А.Немзер. К читателю

ПУБЛИКУЕТСЯ ВПЕРВЫЕ:
Из наследия Александра  Солженицына

Александр  Солженицын. Из «Литературной коллекции»
        Николай Лесков
        Виктор Астафьев

        Публикация, подготовка текстов, предисловие и примечания Н.Д.Солженицыной

«Открытую почту нам Москва обрубила в оба конца…»:
Из переписки Александра Солженицына и Лидии Чуковской (1974–1977)

        Публикация, подготовка текстов и комментарии Е.Ц.Чуковской и Н.Д.Солженицыной, вступительная заметка Е.Ц.Чуковской

Статьи,  дискуссии,  воспоминания

А.С.Немзер. Жизнь и Поэзия в романе  «В круге первом»
И.Е.Мелентьева. Солженицын читает Лескова
Б.Н.Любимов. «Пир победителей» на сцене Малого театра: Из истории постановки
Л.А.Колобаева. «Река, впадающая в пески»?: Художественные прогнозы Александра Солженицына («Раковый корпус»)
А.Д.Шмелев. Скобки у Солженицына
Э.-Б.Вахтель. «Один день…» пятьдесят лет спустя
        Авторизованный перевод с английского Н.П.Гринцера

«Cолженицын: Мыслитель, историк, художник»:
Круглый стол

Ведущие: В.А.Москвин, О.Б.Василевская
Выступления: Н.Д.Солженицына, Э.Э.Эриксон, мл., А.С.Немзер, Н.П.Гринцер, Л.И.Сараскина, П.Е.Спиваковский, И.Б.Роднянская, Б.Н.Любимов, Р.А.Гальцева, А.Е.Климов, П.Г.Проценко, И.Е.Мелентьева

ЛИТЕРАТУРНАЯ ПРЕМИЯ АЛЕКСАНДРА СОЛЖЕНИЦЫНА

Н.Д.Солженицына. О премии
        Введение
        Из истории: Интервью еженедельнику «Книжное обозрение»
Устав
Лауреаты (1998–2010)
Книжная серия
Премия 2011
    Решение жюри
    Церемония награждения

         Ведущая: Н.Д.Солженицына
         Выступления: Л.И.Сараскина, П.В.Басинский, А.А.Авдеев, Е.В.Иванова, М.В.Сеславинский, Н.В.Каверин, Е.Ц.Чуковская
Премия 2012
    Решение жюри
    Церемония награждения

        Ведущая: Н.Д.Солженицына
        Выступления: П.В.Басинский, В.О.Отрошенко,  М.А.Анашкевич, О.О.Павлов

ХРОНИКА

        Раздел подготовлен Г.А.Тюриной

Издания произведений А.И.Солженицына
Литература о творчестве А.И.Солженицына
Фильмы, интервью
Конференции, симпозиумы
Выставки
Музеи     
Произведения А.И.Солженицына в искусстве
Семинар, посвященный трудам и дням писателя
In memoriam

АРХИВНЫЕ НАХОДКИ

Лотман и Солженицын: Воспоминания, письма, дарственные надписи.
    К 90-летию со дня рождения Ю.М. Лотмана
    и 50-летию публикации «Одного дня Ивана Денисовича»
    Ю.М.Лотман. [Из «Не-мемуаров»]
    Письма, дарственные надписи

