в котором он рассказывает о своей голодной жизни в Москве ранней весной 1920 г.: «Утро было свежее. Вчера подтаявшая земля подмерзла, хотя Солнце грело сильно, несмотря на ранний час. <…> Незадолго перед этим я ночью утопил в глубоком сугробе свои калоши, ходил без оных, и простудился почти смертельно, и слег. И некоторая сердобольная дама, мне незнакомая, но любившая мои стихи, узнав о моем несчастии, смастерила мне из зеленого сукна, содранного со стола, превосходные валенки, шествуя в которых я был горд, как кот в сапогах». Между ними возник роман, вскоре прерванный отъездом Бальмонта с семьей из советской России. Бальмонт, похоже, быстро смирился с разлукой, однако Дагмар приложила невероятные усилия, чтобы воссоединиться со своим возлюбленным и связать с ним всю свою последующую жизнь. После их первой встречи во Франции Бальмонт писал 30 января 1922 г. Н.К.Кусевицкой: «Хоть гонит меня Судьба и мучает, но эта радость мне не изменяет».
Возникшая в тяжелейших условиях военного коммунизма и расцветшая в эмиграции, поэтическая любовь Бальмонта и Дагмар Шаховской представляет разительный контраст их все ухудшающемуся бытовому положению. Письма Бальмонта рисуют подробную картину быта русских — особенно русских писателей — в эмиграции. Поэт пользовался помощью многих друзей и почитателей, как известных (например, Сергей Прокофьев и Сергей Рахманинов), так и относительно безвестных (например, американец Винсент Баудич (Bowditch) и «жемчужник» Леонард Розенталь). С начала 1921 г. периодически проводились творческие вечера Бальмонта, порой поэт находит почитателей и в других центрах эмиграции, таких как Прага и Рига. Он участвует в писательских организациях, от которых время от времени получает пособия и ссуды. Поначалу он также прилагает усилия, чтобы пробиться к французскому читателю и быть принятым французскими и другими европейскими литераторами. Однако отсутствие стабильного источника дохода создает постоянный стресс, который определяет жизнь Бальмонта во все годы его эмиграции. У Дагмар же не было и того. Она подрабатывала как могла, получала помощь из Германии от престарелой матери, причем охотно делилась даже этими грошами со своим возлюбленным. <...>
Роберт Бёрд, Фарида Черкасова
РЕЦЕНЗИИ
Виктор Леонидов
Новый журнал. №278. Март 2015
«Ты была бы Валькирией, когда-то моя, моя любимая. Мы с тобой носились бы как бешеные на черных конях, как когда-то я мчался в горах Кавказа, в Кабардинской области, и в Крымских горах под Ай-Петри, и в Мексиканской пустыне, — и как с Тобой мы когда-то мчались в веках в Скандинавии. И будем снова вместе, не только в днях, но и веках. Во мне поет воля. Твоя душа полна воли. Мне желанно в Тебе, что так много в Тебе упрямой воли, хотящей, ждущей, добивающейся». Думаю, многие, кто занимается историй Серебряного века или просто любит произведения его дивных участников, узнали автора этих «громокипящих строк». Конечно, это он. Великий поэт и переводчик, человек, стремившийся соединить культуру Востока с европейской. Неутомимый путешественник и энциклопедист, кумир российских женщин начала ХХ века — Константин Дмитриевич Бальмонт. А вышеприведенные, захлебывающиеся от восторга и чувства слова предназначались удивительной женщине, происходившей из обрусевшего немецкого княжеского рода, — Дагмар Элизабет Эбба, ставшей Шаховской.
Вся жизнь Бальмонта была каким-то непрекращающимся спектаклем. Как и его любовь к Дагмар, словно сошедшей со страниц французского сентиментального романа. Но ее сделали бессмертной не перо Флобера или Мопассана; эту страсть создала жизнь.
Они познакомились в голодной и ледяной Москве 1920 года. Не было ни дров, ни еды. И, тем не менее, в этой непостижимой России толпы наполняли залы поэтических вечеров и театров. Среди смертей и голода чудилось рождение нового мира. «…Я ночью утопил в глубоком сугробе мои калоши, ходил без оных, и простудился почти смертельно, и слег. И некоторая сердобольная дама, мне незнакомая, но любившая мои стихи, узнав о моем несчастии, смастерила мне из зеленого сукна, содранного со стола, превосходные валенки, шествуя в которых я был горд, как кот в сапогах», — вспоминал поэт. Благодетельницей этой и стала Дагмар Шаховская.
