Обращение Президента РФ Д.А.Медведева к читателям

О.А.Коростелев, О.Т.Ермишин Религиозно-философское общество в Санкт-Петербурге (Петрограде): Вехи истории, тематика заседаний, дискуссии

От составителей




Сезон 1907/08
 
Заседание 3 октября 1907 г.
А.В.Карташев Вступительная речь
С.А.Аскольдов О старом и новом религиозном сознании   
Прения

Заседание 15 октября 1907 г.
В.В.Розанов О нужде и неизбежности нового религиозного сознания   
Прения

Заседание 8 ноября 1907 г.
Д.С.Мережковский О Церкви грядущего       
Прения   

Заседание 21 ноября 1907 г.
В.В.Розанов О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира (По поводу статьи Д.С.Мережковского «Гоголь и о.Матвей»)   
Прения   

Заседание 12 декабря 1907 г.
Н.А.Бердяев Христос и мир: Ответ В.В.Розанову   
Прения   

Заседание 3 февраля 1908 г.
В.Ф.Эрн Идея христианского прогресса
Прения       

Заседание 14 февраля 1908 г.
В.П.Свенцицкий Мировое значение аскетического христианства       

Заседание 12 марта 1908 г.
В.В.Розанов О христианском аскетизме

Заседание 23 апреля 1908 г.
Ф.Ф.Зелинский Волшебник Мерлин (трагедия веры), мифодрама Карла Иммермана   
Из газетных отчетов   


Сезон 1908/09

Заседание 13 ноября 1908 г.
А.А.Блок Россия и интеллигенция       
Из газетных отчетов       

Заседание 16 декабря 1908 г.
А.А.Мейер Религия и культура       
Из газетных отчетов       

Заседание 30 декабря 1908 г.
А.А.Блок Стихия и культура       
Вяч. Иванов О русской идее       
Из газетных отчетов   

Заседание 20 января 1909 г.
Д.В.Философов <Богостроительство и богоискательство (Из статьи «Друзья или враги»)>
     Приложение
В.А.Базаров Богоискательство и «богостроительство»       
Из газетных отчетов       

Заседание 24 февраля 1909 г.
Н.А.Бердяев Опыт философского оправдания христианства (В.Несмелов)
Прения   

Заседание 10 марта 1909 г.
В.А.Тернавцев Империя и христианство   
Из газетных отчетов   

Заседание 18 марта 1909 г.
П.Б.Струве Религия и социализм       
Из газетных отчетов       

Заседание 21 апреля 1909 г.
Д.С.Мережковский Опять о интеллигенции и народе       
Прения       

Заседание 4 мая 1909 г.
В.В.Розанов О радости прощения       
Вяч. Иванов Евангельский смысл слова «земля»       
Из газетных отчетов       

Примечания       

Сезон 1909/10

Заседание 3 ноября 1909 г.
Д.С.Мережковский Земля во рту
Из газетных отчетов

Заседание 24 ноября 1909 г.
А.А.Каменская Теософия и богостроительство
Прения

Заседание 2 февраля 1910 г.
С.Л.Франк Религиозная философия Джеймса
Из газетных отчетов

Заседание 28 февраля 1910 г.
В.В.Бородаевский О религиозной правде Константина Леонтьева

Заседание 23 марта 1910 г.
Н.О.Лосский Идея бессмертия души как проблема теории знания
Из газетных отчетов

Заседание 29 марта 1910 г.
Н.А.Бердяев Утонченная Фиваида (Религиозная драма Гюисманса)
Из газетных отчетов


Сезон 1910/11

Заседание 16 ноября 1910 г.
Д.С.Мережковский Зеленая палочка
З.Н.Гиппиус Слова Толстого
С.Л.Франк Памяти Льва Толстого
П.Б.Струве Жизнь и смерть Льва Толстого

Заседание 22 ноября 1910 г.
В.Ф.Эрн Основной характер русской философской мысли и метод ее изучения
Из газетных отчетов

Заседание 19 января 1911 г.
А.А.Блок Рыцарь-монах
Из газетных отчетов

Заседание 18 апреля 1911 г.
Вяч. Иванов Достоевский и роман-трагедия


Сезон 1912/13

Заседание 18 октября 1912 г.
М.В.Одинцов Философия религиозного действия. Серен Кьеркегор