        Публикация, подготовка текстов, предисловие и примечания Г.А.Тюриной

Об авторах
Summary
Contents

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Без малого полвека назад Александр Исаевич Солженицын сделал запись, позднее подаренную Корнею Ивановичу Чуковскому для его рукописного альманаха — «Чукоккалы»: «В произведении не должно бы быть слабых (не несущих нагрузки) участков. Ни одного! Произведение должно бы быть в высокой степени однородно. Тогда оно — истинно, и оно привлечёт наше внимание по одной музыкальной фразе (включили случайно приёмник), по нескольким кинокадрам, по нескольким наудачу прочтённым строкам».
Речь здесь идет о главном долге всякого художника, о стремлении к совершенству как условии подлинного творчества. Этому императиву подчинена вся писательская работа Солженицына — от лагерных стихотворений до двучастных рассказов. Высочайшая требовательность к себе, непрестанная забота о смысловой плотности и архитектурной стройности любого сочинения равно значимы для занимающей треть или четверть страницы «крохотки» и десятитомного «повествованья в отмеренных сроках». Много раз Солженицын повторял, что он в первую очередь писатель, что его публицистика, посвященная политическим, историческим, религиозным, этическим, литературно-критическим вопросам, частью надиктована конкретными обстоятельствами, частью «договаривает» сказанное в художественной прозе. Однако и в публицистических выступлениях Солженицын опознается по нескольким строкам (если не словам). Выверенность, смысловая многомерность и могучая энергия его речи сохраняются и в статьях, заметках, письмах, положенных на бумагу беседах и интервью. Художник остается художником и в «пограничных» жанрах — тем более, если это автор великого и победительного «опыта художественного исследования».
Но кроме ответственности мастера существует и ответственность читателя. Всегда ли мы, даже искренне восхищаясь «несколькими строками», берем на себя труд увидеть и оценить их неразрывную связь с целым солженицынского повествования? И тем более соотнести глубоко тронувшую нас вещь с другими работами художника? Не довольствуемся ли сразу открывшимися нам — пусть очень важными — смыслами и/или художественными решениями? Иными словами, всегда ли мы слышим истинный голос Солженицына, не подменяем ли его слово — пусть с самыми лучшими намерениями — чем-то иным, нам более привычным, удобным или потребным?
Разумеется, назвать Солженицына писателем «нерасслышанным» невозможно. Уже «Один день Ивана Денисовича» радикально изменил российское общественное сознание — и отменить этот грандиозный поворот, сделать бывшее — небывшим не смогли ни напитанная ядовитой клеветой травля писателя, ни запрет его немногих прорвавшихся в подсоветскую печать сочинений, ни свирепая борьба с самиздатом, ни изгнание. «Архипелаг ГУЛАГ», созданный — как не уставал подчеркивать Солженицын — при деятельной помощи читателей «Одного дня…», повернул ход мировой истории. Быть может, со временем мы уразумеем, что и воздействие на мир и нашу страну «Красного Колеса» не так ничтожно, как заверяют его ожесточенные оппоненты. (Не дерзнем судить о том, какую роль вдумчиво прочитанное «повествованье в отмеренных сроках» может сыграть в нашем — сейчас сильно затуманенном — будущем.) Книги Солженицына продолжают читать в России, на Западе и на Востоке — свидетельством тому постоянно множащиеся издания и переводы.
<...>
В сентябре 2010 года в научном центре Дома русского зарубежья появился отдел по изучению наследия А.И.Солженицына, с мая 2011-го при отделе начал работать семинар, призванный споспешествовать творческому общению профессиональных исследователей жизни и творчества писателя и его заинтересованных читателей. Появление первого выпуска «Солженицынских тетрадей» — закономерное продолжение этого проекта. И не только потому, что несколько прозвучавших на семинаре докладов обрели в «Солженицынских тетрадях» статейную форму.
Сотрудники отдела и участники семинара надеются, что новое ежегодное издание станет общим домом для всех, кто занят изучением творчества и судьбы Солженицына, что здесь сохранится дух заинтересованной, азартной и доброжелательной дискуссии, царящий на заседаниях семинара. В каждом выпуске «Тетрадей» будут появляться публикации из творческого наследия Солженицына и его огромного эпистолярия, различного рода документы, связанные с жизнью и работой писателя, мемуары о нем и его эпохе, исследования, посвященные конкретным произведениям, их взаимосвязям, логике творческого пути писателя, его отношениям с предшественниками и современниками — художниками, философами, политическими и общественными деятелями, о месте Солженицына в истории литературы и культуре, его роли в ходе истории ХХ столетия и той истории, что творится сегодня. Разумеется, «Тетради» будут по мере сил информировать о том, что происходит в пространстве Солженицына, — о значимых изданиях его книг, новинках исследовательской и учебной литературы, конференциях, выставках, спектаклях, фильмах, очередных решениях жюри Литературной премии Александра Солженицына.
Работая над первым выпуском, мы верили, что наше начинание не останется без ответа, что оно стимулирует движение научной мысли и порадует тех, кому по-настоящему дороги «Один день Ивана Денисовича» и «Матрёнин двор», «В круге первом» и «Раковый корпус», «Архипелаг ГУЛАГ» и «Красное Колесо», сердечный лиризм «Крохоток» и напряженная ищущая мысль публицистических статей, — то есть истинный и единый Солженицын во всей его необъятности.
Если это сбудется, то вкладчики и редакторы новорожденного издания со временем заслужат право сделать девизом «Тетрадей» одну из предназначавшихся для «Чукоккалы» пословиц, что, по слову  Александра Исаевича, «могут быть поняты как существенные суждения об искусстве и литературе» — «Не на себя пчела работает».

РЕЦЕНЗИИ

Андрей Мартынов

Нобелевский лауреат: от Лескова до Малого театра

Посев. Т.1, 2015. С. 45-47.

Биография и творчество Александра Солженицына (1918–2008) стали предметом пристального исследования уже при жизни писателя. Еще в 1973 году вышла библиография работ об авторе «Матренина двора», составившая 2465 позиций, а в 1980-м — первый том ежеквартальника Solzhenitsyn Studies (редактор Майкл Николсон).