Любовь поразила их сразу. У Бальмонта была семья, помимо которой — еще подруга жизни, но существовать друг без друга поэт и княгиня уже не могли. Впоследствии, когда Бальмонт с близкими покинул Советскую Россию, Дагмар Шаховская поехала за ним. Но как! Выменяла за пачку папирос на рынке поддельный паспорт, выписанный на имя крестьянской жены, измазала руки, ногти. Зная, что драгоценности, которые везла с собой, могут отобрать на границе, спрятала их за колесами поезда, а потом сумела вынуть. Из Финляндии в Европу перешла через заминированный финский залив.
В Париже они встречались нечасто. Дагмар родила Бальмонту дочь, потом сына. Семьи они так и не создали. Зато были письма. Бальмонт писал их так же, как стихи. Яростно, порывисто. Рассказывал о своих непростых отношениях с собратьями по изгнанию — Буниным, Мережковским, Шмелевым, Куприным, о работе над романом «Под новым серпом», мечтал о новых встречах. Послания эти в конце концов оказались в архиве Йельского университета (США). После Второй мировой войны судьба забросила дочь Бальмонта за океан. Как самую драгоценную реликвию она хранила эти листы и открытки и переплела их в отдельные тома. Но бурные события ХХ века не дали возможность сохранить все. Оставшиеся четыре тома и составили книгу «“Мы встретимся в солнечном луче”: Письма Константина Бальмонта к Дагмар Шаховской. 1920–1926», куда вошли и воспоминания Светланы Константиновны Шейлз «Дагмар Шаховская. Биографический очерк». Подготовили книгу профессор Чикагского университета Роберт Берд и Фарида Черкасова.
Ни один исследователь, изучающий жизнь и наследие Бальмонта, равно как и любой, желающий прикоснуться к этой сверкающей комете Серебряного века, без этой работы уже не обойдется. Перед нами, собственно говоря, — дневник его бурной жизни. Поэт рассказывал Дагмар о болезнях дочери, о нечестности издателей, о мизерных гонорарах. Его оценки друзей и писателей, в частности, Бунина, менялись от письма к письму. Но всегда, во всех посланиях каждая строка просто звенела любовью. «Моя милая, помнишь ли ты ту раннюю весну в Москве? О, наше мартовское и апрельское небо над златоглавою нашей Москвой! Нигде нет безглагольного пения таких красок, разбросанных по утреннему и вечернему небу. Я говорил Тебе: — когда я увидел Тебя в Большом Николопесковском переулке, я воскликнул: вот странное и желанное лицо, на котором написана Судьба. Ты шла как завороженная. Ты шла, как тот, кто идет, не зная, куда идет он, но должен идти туда, куда он идет. И вот мы перекликаемся, как две птицы, которым хочется быть вместе, и они в одном лесу, но на разных его опушках». Остается только поблагодарить всех, кто сделал эту книгу, — тем самым позволив нам прикоснуться к истории этой любви.
Виктор Леонидов
Кончил поэму, которая приведет Тебя в восторг…
Поэт и княгиня: Константин Бальмонт и Дагмар Шаховская
НГ-Ex Libris. 20.11.2014
«…Я ночью утопил в глубоком сугробе свои калоши, ходил без оных, и простудился почти смертельно, и слег. И некоторая сердобольная дама, мне незнакомая, но любившая мои стихи, узнав о моем несчастии, смастерила мне из зеленого сукна, содранного со стола, превосходные валенки, шествуя в которых я был горд, как кот в сапогах». Так писал Константин Бальмонт, вспоминая 1920 год, голодную, ледяную Москву и начало своего знакомства с Дагмар Шаховской, немецкой княгиней, подарившей впоследствии ему двух детей.