Заседание 22 ноября 1912 г.
Н.К.Никольский О древнерусском христианстве

Заседание 2 февраля 1913 г.
Е.В.Аничков Христианская эстетика

Заседание 6 мая 1913 г.
Д.С.Мережковский Две России


Сезон 1913/14

Заседание 5 декабря 1913 г.
С.М.Соловьев Идея Церкви в поэзии Владимира Соловьева

Заседание 19 января 1914 г.
Г.И.Чулков Оправдание символизма

Заседание 26 января 1914 г.
Общее собрание Религиозно-философского общества <посвященное исключению В.В.Розанова>
Дополнительное сообщение от Совета

Заседание 16 марта 1914 г.
Прения по докладу М.И.Туган-Барановского «Христианство и индивидуализм»

Заседание 25 апреля 1914 г.
Прения по докладу Германа Когена «Сущность иудейской религии»

Заседание 3 мая 1914 г.
Прения по докладу С.О.Грузенберга «Ветхозаветная мораль в истолковании В.С.Соловьева»

Примечания

Сезон 1914/15

Заседание 26 октября 1914 г.
А.А.Мейер Религиозный смысл мессианизма        
Д.С.Мережковский О религиозной лжи национализма        
Прения        

Заседание 5 ноября 1914 г.
З.Н.Гиппиус История в христианстве        
Прения        

Заседание 26 ноября 1914 г.
Продолжение прений по докладам З.Н.Гиппиус и А.А.Мейера    

Заседание 21 декабря 1914 г.
С.М.Соловьев О современном патриотизме
Прения        

Заседание 5 февраля 1915 г.
С.И.Гессен Идея нации       
Прения        

Заседание 8 марта 1915 г.
Г.А.Василевский Виновата ли германская культура?   
Прения       

Заседание 15 марта 1915 г.
Д.М.Койген Государство и религия       
Прения        

Заседание 12 апреля 1915 г.
Продолжение прений по докладу Д.М.Койгена «Государство и религия»        


Сезон 1915/16

Заседание 11 октября 1915 г.
Прения по докладу К.М.Аггеева «Ближайшие судьбы Русской Церкви. По поводу записки думского духовенства»    

Заседание 25 октября 1915 г.
Продолжение прений по докладу К.М.Аггеева «Ближайшие судьбы Русской Церкви. По поводу записки думского духовенства»        

Заседание 8 ноября 1915 г.
Прения по докладу В.П.Соколова «Природа Церкви и ее судьбы в истории»        

Заседание 28 ноября 1915 г.
Прения по докладу Д.В.Философова «Церковная реформа в России»    

Заседание 5 декабря 1915 г.
Прения по докладу Г.И.Чулкова «Национальная самобытность и религиозное сознание»    

Заседание 28 января 1916 г.
Прения по докладам И.М.Свирского «Авторитет, законы и церковность» и Д.В.Колпинского «О реформе Русской Церкви»   

Заседание 12 марта 1916 г.
Прения по докладу Д.С.Мережковского «Религиозная личность и общественность»        

Заседание 28 марта 1916 г.
И.Д.Холопов Идеология церковной реформы
Прения        


Сезон 1916/17

Заседание 17 октября 1916 г.
А.А.Мейер Новое религиозное сознание и творчество Н.А.Бердяева        
Прения        

Заседание 4 декабря 1916 г.
Памяти еп. Михаила (Семенова)        

Заседание 12 февраля 1917 г.
Андрей Белый Александрийский период и мы в освещении проблемы «Восток и Запад» (Чем был «Запад собственно»)        


Приложение

Устав Религиозно-философского общества в С<анкт>-Петербурге    

А.А.Мейер Петербургское Религиозно-философское общество        

Список действительных членов Религиозно-философского общества в С<анкт>-Петербурге        

Список новых членов Религиозно-философского общества в Петрограде,  хронологическом порядке        

Хронология заседаний Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге (Петрограде)        

Краткие сведения об участниках заседаний Религиозно-философского общества в Санкт-Петербурге (Петрограде): Аннотированный список        