К сожалению, в России серьезное изучение Солженицына запоздало. Если книги самого писателя начали довольно оперативно публиковать еще в годы «перестройки», то число трудов о нем было и остается много скромнее.

Поэтому появление специализированной серии в рамках издательства «Русский путь» нельзя не приветствовать.

Первый выпуск открывается публикацией ранее не издававшегося очерка Солженицына из «Литературной коллекции», посвященного Николаю Лескову. Автор восхищается «охватным» пониманием описываемой писателем общественности, в которой «либералов… не слишком отграничивает от революционеров». Нобелевский лауреат ценил в Лескове, что он (вместе с Тургеневым, Писемским, Крестовским и «робким» Гончаровым) до Достоевского открыл «бесов» в романе «Некуда» (1864).

Вместе с тем Солженицын отмечал, что само произведение «рыхло-рассыпчато», композиция «раздерганная», отсутствуют сквозные сюжеты. Поэтому «по этой книге его трудно полюбить». И заключает — «жаль: со столь зоркими мыслями Лесков обвалился художественно». К сожалению, и в дальнейшем многие лесковские книги оставляли у Солженицына неоднозначные чувства. Яркость диалогов, народный язык 1-й части «Жития одной бабы» обесценивается вырождением действительно сильного сюжета к банальной мелодраме; гениальный сказ о «Левше» соседствует с крайне неровными «Соборянами».

Концептуально к очерку примыкает статья Ирины Мелентьевой «Солженицын читает Лескова». Она обращает внимание, что Солженицына и Лескова во многом сближает схожесть художественных приемов. В своих романах они не акцентируют любовные линии (они присутствуют, но несколько приглушено), объединяет писателей и стремление к историчности, достоверности, а также отрицательное отношение к иностранным заимствованиям.

Ценил Солженицын и лесковский язык. В созданный «Русский словарь языкового расширения» было включено 75 лесковских лексических единиц.

Также в первом томе начата публикация переписки Солженицына с Лидией Чуковской, дочерью знаменитого детского писателя. Александр Исаевич делился с Лидией Корнеевной многими своими сокровенными мыслями: «Крутишься днем с делами, и будто все ничего. А ночью проснешься, и дико защемит: да куда ж я попал? что ж это со мной делается? Да как бы это хорошо сейчас проснуться в Переделкине или, по первому холодку, уже переезжать в Борзовку? Когда вернусь (вернусь, конечно), все уже будет сдвинуто, и неизвестно, в какой точке России предстоит мне доживать свой век». Возможно, нобелевский лауреат так писал оттого, что тяжело переживал непонимание Западом, с его «слонячей тонкостью», «русского вопроса». В частности, после поездки по Испании он признавался: «говоря по-архипелажному — здесь мир небитых фреев и жить между ними ужасно тоскливо, просто отчаянно! Старый Свет, Новый Свет — не знаешь, где хуже. К этому обществу формальной свободы и существенного бессердечия мне, да и многим нам, привыкнуть совершенно невозможно. Живем — как не живем, а только: когда вернемся»?

В свою очередь Чуковская, высоко ценя писательское дарование Солженицына, тем не менее, указывала ему на ошибки: «Вот Конквест пишет точнее Вас, да, точнее», приводя его цитату из «Большого террора», что «на каждого пострадавшего члена партии приходилось 8 — 10 брошенных за решетку простых граждан». При том, что «Архипелаг ГУЛАГ» она считала «храмом великим и нерукотворным».

Интересна статья-воспоминание члена жюри Литературной премии Александра Солженицына историка театра Бориса Любимова о постановке пьесы «Пир победителей»  на сцене Малого театра. Он пишет о запрете спектакля в годы «перестройки». Касаясь собственно «Пира» Любимов задавался риторическим вопросом: «как можно было сочинить в лагере пьесу, излучающую веселье, свет, радость, чувство победы», видя в здесь «одну из загадок солженицынского абсолютного сопротивления тем условиям, в которые его ставит жизнь».

Мемуарист обратил внимание на символическую деталь: в театре работал (и работает) Вячеслав Езепов. Его отец, ведший дело капитана Солженицына в 1945 году, присутствовал на премьере спектакля 25 января 1995 года.

Во втором выпуске продолжена публикация «Литературной коллекции» впервые опубликован мемуарно-литературоведческий очерк «Мой Булгаков». Солженицын вспоминал, что после того, как в 1941 году увидел в легендарном МХАТе «Дни Турбиных», «остался я на многие годы — фронта, тюрем, лагерей — с ощущением моей прямой родности этому загадочному автору – как будто он мой отец или старший брат».

