• Содержание
• Выдержки из предисловия
  

Эстетический неоромантизм в трагическую эпоху
письма Н.В.Устрялова к П.П.Сувчинскому

От составителя

Письма (1926–1930)

Примечания

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

В наследии русской эмиграции ХХ в. значительную часть составляют архивные источники — переписка, дневники и работы, написанные в стол. Все это можно считать своеобразным завещанием будущей России, хотя далеко не все его создатели понимали ценность и значение указанных документов. Впрочем, были и исключения — например, переписка И.С.Шмелева с И.А.Ильиным («Переписка двух Иванов»), участники которой надеялись, что рано или поздно она будет опубликована. Были и попытки публикации писем, например, Н.В.Устряловым («Моя переписка с разными людьми», неосуществленный проект), «Дневник» поэта М.А.Кузмина, написанный для ознакомления всех интересующихся, и некоторые другие произведения этого рода. Даже в такую традиционную сферу, как аскетические писания, пришла тенденция откровенного, личностного рассказа о внутренней жизни души, примером чему могут служить книги архимандрита Софрония (Сахарова). Тенденция к исповедальному тону является типичной для данного времени, о причинах чего надлежит сказать несколько слов.
С чем связано повышенное внимание к таким документам со стороны современных исследователей? Прежде всего — с интересом к человеческой личности, к ее внутреннему миру, с пониманием того, что историю творят конкретные люди, причем творят незаметными на первый взгляд поступками, переживаниями, мыслями, словами, что в конечном итоге складывается в сложную картину реальной исторической жизни, меняет судьбы людей, судьбу народа, страны. Сегодня наблюдается поворот к экзистенциальному видению роли личности в истории, что совсем не тождественно выдвижению великих героев и полководцев, подобных, например, Наполеону, в качестве «творцов» истории, что было характерно скорее для XVIII–XIX вв. Внимание к обыденному, порой будничному окружению исторической личности может открыть для исследователя гораздо больше, чем изучение фактов и, условно говоря, результатов частной жизни. Начало ХХ в. — время созревания внутреннего пространства личности, которая выражает себя более в частной переписке и дневниковых записях, как раньше индивид наиболее ярко выражал себя через трактаты и научные компендиумы. Выдвижение на первый план личного начала есть признак переходной эпохи, кризисного времени, когда уходит и рассыпается старый мир, грядущее неопределенно, настоящее внушает страх. В эти эпохи человек не имеет гарантий от социальных институтов или иных внешних сил, он с обостренной силой чувствует бремя ответственности, становится творцом своей судьбы. Две бездны — собственное ничтожество и величие — раскрываются наиболее ярко, высвечивая все грани личности, делают явным скрытый ее потенциал. Достаточно вспомнить, например, написанные на переломе эпох «Исповедь» блаженного Августина или «Житие протопопа Аввакума».
Период перед революцией, который назван Серебряным веком, можно обозначить как время взлета и небывалого расцвета стихии индивидуального, раскрепощения творческих сил личности. Последовавшие за расцветом кровавые события войны и революции небывало обострили и углубили внутренний мир личности, так что письма простых офицеров Первой мировой и Гражданской войн, краткие заметки простого обывателя стали серьезным историческим документом, а по силе проникновенности и психологической напряженности порой приближаются к прозе Ф.М.Достоевского. Тем более представляют интерес письма выдающихся людей своей эпохи, таких как Н.В.Устрялов и П.П.Сувчинский. Эти люди были не только творцами исключительно важных и интересных мировоззрений и идеологий (евразийство и сменовеховство), но и представляли собой типичный пример русских эмигрантов XX в. Трагизм судьбы русского эмигранта состоял в том, что, будучи исполнен кипучих сил и любви к родине, он был лишен реального действия, обречен на чисто умственную работу. Не всякий имел вкус и дарование к духовному или интеллектуальному творчеству. Пытаясь «действовать», эмиграция впадала в утопизм, доктринерство, мелкие ссоры и споры, дележ «министерских портфелей» в «будущей России». Если же принимала новую российскую действительность, то обрекала себя на гибель, возвращаясь на родину, или ей выпадал незавидный жребий «осведомителей» или содействующих планам советской власти. Устрялов и Сувчинский прекрасно понимали опасности того и другого выбора, пытались найти третий путь, убеждая себя и других, что творчество и реальные действия все-таки возможны.
Копии писем Н.В.Устрялова к П.П.Сувчинскому хранятся в Доме русского зарубежья имени Александра Солженицына (бывшая Библиотека-фонд «Русское Зарубежье»). Письма Устрялова публикуются впервые, до этого момента известно было только одно письмо Устрялова к Сувчинскому (ГАРФ. Ф. 5783. Оп. 1. Ед. хр. 312. Л. 108), которое является сокращенной копией подлинного письма, сделанного, скорее всего, П.П.Сувчинским для П.Н.Савицкого, другого лидера евразийского движения. Несколько писем Устрялова к П.П.Сувчинскому хранятся в Архиве Гуверовского института (коллекция Н.В.Устрялова), который, впрочем, остается малодоступен для работы исследователя.
Необходимо сказать несколько слов и об участниках переписки, сосредоточив внимание главным образом на том, что их связывало, не только идейно, но и психологически. Николай Васильевич Устрялов (1890–1937) — политический мыслитель, основоположник и главный теоретик сменовеховства, склонившийся к концу жизни к национал-большевизму и даже просто к большевизму, без всяких приставок. Петр Петрович Сувчинский (1892–1985) — музыковед, один из основоположников евразийского движения, в конце 20-х гг. пришедший к апологетике советского строя, создатель отличного от ортодоксального, левого крыла евразийства. На первый взгляд их, безусловно, связывают политические интересы, принятие советской действительности, так называемое «пореволюционное сознание». Устрялов разделял многие взгляды евразийцев, считал евразийство одним из самых плодотворных и интересных явлений в эмиграции. Со стороны евразийцев он не встретил горячего сочувствия, что связано с принципиальной позицией основоположника евразийства Н. С. Трубецкого, считавшего Устрялова недалеким мыслителем, неспособным к созданию собственного философского мировоззрения, цель которого — идейно «примазаться» к евразийцам и позаимствовать их мысли за неимением собственных3. За союз с Устряловым ратовал Сувчинский. Поняв безнадежность своих попыток склонить других лидеров евразийства к примирению со сменовеховством, он начал систематическую переписку с Устряловым, не ставя в известность Трубецкого и Савицкого. О первом письме Устрялова было известно евразийцам (Сувчинский сделал копии и разослал лидерам движения), однако о последующих письмах умолчал, вывод о чем возможно сделать на основании писем Н.С.Трубецкого к Сувчинскому, где они, обсуждая все важные вопросы, ни разу не упоминают Устрялова. О переписке Устрялова и Сувчинского лидерам евразийства стало известно только в середине 30-х гг., когда письма Сувчинского попали к П.Н.Савицкому, а тот в свою очередь прислал их для ознакомления Трубецкому. По свидетельству П.Н.Савицкого, Сувчинский вообще стал очень много скрывать от остальных евразийцев в период после 1927 г., т.е. в момент обособления Кламарской группы евразийцев. Таким образом, можно сделать вывод о том, что Устрялов и евразийцы — тема достаточно спорная, если и существовала симпатия, то односторонняя, со стороны Устрялова. Более правильно говорить о сюжете «Н.В.Устрялов и его связь с П.П.Сувчинским».<...>