Примечания        

Указатель имен

Религиозно-философское общество в Петербурге в какой-то мере унаследовало опыт Религиозно-философских собраний 1901–1903 гг., давших толчок развитию русской философии и формированию того явления, что сейчас принято называть русским религиозным возрождением начала ХХ в. Даже те, кто считал Общество принципиально новым и независимым образованием, признавали, тем не менее, что «оно находится, несомненно, в некоторой преемственной связи со старыми религиозно-философскими собраниями, происходившими в 1901–1903 годах».
Одни исследователи склонны считать эти два начинания разными этапами единого целого, на том основании, что главными участниками в обоих случаях были одни и те же люди, а темы докладов, цели и задачи собраний во многом совпадали. Другие, напротив, стремятся подчеркнуть различия, отмечая принципиальную новизну деятельности РФО в новых условиях, возникших после революции 1905 г. Третьи еще более расширяют тему, включая в рассмотрение также московское РФО памяти Вл.С.Соловьева, киевское и возникшие вскоре аналогичные общества в ряде других городов России. В данной работе речь пойдет лишь о стенограммах петербургского Религиозно-философского общества 1907–1917 гг.
Мысль о возобновлении собраний в Петербурге возникла в начале 1907 г., и уже 8 апреля 1907 г. под председательством С.Н.Булгакова состоялось учредительное заседание по подготовке открытия Религиозно-философского общества в Петербурге, на котором В.В.Розанов прочел доклад «Отчего падает христианство».
Учредителями стали С.Л.Франк, В.А.Тернавцев, В.В.Розанов, А.И.Введенский, С.А.Аскольдов. <...>
На собраниях выступали философы, священники, журналисты, политики, литераторы, теософы (В.В.Розанов, Д.С.Мережковский, Н.А.Бердяев, С.Л.Франк, А.Ф.Керенский, М.И.Туган-Барановский, А.В.Карташев, В.А.Тернавцев, А.А.Блок, Вяч.И.Иванов, П.Б.Струве, Н.О.Лосский и др.).
Почти обо всех заседаниях появлялись отклики в прессе <...>.
Отдельные заседания привлекали особое внимание прессы и вызывали обильную полемику — например, заседание, посвященное обсуждению сборника «Вехи» (21 апреля 1909 г.) или исключению В.В.Розанова из членов Общества (26 января 1914 г.). Публики собиралось так много, что порой арендованный для заседания зал не вмещал всех желающих. При полном аншлаге, по свидетельству журналиста, прошло собрание, посвященное «Вехам»: «Небольшой зал был, конечно, переполнен, стояли в проходах, сгрудились на эстраде, толпились во всех соседних комнатах. На эстраде до того тесно, что Петр Струве и свящ. Аггеев, держась друг за друга, сидят на одном стуле».
Число членов Общества с каждым годом неуклонно росло. Согласно газетным отчетам, в 1909 г. в его состав входили 712 человек (87 действительных членов и 625 членов-соревнователей). К 1 января 1914 г. в Обществе было уже 1263 члена, из них 149 действительных членов и 1114 членов-соревнователей.
Уже к 1909 г. возникла потребность помимо общих собраний проводить более узкие секционные заседания по конкретной тематике. 6 марта 1909 г. состоялось заседание Совета РФО на «башне» у Вяч.Иванова, посвященное созданию секции по изучению вопросов истории, философии и мистики христианства, в которую вошли 30 действительных членов и 54 члена-соревнователя, председателем стал С.А.Аскольдов, с 22 ноября 1909 г. — Вяч.Иванов, на квартире которого чаще всего и проходили ее собрания. 6 декабря 1909 г. была основана вторая секция по изучению истории и философии религии под председательством С.П.Каблукова. «Образование секций, — писал А.А.Мейер, — вызвано было к жизни тем обстоятельством, что общие собрания, отдавая все внимание решению широких проблем жизни, мало могли удовлетворять тех членов Общества, которые стремились главным образом к выяснению для себя общих вопросов религии вне зависимости от задачи, преследовавшейся руководителями Общества. В секциях, собиравших значительно более узкий круг участников, читались доклады более академического свойства, но собеседования были иногда очень близкими к жизни, а главное — по оживленности превосходившими официальные “прения” в общих собраниях. Здесь говорили и спрашивали не только завсегдатаи-“ораторы”, но почти все участвовавшие. Еще оживленнее шли споры и беседы в “кулуарах”, во время долгих перерывов и во время чаепития. Состав участников в секциях был значительно отличен от того, какой бывал на общих собраниях. В секции по изучению христианства, руководимой Вяч.