При этом Солженицын сохранял критическое отношение к писателю. В частности, он довольно прохладно оценивал «Бег»: «ощущается придавленность … Срезанный потолок политической мысли, нарочитая измельченность этих мыслей. А есть и переклон к советскости: почти невозможен ординарец Кропилин (правильнее: вестовой Крапилин — А.М.) с его разоблачениями. — А преследование от призрака — уж такой застарелый стандарт мировой литературы, и не убедителен для перехода Хлудова к красным». Отметим, что вероятно, и сам Булгаков сомневался в возможности такого перехода. В частности, поэтому окончательным вариантом стало самоубийство генерала.

Том также содержит переписку Елены Булгаковой с Солженицыным. Александр Исаевич мыслился Еленой Сергеевной «неожиданным другом». Она признавалась, что книга «Нового мира» с «Матрениным двором» и «Случаем на станции Кречетовка» «лежит у меня на столе. Мне дали ее на время, но я постараюсь не отдать». Сами же рассказы называла «изумительными». В свою очередь Солженицын посоветовал организовать первую публикацию «Мастера и Маргариты» в журнале «Москва» — так «выйдет скорее».

Из статей сборника выделяется исследование Андрея Немзера «Колесо в Круге», посвященное, «присутствию в первом романе Солженицына его заветной книги». Автор постепенно вводит читателя в тайну замысла. Лишь в двадцать седьмой главе «Круга» в разговоре Дмитрия Сологдина с Глебом Нержиным выясняется, что последний пишет роман о «новом смутном времени» (революции).

В числе других смысловых пересечений можно указать схожесть типажей героев. Так Илларион Герасимович из «Круга» выступает в определенной степени двойником Петра Ободовского из «Красного колеса». Оба сторонники технической элиты, превосходства труда над словом, они выступают как «делатели», согласно терминологии Солженицына. Есть и образы, продолжающие традицию рыцарей: художник Ипполит Кондрашёв-Иванов и тот же Сологдин в «Круге», историк Ольда Андозерская и генерал-майор Александр Нечволодов в «Колесе». Можно вспомнить и протогонистов автора – Глеба Нержина и Георгия Воротынцева.

В сборнике присутствует статья Людмилы Сараскиной (также члена жюри солженицынской премии) о восприятии горбачевской «перестройки» глазами автора «Крохоток». Обращает внимание, что «запоздалое бесстрашие» с принятием очередных шагов реформ отмечал не только знаменитый писатель-изгнанник, но и добросовестные сотрудники аппарата ЦК КПСС, в частности, помощник генерального секретаря Анатолий Черняев. Одновременно он проводил вполне обоснованные параллели между описанием событий в «Марте Семнадцатого» и весны 1990 года. Как следствие, такой межеумочной ситуации, несмотря на декларируемую «гласность» долгое время сохранялись цензурные препоны в отношении возможности публикаций Солженицына, руководители партии открыто выражали нежелание обсуждать «Как нам обустроить Россию» — «брошюра нам целиком не подходит».

К сожалению, есть в рецензируемых книгах и недочеты. Так, некоторые фото из альбомных вкладок никак не связаны с текстами сборника. Например, в первом томе есть подборка иллюстративных материалов, связанных с «Красным колесом» (о Смысловских, «Дневник Р-17»), но никаких специальных статей, посвященных «повествованью в отмеренных сроках» в нем нет.

Следует отметить, что это не первая книга «Русского пути» о Солженицыне. Ранее (в том числе и при жизни писателя) издательство публиковало сборники о творчестве нобелевского лауреата, в частности, материалы конференций. Остается надеяться, что и эта традиция не будет забыта.

Виктор Леонидов
«Мы — пленники здесь, на Западе…»
Вечный оптимист о воскрешении России

«…Когда же родится критик, который объяснит фразу Солженицына? Легче всего с особенностями словаря, а синтаксис? Скрытый ритм при отсутствии явного? Емкость слова? Новизна движения, развития мысли? Кто поднимет такую работу или хотя бы начнет ее? Для того чтобы анализировать, надо привыкнуть, перестать обжигаться — а мы прикованы к смыслу, сведениям, обжигаемся болью...» Так писала Лидия Корнеевна Чуковская Александру Исаевичу Солженицыну в Европу. Через два года после его высылки, с надежной оказией, но все-таки абсолютно не зная, дойдет письмо или нет. Ибо любая официальная почтовая связь с опальным писателем была запрещена властями.