Кумир России, идол восторженных дам, поэт, путешественник, переводчик, он все делал с восторгом и упоением. Как в творчестве, так и в личной жизни. Страсть к новообретенной возлюбленной захватила его. Любовь к нему также поразила Дагмар, если вспомнить слова Булгакова, «как убийца в переулке, как финский нож». Между ними возник роман, прерванный отъездом поэта и его семьи за границу. Однако сила этой любви была такова, что, несмотря ни на что, она рванулась за ним.
Выехать из Советской России было сложно. Дагмар купила на рынке за пачку папирос поддельный паспорт, по которому стала крестьянской женой, переоделась, изломала и испачкала ногти, зашила драгоценности в одежду. Услышав про обыски на границе, на одном из полустанков сумела запрятать драгоценности под вагон. Потом, после латвийской границы, смогла их оттуда вынуть. Ей не предоставили никаких документов, и она так же нелегально перебралась на лодке через заминированный Финский залив. Когда Дагмар Эрнестовна оказалась во Франции, они иногда встречались с Бальмонтом. Родился сын, потом дочь. Но все равно виделись редко. Такая была любовь — на расстоянии. Зато он все время писал ей письма. Захлебываясь от чувств, рассказывая о неурядицах эмигрантской жизни, о взаимоотношениях с собратьями по литературному цеху. Письма — своего рода дневник поэта. И сегодня все это эпистолярное наследие, хранящееся в архиве Йельского университета, дополненное материалами из частного собрания Светланы Шейлз, дочери поэта и немецкой княгини Дагмар, доступно всем, кого обжигает история лучших представителей Серебрянного века.
«Я не умею скоро писать письма и даже открытки пишу медленно. Я умею скоро писать только стихи. Не странно ли, правда? Я так владею фразой, красивой узорностью слов, меткой формулой, даже иногда остроумием, а писать письма для меня каторга, и, как всякая каторжная работа, письмо у меня осуществляется медленно», — признавался поэт в одном из посланий к своей возлюбленной. Однако Бальмонт в каждой строке оставался самим собой.
Дагмар Шаховская переплела все письма, которые отсылал ей поэт. За каждый год получилось по увесистому тому. Большинство из них сгинуло в водовороте ХХ века. Четыре оставшихся и стали основой книги. К изданию их подготовил профессор Университета Чикаго Роберт Берд.
В книгу вошли также воспоминания дочери Бальмонта, в которых она рассказала о своей непростой жизни. «Я очень страдала оттого, что не могла говорить о моем отце за пределами маленького круга эмигрантов. Иногда я спрашивала маму, почему он не живет с нами, почему нельзя о нем говорить, тогда как у других эмигрантских семей есть отцы и все об этом знают. Однажды она пояснила мне, что он не такой как все, исключительный, гений, и поэтому у него свой порядок жизни с необычным расписанием, что вокруг него много писателей и художников, что он часто пишет по ночам, и ему нужна тишина, и что это не та атмосфера, в которой могут нормально расти дети, и что ей пришлось выбирать между такой жизнью и детьми, и она выбрала детей».
Но, главное, это неповторимое слово Бальмонта и погружение в тот океан проблем, которые терзали его в эмиграции: издания, конечно, деньги, непростые взаимоотношения с близкими. И, конечно, страсть, с которой он ничего не мог поделать:
«Дагмар, моя милая, я чувствую, как Ты. Мне слишком мало ощущать Твою душу через нежные страницы Твоих писем. Я хочу видеть Твои глаза, всю Тебя, сильную, высокую и стройную… пролить Твой огонь в мой огонь. Я хочу и жду этого. Это должно прийти и скоро придет».
В письмах — дружба и размолвки с Буниным, с Мережковскими, с корифеями музыки — Прокофьевым, Рахманиновым. Во многих посланиях звучит ревность к собратьям по культуре, но прежде всего в них пульсируют любовь и огромный талант, дар слова, которым обладал этот поразительный человек:
«Моя милая, я только что кончил лунно-океаническую поэму, которая, знаю, приведет Тебя в восторг. Я слышу сейчас за окном близящийся шелест украшенного лунной епанчой прилива. Океан говорит со мной своим бессмертным языком, и я люблю сейчас Мир, и я люблю свою душу за то, что она бывает — такая, и ясно у меня в душе. Так цельно и светло, так верю в Божью правду и во все, что посылает нам Судьба, как бы ни было это трудно. Он знает за нас».