Ивановым, собирались преимущественно люди интеллигентные — из кругов профессорских, литературных, художественных; в секции по изучению истории и философии религии, где ставились такие вопросы, как “сущность религии”, “бытие Бога”, “идея личности” и т.д., можно было встретить, кроме молодежи, — рабочих, сектантов, старообрядческих начетчиков, слушателей “народного университета” и т.п.».
Общество с самого начала не было единым в своих устремлениях. Цели и задачи Общества разные группы его участников понимали по-своему. Уже через год после основания полемика о его целях и задачах выплеснулась на страницы газет. Раздираемое противоречиями, Общество изначально было расколото на три основные части по идеологическим соображениям: «Внутреннее ядро Общества как бы устанавливалось (конечно, не преднамеренно) на той точке зрения, что новое религиозное сознание может быть действенным и живым, лишь связав себя с запросами, волнующими мысль и совесть русской интеллигенции и более прогрессивных слоев русского народа. Против такой позиции протестовали, с одной стороны, безрелигиозные интеллигенты, не видевшие никакой нужды в религии для осуществления своих идеалов, а с другой — люди религиозные, не примирявшиеся с попытками “сблизить”, как они выражались, “политику с религией”. Таким образом, в недрах самого Общества наметились три лагеря, столкновение которых на различных вопросах и составляло преимущественно содержание всех прений».
В.В.Розанов, один из главных генераторов идей, автор ряда центральных докладов, видел в Обществе продолжение Религиозно-философских собраний. Группа, сложившаяся вокруг Мережковских, жаждала большей актуальности и, соответственно, большего политического влияния, требуя «общественной миссии», «практических результатов».
<...>
Со временем эти противоречия привели не только к полемике, но и к открытому конфликту, завершившемуся скандалом, связанным с исключением В.В.Розанова, которого многие по праву считали «душой Общества», из его членов. Лидеры групп, тяготеющие к разным полюсам, силой своего авторитета перетягивали на свою сторону других членов Общества, в результате чего оно все больше раскалывалось на отдельные фракции. К примеру, секретарь Общества С.П.Каблуков, выбрав сторону Мережковских, предлагал исключить Розанова уже 9 ноября 1911 г. на заседании Совета Религиозно-философского общества. После того как затея Мережковских по исключению Розанова увенчалась успехом, П.Б.Струве, С.Л.Франк и Ал.Н.Чеботаревская вышли из состава Совета, а А.Г.Горн-фельд, А.Д.Скалдин, А.М.Коноплянцев и К.Д.Кудрявцев — из членов РФО.
Заседания Общества, несмотря на то что далеко не все из них были открытыми (да и на открытые заседания не так-то просто было попасть без пригласительного билета), — все же лишь внешняя, официальная часть, предназначенная для публики и для истории. На общие собрания выносились хорошо отрепетированные спектакли, предварительно (многократно, подолгу и тщательно) обсуждавшиеся на заседаниях Совета и в кулуарах. В архивном фонде Религиозно-философского общества, находящемся в Российском государственном архиве литературы и искусства, сохранились (к сожалению, не полностью) материалы, позволяющие понять принципы и практику подготовки собраний (краткие записи хода предварительных частных совещаний на квартире Мережковских, протоколы заседаний Совета Общества и др.). Как правило, проведение наиболее важных и ответственных для Мережковских собраний предварительно обсуждалось частным порядком в узком кругу (обычно присутствовали несколько человек — Д.С.Мережковский, З.Н.Гиппиус, Д.В.Философов, А.В.Карташев, иногда приглашались другие люди). После того как вырабатывался план совместных действий и определялась тактика, вопрос выносился на обсуждение Совета, где решение принималось уже официально более широким кругом лиц, и лишь потом готовилось и проводилось само собрание.