Чуковскую и Солженицына роднило многое. И общая судьба, и многолетняя личная дружба, но, наверное, главное — потрясающая, какая-то идущая из глубин веков яростная, самосжигающая борьба за правду. Так, наверное, бились за свою веру старообрядцы, раскольники, которых не мог устрашить никакой костер. Лидия Корнеевна сравнивала «Архипелаг ГУЛАГ» с вечевым колоколом, с могучим словом Аввакума. И абсолютно то же можно было сказать о самой Лидии Чуковской, о ее войне за справедливость, которую она вела с огромной системой советской лжи. Недаром одним из главных героев этой удивительной женщины всегда оставался Герцен. Она ничего и никого не боялась. Ее письма и обращения, ходившие в самиздате, читались взахлеб. Потому что поразительная откровенность и смелость сочетались в строках Чуковской с подлинным литературным талантом. С ныне почти забытой золотой традицией русской литературы, когда каждое слово проходило через душу и сердце автора. И вот сегодня ее мечты о серьезном, исследовательском подходе к творчеству Солженицына получили новое воплощение. Совсем недавно к очередному дню рождения Александра Исаевича увидел свет первый выпуск «Солженицынских тетрадей».

Как написал в предисловии его главный редактор Андрей Немзер, альманах явился продолжением большой и систематической работы, которую в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына вел и ведет отдел по изучению наследия великого писателя. Ибо давно назрела необходимость издания, где под одним сводом соединились бы самые различные материалы и исследования, связанные с жизнью и творчеством русского пророка ХХ века.

Конечно, одна из главных жемчужин «Тетрадей» — это доселе не опубликованные тексты самого писателя. И здесь всех ждет новое потрясение как от его дара, так и от обжигающих строк Лидии Корнеевны. Впервые публикуется их переписка за 1974–1977 годы. К этому времени Александр Исаевич был уже в Европе. Письма эти передавались через границу с надежными людьми, но все равно их часто изымали при обысках. Александр Исаевич писал на сложенных тоненьких листках, чтобы занимали как можно меньше места. Лидия Корнеевна к тому времени почти ничего не видела и выводила буквы крупным фломастером.

В этих письмах и оценки Чуковской публицистики Солженицына, вызвавшей такой переполох на Западе, и ее собственные размышления о судьбах России и закономерностях русской истории, об эмиграции, о роли Православной церкви, о еврейском исходе из СССР. Его ответы, сжатые, точные, упругие, где каждая мысль всегда полностью отточена и ясна до предела. Они часто спорят, но сквозь все несовпадения мнений просвечивает любовь и беспокойство друг за друга. «Уважаю верующих, завидую им, их стойкости, их мужеству, ненавижу гонителей. Но сама верить — нет. При этом и извинения не имею никакого: не было у меня пионерского детства и безбожной комсомольской юности. В детстве — религиозная, православная и любимая бабушка; лампадка; утреня… Все «как у людей», не могу жаловаться… Если воскрешение России должно совершится через Церковь, то я счастлива буду воскрешению, но сама останусь на паперти. В Церковь мне дороги нет, мне там всегда неловко, непритягательно. Это — чужой Дом, чужая святыня...» — пишет Лидия Корнеевна. И Александр Исаевич отвечает. Обдуманно, выверенно: «…Отдельные люди могут быть безупречно нравственными и без религии. Но целые общества — никогда. Итак, когда безверие приобрело масштабы национальные или всеземные — надеяться больше не на что. Религия совсем не сводится к нравственности и не ее единственную имеет целью. Оригинальность России много веков был не только в общине… а и в том, что вся психология жизни была пронизана христианством, очень впитали мы его когда-то — а теперь успешно вытравили из нас».

И, конечно, поражает уверенность Солженицына, что он обязательно вернется. Во многих строках звенит тоска по родине, которую он так любил. «Мы пленники здесь, на Западе, — писал он. — Во всех разнообразных испытаниях, какие уже за моими плечами, еще не хватало действительно этого: изгнания, чужбины. Удивительно, как, при самом избыточном и назойливом изобилии, это может не ощущаться ни осязанием, ни кожей, ни языком — все какое-то не того вкуса. Как будто все есть, завались… а главного нет, и как будто все ненастоящее. Может быть, со временем и пройдет. Поскольку я вечный оптимист, то духом не падаю и надеюсь в считанные годы, меньше, чем пальцев на руках, быть в России назад».

Александр Исаевич, как сейчас уже широко известно, отдыхать не умел. Абсолютно вся жизнь его подчинялась исключительно работе. Любые малейшие детали и встречи, которые могли быть полезны, всегда заносились на бумагу. Непрестанная работа по осмыслению окружающего и происходившего постоянно шла в нем. Так было и в лагере, где он создавал свои произведения, не имея ни листка, ни карандаша, так было и в годы преследований, когда никто не мог дать гарантию, останется ли он жить на следующий день или нет. И, конечно, по такому же распорядку шла жизнь в годы, которые он мог спокойно отдать работе.