* * *

Деятельность петербургского Религиозно-философского общества имела свою внутреннюю эволюцию, в соответствии с которой менялась тематика заседаний и докладов. Только объединение в единый комплекс как опубликованных, так и архивных материалов дает целостную картину, необходимую для того, чтобы понять изменения, происходившие в Обществе. Идеологические ориентиры Общества менялись, что было связано, например, с борьбой мнений и группировок, которые отстаивали каждая свое идейное направление. Изменения можно соотнести со сменой четырех председателей, каждый из которых олицетворяет отдельный период в истории Общества (1907–1908 гг. — С.А.Аскольдов, 1908–1909 гг. — И.Д.Андреев, 1909–1912 гг. — Д.В.Философов, 1912–1917 гг. — А.В.Карташев).
3 октября 1907 г. состоялось первое заседание Общества, после вступительной речи А.В.Карташева председатель Общества С.А.Аскольдов выступил с докладом «О старом и новом религиозном сознании». Доклад начался с анализа той общей ситуации, которая сложилась в отношениях между общественным религиозным сознанием и христианством, Церковью. Аскольдов выделял два направления в «новом религиозном сознании»: первое — практическое, связанное с политическими целями и дающее им религиозное обоснование, второе — заявляющее о полном преобразовании христианства на основе нового религиозного откровения. Аскольдов в целом понимал предпосылки и причины «нового религиозного сознания», но в критике он избрал философскую, чисто теоретическую точку зрения. Обращаясь к теме «святой плоти» (тезис Мережковского), Аскольдов подробно разбирал метафизическое понятие материи, на основе чего делал вывод, что «никакие откровения не сделают зараженную грехом плоть и материю святой». Таким образом, с самого начала Аскольдов как председатель РФО пытался направить обсуждение докладов в русло теоретического диалога, по существу религиозно-философских проблем и, в частности, инициировал критику «нового религиозного сознания». Замысел Аскольдова не удался в первую очередь из-за принципиальной позиции В.В.Розанова, активно пытавшегося реанимировать атмосферу Религиозно-философских собраний 1901–1903 гг.
В первый сезон (осень 1907 — весна 1908) В.В.Розанов трижды предлагал для чтения свои доклады (сам он не выступал, а предлагал кому-либо прочитать свой текст). На втором заседании 15 октября 1907 г. был прочитан доклад Розанова «О нужде и неизбежности нового религиозного сознания» с возражениями на доклад С.А.Аскольдова и речь В.П.Свенцицкого (на заседании 3 октября). Первый доклад Розанова интересен тем, что его автор кратко и ясно высказал свою точку зрения на смысл и задачи «нового религиозного сознания», на христианство и Церковь. Розанов возражал против мнений С.А.Аскольдова и В.П.Свенцицкого, что «новое религиозное сознание» ограничено душевными переживаниями отдельных лиц. По мнению Розанова, главной ценностью религии являются переживания отдельного человека. Далее Розанов обращается к критике Церкви и церковного пути в истории христианства. Критику Розанов начинает с апостольских времен, считая, что именно отказ апостола Павла от обрезания привел к забвению Ветхого Завета («действительного завета человека с Богом»). История Церкви, связанная со святоотеческой традицией, целиком понимается Розановым как дело рук человеческих («обыкновенное человеческое создание»). Розанов приводил примеры, доказывая, что церковное предание создает искусственные эталоны богопочитания и приводит к «сухому, высокомерному взгляду» на мир. Однако вместе с тем Розанов заявил, что не может разорвать с Русской Церковью, как и со всем родным ему как русскому человеку. Апология Ветхого Завета и критика Церкви — две главные темы, которые определили религиозное мировоззрение Розанова и проявились во всех его дальнейших выступлениях.
21 ноября 1907 г. на заседании Общества был прочитан доклад Розанова «О сладчайшем Иисусе и горьких плодах мира». Второй доклад является логичным продолжением первого, но в нем Розанов обращается уже не к апостолам, а переходит непосредственно к основным принципам христианства. В докладе Розанов начинает с Д.С.Мережковским открытую полемику, которая имеет очень важное значение для понимания его дальнейших отношений с РФО. Для Розанова неприемлема точка зрения Мережковского, направленная на то, чтобы примирить христианство и культуру. Розанов считал, что Евангелие и христианский идеал отрицают все земное (прежде всего семью и деторождение), и подчеркивал несовместимость небесных, христианских ценностей с земными радостями, смехом, плотскими удовольствиями и т.д. Розанов предлагал дилемму «христианство или семья» и свой выбор делал, безусловно, в пользу последней. Семья же для Розанова совместима с религией Ветхого Завета, которая и противопоставляется христианству, зовущему к отречению от мира, идеалу «смерти» («всеобщему погребению в Христе»).
На следующем заседании 12 декабря 1907 г. с возражением на доклад Розанова выступил Н.А.Бердяев (доклад «Христос и мир»). Для Бердяева Розанов — «гениальный обыватель», который отстаивает «сладость бытовой жизни» и отрицает Христа, а не только христианство. Бердяев считал, что Христос пришел спасти мир, божественный космос, подлинное бытие. Розанов же ищет имманентного спасения мира и, как считал Бердяев, поэтому исповедует «мистический натурализм». Бердяев с пафосом противопоставлял мир Христа тленному и мещанскому «миру» Розанова. Дискуссия между Бердяевым и Розановым «обнажила» одну важную религиозно-философскую проблему, которая и в дальнейшем обсуждалась на заседаниях Общества, — понятия личности и рода в христианстве, трансцендентного и имманентного религиозного спасения.