Наталия Дмитриевна Солженицына представляет в «Тетрадях» очерки писателя из его «Литературной коллекции». Так назывались заметки, которые Солженицын набрасывал во время чтения тех или иных произведений. Как он сам писал, «заметки эти — вовсе не критические рецензии в принятом смысле… Каждый такой очерк — это моя попытка войти в душевное соприкосновение с избранным автором, попытаться проникнуть в его замысел, как если б тот предстоял мне самому». Значительная часть этих очерков была уже опубликована в «Новом мире». Однако здесь представлены записи, никогда доселе не печатавшиеся. И посвящены они Николаю Лескову и Виктору Астафьеву. «Русским из русских». Мастерам, чье слово явило в разные века саму суть народного сознания и представления его о мире. Причем Солженицын не просто находит слова для восхищения ослепительным даром лесковского сказа и суровой астафьевской прозы. Он анализирует языковые особенности, стиль, композицию, разбирает достоинства и недостатки. Но всегда, при любом тщательном исследовании, оставляет за собой право на свое личное мнение, не забывает донести до читателей, какие чувства вызвали у него «Соборяне» или «Печальный детектив».

Кроме наследия самого Александра Исаевича альманах представляет ряд материалов, связанных с исследованиями, посвященными самым различным событиям, связанным с именем писателя. И одни из самых заметных — вручение Литературной премии Александра Солженицына. Среди ее лауреатов — и филологи с мировым именем Владимир Топоров и Андрей Зализняк, и блистательные поэты Инна Лиснянская и Юрий Кублановский, и покойный несгибаемый прозаик зэк Леонид Бородин, и великий археолог Валентин Янин. В «Солженицынских тетрадях» приводится стенограмма торжественного вручения премии еще одному лауреату — дочери Лидии Корнеевны, Елене Цезаревне Чуковской. Эта хрупкая, спокойная женщина, которую весь литературный мир называл просто Люшей, поражала своим мужеством. Она прятала и перепечатывала запрещенные книги и оказала бесценную помощь Солженицыну. За такое можно было поплатиться головой, но Елена Цезаревна не признавала никаких препятствий. Сегодня за ее спиной десятки блестяще подготовленных к печати книг, в том числе и «Записки об Анне Ахматовой» Лидии Чуковской, а также собрание сочинений Лидии Корнеевны, тома Корнея Ивановича Чуковского. Вот что сказала Евгения Иванова, верная соратница Елены Цезаревны по изданию собрания сочинений великого сказочника и литературоведа: «Мне кажется, главная особенность Елены Цезаревны заключается в том, что, включаясь в любое дело, она сразу становится в нем «несущей конструкцией», и поэтому атланты так охотно и с такой готовностью поручают ей свой груз. Корней Иванович был первый, кто разглядел в ней этот талант, но этот талант сразу заметил и оценил Александр Исаевич».

Читатель «Солженицынских тетрадей» может познакомиться и с докладами, прозвучавшими на семинаре отдела по изучению наследия Солженицына в Доме русского зарубежья, и с яркими, интересными выступлениями на обсуждении книги «Солженицын: Мыслитель, историк, художник. Западная критика, 1974–2008; сборник статей», вышедшей в издательстве «Русский путь».

Солженицын и Запад, столкновение мнений, яростные выступления писателя в защиту России и с обвинениями не до конца понимающему нависшую угрозу сытому и благополучному европейскому и американскому обществу во многом стали основой для изучения антитезы Восток–Запад, для исследования цивилизационного развития в ХХ веке. Перекрестье мнений, вопросы, до сих пор вызывающие непрекращающиеся дискуссии, проблемы своего, русского пути, роли православия в сохранении моральных ценностей — все нашло отражение в удивительно значимом и глубоком разговоре.

Можно еще долго рассказывать об этой замечательной книге, но лучше поскорее взять ее в руки.

Передача «Книжное казино»: Ежегодный альманах «Солженицынские тетради»

Ведущие: Майя Пешкова, Ксения Ларина

Гости: Наталия Солженицына, Андрей Немзер

<...>

К. ЛАРИНА: Давайте мы перейдем к альманаху, «Солженицынским тетрадям». Что это за жанр?