<...>
Война, как сказала З.Н. Гиппиус, была для России «знаком», но для Общества она стала «сигналом», указывающим, что скоро Общество исчезнет. Вероятно, это поняли немногие. По крайней мере, апокалиптичность времен полностью заслонили интеллигентские споры и словопрения, связанные с актуальными проблемами. <...>
Петербургское (петроградское) Религиозно-философское общество исчезло и стало историей. В чем же ценность его идейного наследия? Что оно может дать и чем может духовно обогатить спустя 100 лет после своего создания? Только теперь, когда можно изучать историю Общества не по четырем хронологически разрозненным выпускам, а воссоздав ее насколько можно полноценно и последовательно, есть смысл говорить об идейной ценности Общества и его значении. Только весь комплекс материалов (опубликованных и архивных), реконструкция всех деталей в истории Общества дают представление о том, что Общество, прежде всего, было явлением очень высокого интеллектуального и религиозного уровня при всех своих достоинствах и недостатках. Второй важный аспект в изучении деятельности Общества — актуальный. Россия периодически переживает периоды хаоса, духовного разброда и идейного шатания. Исторический опыт, запечатленный в материалах и истории Общества, конечно, не предотвратит такие периоды, но он может указать идейные ориентиры и способы для решения актуальных проблем, всегда имеющих духовно-метафизический и религиозный смысл.
 

РЕЦЕНЗИИ

Дни и книги Анны Кузнецовой


Фундаментальный труд, представляющий в архивных документах и опубликованных материалах (в случаях, когда документы утрачены) деятельность Санкт-Петербургского РФО за весь период существования этой организации (1907–1917), созданной для объединения просвещенного духовенства с русской интеллигенцией, подготовлен группой ученых при поддержке научных фондов и увлеченных философией магнатов-энтузиастов, заявивших таким образом о желании содействовать развитию философии в современной России.
Первый том охватывает период работы общества с 1907 по 1909 год, второй — 1909–1914 годы, третий — 1914–1917 годы. В каждом из сборников материалы членятся на авторизованные: доклады и выступления, публикуемые по архивным материалам, — и неавторизованные: доклады и выступления, публикуемые по позднейшим изданиям, материалы периодической печати и организационные документы, в том числа стенограммы.