А. НЕМЗЕР: Жанр вполне традиционный. Как есть «Временник Пушкинской комиссии», как есть периодически выходящий «Достоевский. Исследования и материалы», лермонтовские тома такие были в свое время. Совершенно понятно, что если образовался отдел, в котором работают заинтересованные, серьезные люди, то им хочется и свою работу представить, и привлечь — как с Пушкиным, с некрасовским ежегодником — привлечь сторонних, формально сторонних авторов, чтобы была постоянно выходящая книга (мы надеемся, что это будет ежегодник), в котором подводятся какие-то итоги и суммируется сделанное. А название материала и исследования, тоже глубоко традиционное, фиксирует две составляющие.

Первая, наверное, более важная дли широкого круга, это публикации из наследия Солженицына. Хотя 30-томное собрание сочинений осуществляется, даже и оно всего не покроет. В первом нашем томе два этюда из «Литературной коллекции» Александра Исаевича. Что такое «Литературная коллекция», напомню слушателям. Это раздумья, выписки о разных писателях и разных сочинениях. Они публиковались при жизни Александра Исаевича, он отдавал их в «Новый мир». Список этих публикаций предваряет во вступительном слове Наталия Дмитриевна, поэтому кто не помнит, посмотрит, сможет найти этюды старые Александра Исаевича, прежде публиковавшиеся, о Тынянове, о Самойлове, об Андрее Белом, о Леониде Бородине.

Я не люблю жанровой определенности, они очень разные. В нашем первом выпуске два таких этюда, очерка, эссе. Один о Лескове. Это очень интересный, очень рабочий текст. Видно, как Солженицын читал, как он сам удивляется, как он себя оспоривает, что он предполагал найти одно, а находит другое. Там замечательные выписки. В данном случае тут хорошо совпало, потому что есть эта публикация, а в статейном разделе есть, на мой взгляд, очень яркая работа Ирины Евгеньевны Мелентьевой, как раз сотрудника отдела, о Солженицыне, читающем Лескова, так и называется – «Солженицын читает Лескова». Ирина Евгеньевна смотрела пометы в библиотеке, она работала с теми томами, которые читал Александр Исаевич, что он подчеркивал. Мы привыкли к тому, что это же делалось с Пушкинской библиотекой, хорошо известно, большие работы есть с кругом чтения Достоевского. Конечно, мы только начинаем. Но это очень яркая статья. Замечательный, трогательный, меня захвативший доклад, когда я его слушал. Статья, на мой взгляд, оказалась еще лучше. Доклад интересно обсуждался. Вот это один сюжет.

А второй сюжет — о Викторе Петровиче Астафьеве, и он тоже зарифмован. Потому что один из разделов нашей «тетради» - это раздело о Солженицынской премии, о литературной премии Александра Солженицына, одним из последних лауреатов которой — увы, посмертно — был Виктор Петрович. Когда премия была объявлена, там звучали фрагменты из этого текста, который теперь можно прочесть целиком. Писатели читают не так, как читаем мы, обычные читатели, не так, как читаем мы, критики истории литературы. У них особое зрение, иногда совершенно непредсказуемое. Я уверен, что знакомство со всеми фрагментами «Литературной коллекции» важно. Я уверен, что эти два очерка по-настоящему хорошо заинтригуют, удивят. Это не то, что ждет средний человек. Это очень интересно, хотя местами неожиданно и местами царапающее.

<...> Есть еще третья и, на мой взгляд, тоже чрезвычайно захватывающая. Это фрагменты переписки Александра Исаевича и Лидией Корнеевной Чуковской. И мало чего я так жду от нашего книгопроизводства во всех смыслах, как публикации этой переписки.

Н. СОЛЖЕНИЦЫНА: Долго будете ждать, Андрей Семенович, потому что печатать это пока нельзя, эта выборка, здесь обрублены те линии, которым еще не пришло время. Вообще, раньше правила хорошего тона требовали, чтобы переписка издавалась не раньше, чем через 20-25, а то и 50 лет после смерти авторов. Теперь это всё, конечно, ускорилось. Александра Исаевича нет 4,5 года, Лидии Корнеевны дольше, и мы с Еленой Цезаревной Чуковской решили, что мы можем публиковать какую-то часть.

Это особая переписка. Она тянулась с момента их знакомства в 1965-66 году, но до высылки Александра Исаевича это были в основном записочки. Он часто останавливался у них на Тверской, приходил, оставлял какие-то записочки. Это первая часть, она тоже будет опубликована, в ней нет решительно ничего, что бы кого-нибудь задело, но там комментарии будут длиннее, чем сами письма, потому что ничего не понятно. Старались так писать, что если нагрянет ГБ, то и ГБ бы ничего не поняло. Наивно, но пытались. А вот разгар переписки — это высылка Александра Исаевича.

Вот нас изгнали, и в 1974 году сразу вслед за нами полетели разными путями сначала открытой почтой, а потом в ноябре 1974 года ее полностью обрубили. Так и называется раздел — «Открытую почту нам Москва обрубила в оба конца», это цитата из одного из писем. Эта переписка была в высшей степени интенсивно, потом она несколько затихла, когда наступили совсем темные времена, в разгар афганской войны.