Константин Антонов
Прерванный синтез


Вслушиваясь в горячие русские споры столетней давности о божественном и общественном, понимаешь, насколько изменились страна и мир и как по-прежнему необходимы ответы на заданные тогда вопросы.
Религиозно-философские собрания и общества, свободно обсуждающие важнейшие темы церковной, общественной, культурной и политической жизни, — важнейшая черта русской культуры начала XX века. Наметившийся в конце XIX столетия под влиянием Достоевского, Толстого, Соловьева поворот части русского общества к религиозной тематике в этом явлении нашел свое ярчайшее выражение.
Первая серия таких собраний проходила в Петербурге в 1901–1903 годах под председательством епископа Сергия (Старгородского), впоследствии (с 1943−го) патриарха Московского и всея Руси. Но в преддверии революции 1905 года они были прекращены властью. Однако уже в конце 1905 года в Москве открылось по их образцу Религиозно-философское общество памяти Вл. Соловьева. В 1907−м при участии членов московского общества возникло петербургское. Вскоре аналогичные общества появились во многих городах России — в Киеве, Тифлисе, Ярославле, Нижнем Новгороде и других.
Записки собраний 1901–1903 годов были недавно переизданы С.М.Половинкиным, в данном же издании публикуются доклады, стенограммы и избранные газетные отчеты о заседаниях петербургского РФО 1907–1917 годов. Публикации эти переносят нас в мир, где священники пытались понять поэтов, философы оппонировали пророкам, профессора духовных академий мечтали о новом религиозном сознании, революционеры рассуждали о Боге, консерваторы слушали радикальных публицистов, оправдывавших террор апелляцией к евангельским заповедям. Вчитываясь в сохраняющие черты устной речи тексты докладов и прений, просматривая отклики прессы, ощущаешь себя слушателем, мысленно возражаешь или приветствуешь, начинаешь искать свое место в этой бесконечной дискуссии, как бы выпадаешь из своего времени.
Этому ощущению доверять нельзя: ниточки, непосредственно соединяющей РФО начала прошлого века и, допустим, заседание Московско-Петербургского философского клуба, на котором прошла презентация трехтомника, не существует. Современный философ или историк русской мысли не может вступить в этот спор на чьей-либо стороне. Как справедливо говорилось на указанном заседании, мы живем в другом мире, и тот мир может быть для нас лишь предметом пристального критического изучения, выявляющего как осуществленные, так и упущенные тогда возможности человеческого существования. Только ощутив эту дистанцию и осуществив эту критику, можно уяснить и роль, сыгранную тогдашними дискуссиями в их собственном времени, и их значение для нашего понимания самих себя.
Для начала стоит взглянуть: а о чем (и о ком, что немаловажно), собственно, шла на этих заседаниях речь? Странным образом существует мнение об удаленности всех этих обсуждений от жизни и хода текущих событий. Посмотрим.
Первые же доклады, посвященные «новому религиозному сознанию» — известному лозунгу того времени, который отнюдь не следует путать с нашим new age, — начинаются с анализа и классификации религиозных движений в среде русской интеллигенции. Их продолжают темы отношений церкви и мира, христианского понимания истории, прогресса и аскетизма, места интеллигенции в истории России и ее отношения к народу, «русской идеи», отношений империи (и государства вообще) и христианства, религии и социализма, необходимости, возможности и смысла церковной реформы. С 1914 года входит тема войны — и с нею темы национализма, мессианства и патриотизма. Тема революции звучит постоянным фоном всех обсуждений.
Знаменателен и последний доклад, буквально вытанцеванный Андреем Белым 12 февраля 1917 года, практически накануне революции, — «Александрийский период и мы». В своей нарочитой усложненности он звучит тем не менее не как бегство от надвинувшейся истории в «отвлеченные культурологические штудии», но скорее как вызов времени, «выходящему из своей колеи» и пытающемуся занять в отношении прошлого позицию тотального разрушения; точнее — как попытка, пусть неудачная, придать этому разрушению действительно освобождающий смысл.
Многообразию тем соответствовало и многообразие сталкивавшихся позиций: строгий православный консерватизм, религиозный модернизм, апология католичества, теософия, социалистический атеизм, выдающий себя за новую форму религии, успокаивающая наиболее горячие головы строгая философская рефлексия — этот перечень далеко не полон.
Естествен вопрос: стоит ли за этим многообразием какая-то общность? Не была ли эта бесконечная дискуссия просто литературщиной, профанирующей сложные (и требующие жизненного, а не отвлеченного разрешения) вопросы?
Ответ можно найти в помещенной в приложении к третьему тому незаконченной статье активного деятеля РФО А.А.Мейера, написанной вскоре после прекращения деятельности общества в 1919 году. Всю деятельность общества Мейер связывает с одним главным вопросом: как и в какой степени религиозная мысль связана с мыслью общественной? Или, другими словами: о «праве сближения религии с общественным деланием».
Здесь происходила не просто адаптация русской общественности к религиозной проблематике; скорее, религия и секуляризованная общественность раскрывались навстречу друг другу. Общественность — ощущая потребность в религиозном обосновании своего бытия; религия — чувствуя необходимость вхождения в общественную и культурную жизнь для их освящения. Возникавшая здесь потенция диалога религиозного и секулярного сознания, в котором обе стороны, оставаясь сами собою, не просто вынужденно допускают существование друг друга, но и подлинно не могут друг без друга обойтись и сознают это, — возможно, главная ценность, намеченная, но далеко не реализованная той эпохой. И более чем актуальная для эпохи нынешней.



Андрей Мартынов
Санкт-Петербургские вечера
О чем спорили Дмитрий Мережковский и Василий Розанов

 
Культура Серебряного века восхищает не только блеском и поразительной глубиной. Не менее удивительны те парадоксальные метаморфозы и неожиданные встречи, которые проходили под сенью мистики, декаданса и напряженнейших религиозно-философских исканий, отличавших ту эпоху. К таковым могут быть отнесены Религиозно-философские собрания, проходившие в Санкт-Петербурге в 1901–1903 годах, а затем их правопреемник — Религиозно-философское общество, чья деятельность пришлась на 1907–1917 годы. На них помимо проблем Церкви или же философии обсуждались различные политические, социальные и литературные вопросы — как в контексте истории, так и современности.
Интересен состав этих собраний. Наряду с Дмитрием Мережковским, Антоном Карташевым и Василием Розановым туда входили известные церковные иерархи. Здесь и митрополит Волынский и Галицкий Антоний (Храповицкий), ставший после революции главой самого непримиримого крыла церковной эмиграции — Карловацкого Синода. Здесь и первый после почти двух столетий перерыва Патриарх, а пока — архиепископ Виленский Тихон (Белавин). Здесь и его преемник на патриаршем престоле архиепископ Финляндский и Выборгский Сергий (Страгородский).
Таким же парадоксальным (или даже экзотичным) был и состав Религиозно-философского общества. И действительно, трудно представить вместе будущего создателя Коммунистической академии Михаила Рейснера и Александра Керенского; толстовца, а в дальнейшем делегата от «сектантов-коммунистов» на 7-м Всероссийском съезде Советов Ивана Трегубова и депутата Государственной Думы от партии кадетов, а потом члена Временного правительства и участника Белого движения Василия Степанова. Или сидящих рядом народника Владимира Тан-Богораза и мистического анархиста Георгия Чулкова, прелата Игнатия Свирского и протоиерея Алексия Смирнова. И тут же с ними — Николай Лосский и Семен Франк, Вячеслав Иванов и Александр Блок... Ну и те же Мережковский, Карташев и Розанов. Правда, Розанова потом исключили…
Многообразными были и темы докладов. Различны были и пути решения поставленных в них проблем. Вот, например, дискуссия о религиозно-философских основаниях и общественных процессах, поводом для которой стал спор вокруг знаменитого сборника «Вехи». Дмитрий Мережковский стремился соединить религию с революционной идеологией, сделать этакую «теологию освобождения», когда теологии освобождения еще и в проекте не было (в этом с ним был солидарен другой член общества один из создателей Христианского братства борьбы публицист Валентин Свенцицкий). А его оппонент Петр Струве, напротив, считал необходимым синтез религиозного и государственного начал. Оппозиционную же общественность, к которой примыкал Мережковский, Струве изящно именовал «отщепенцами». Не зря один из журналистов, присутствовавший во время их спора, не без иронии назвал его «дуэлью».
Впрочем, в выражениях особо никто не стеснялся. Что приводило в это действительно бесцензурное время к тому, что полиция просто запрещала прения по некоторым докладам (например, «Народ и интеллигенция» уже упоминавшегося Блока).
Другой, не менее животрепещущей темой была извечная проблема культуры и религии. Тот же Мережковский пытался примирить эти начала. А Василий Розанов, сводя все многообразие культуры к материальным, плотским благам, «защищал» ее от христианства, видя в нем некую «религию смерти». Неожиданно Мережковского поддержал Николай Бердяев, вообще скептично относившегося к Дмитрию Сергеевичу. Он справедливо назвал Розанова «гениальным обывателем», исповедующим «мистический натурализм», которому враждебно не только христианство, но и сам Спаситель. Выход из возникшего клубка противоречий Бердяев видел в персонализме, который через Христа примиряет религиозное и культурное начало.
Такие вот посиделки. В чем-то умные, в чем-то не очень. А потом пришел 1917 год, и все кончилось. И, переадресуя вопрос одного писателя — современника Религиозно-философского общества, — можно лишь восклицать: «Эх, кому это мешало?»