Корреспонденты и журналисты, которые возили письма, боялись возить. Мы жили в Америке, американцы не главные джигиты в этом плане, скандинавы несравненно больше. И потом она постепенно сходила на нет, хвост был, когда мы уже вернулись сюда и можно было просто придти в гости, не обязательно было писать письма. Вот эта средняя часть, мы из нее взяли только маленькую часть. Это небольшая часть переписки. Но я присоединяюсь к Андрею Семеновичу с эпитетом «захватывающая». Она именно захватывающая.

А. НЕМЗЕР: Это редкостный случай удивительного понимания друг друга, понимания, отнюдь не подразумевающего полного согласия.

Н. СОЛЖЕНИЦЫНА: Там сплошной спор.

А. НЕМЗЕР: Там идет сплошной спор. Но на очень высоком интеллектуальном уровне и на очень высоком человеческом уровне, когда интересует суть дела, когда есть взаимное доверие и некоторый, если хотите, кроме прочего жизненный учебник — вот как себя вести, как строить свои отношения. Мы же люди не такого масштаба.

Н. СОЛЖЕНИЦЫНА: При любви, но несогласии. <...>

Кирилл Решетников

Мелкость букв – не помеха

В продаже первый выпуск мемориальной серии «Солженицынские тетради»

Александр Солженицын, похоже, принадлежит к тем ключевым фигурам недавнего прошлого, о которых всегда упоминали по самым разным поводам, но за последнюю пару лет как-то молниеносно забыли. Такой расклад вряд ли справедлив, на что и намекает мемориальный сборник «Солженицынские тетради».

<...>

Первое и главное, о чем может напомнить стартовый выпуск «Солженицынских тетрадей», — уникальность личности Солженицына, его интеллектуальное и просто стилистическое своеобразие. Впрочем, сама фактура времени, к которому привязаны публикуемые здесь солженицынские раритеты, выразительна ничуть не менее, и в этом смысле издание является пусть небольшим, но актуальным историческим документом. Погружаясь в тексты, представленные здесь, со всей отчетливостью понимаешь, что сейчас подобных людей уже почти нет, а те немногие, что остались, живут в своем книжном гетто и практически не имеют шансов быть оцененными по новым стандартам. Тот Солженицын, которого показывают нам «Солженицынские тетради», интересен не только как большой литературный и общественный деятель, но и как носитель ушедшей (может быть, еще не совсем) культуры — книжной, эпистолярной и просто бытовой.

Вот создатель «Красного колеса», немного освободившись от ежедневной работы над тоннами материала к этой исторической эпопее, впервые за долгое время позволяет себе отдых и добавляет в свой рацион классическую и советскую беллетристику (речь о середине 1980-х, Солженицын живет в Вермонте). Но у него остается привычка читать текст с карандашом, делать пометки и выписки, в результате чего появляется серия записок, которая в итоге получит название «Литературная коллекция». Она понемногу публиковалась в «Новом мире» на протяжении 1990-х и 2000-х, но опубликовано было не все, и вот издатели «Солженицынских тетрадей» предлагают нашему вниманию тексты, появившиеся при погружении писателя в творчество Николая Лескова и Виктора Астафьева. Для того чтобы в красках описывать диалог Солженицына с Астафьевым и Лесковым, формат краткой рецензии явно не подходит; можно лишь сказать, что людей с такой читательской хваткой, как у Солженицына, на весь русский интернет наберется, пожалуй, пять или семь.

А вот Солженицын переписывается с Лидией Чуковской — дочерью Корнея Чуковского, диссиденткой, мемуаристкой, литературной деятельницей широкого профиля, и эта переписка тоже действует как полноценная машина времени.

В других частях выпуска представлена эклектичная, но, несомненно, интересная «сборная солянка» — от работ современных исследователей до извлеченной из архивов рекомендации Ю.М.Лотмана выдвинуть «Один день Ивана Денисовича» на Ленинскую премию.

Что касается дискуссии вокруг Солженицына, то было бы удачно, если бы последующие выпуски «Солженицынских тетрадей» отражали ее более широко. Хотелось бы избавиться от впечатления, что сегодня Солженицын интересен только филологам, людям диссидентской культуры и тем, кто ориентирован на антикварный мир антисоветского «русского зарубежья» — ведь ясно же, что впечатление это ложное.

Впрочем, самое главное, чтобы современный читатель оставался читателем и мог уверенно произнести вслед за Лидией Чуковской: мелкость Ваших букв мне не помеха.