• Содержание
• Предисловие
• Рецензии
• Перейти на страницу о А.И.Солженицыне
  

СОДЕРЖАНИЕ

Предисловие
   1. В разрывах российских пространств

ЗОНА ВЛАСТИ
   2. Первые годы жданной демократии
   3. Реформы — на развал
   4. Ошеломлённая Россия — и Запад
   5. Фантом СНГ
   6. Растерянная Россия — и Восток
   7. Наш парламентаризм
   8. Власть в себе

ОТМЕЖЁВАННЫЕ
   9. Чужеземцы в 24 часа
   10. Беженцы
   11. Мигранты
   12. Славянская трагедия
   13. В Чечне
   14. И — ещё, ещё отмежёванные
   15. Армия, разгромленная без войны
   16. Чем нам оставлено дышать?

СПЛЕТЕНЬЕ НАЦИЙ 
   17. Полтораста народов
   18. Федерация? 
   19. Автономии
   20. «Русский» и «российский»

НЕПРИМИРИМОСТЬ
   21. Большевизм — и русский народ
   22. От Сталина к Брежневу
   23. Отворот культурного круга
   24. Распря 80-х годов
   25. Болезни русского национализма

БЫТЬ ЛИ НАМ. РУССКИМ?
   26. Патриотизм
   27. Национальный обморок
   28. Право на корни
   29. Характер русского народа в прошлом
   30. Эволюция нашего характера
   31. Да быть ли нам русскими? 
   32. Православная Церковь в это смутное время
   33. Местное самоуправление
   34. Земская вертикаль
   35. А сопротивление?
   36. Строительное

ПРЕДИСЛОВИЕ

«Часы коммунизма своё отбили. Но бетонная постройка его ещё не рухнула. И как бы нам, вместо освобождения, не расплющиться под его развалинами» — Этой тревогой я начал в 1990 году работу «Как нам обустроить Россию?».
Однако в тот год люди были захвачены жаркой поглядкой на телевизор, на заседания Верховного Совета, — ожидая, что там вот-вот откроются пути к новой жизни. И ещё большее ликование взвихрил 1991 год, у кого и 1992.
А теперь — и все признают, что Россия — расплющена.
Оправдатели настаивают, что иначе и пойти не могло, другого пути не было, это всё — переходные трудности. Здравомыслящие — уверены, что здоровые пути были, они всегда есть в народной жизни.
Как ни очевидна для меня правота вторых — спор этот уже отошёл в бесполезность: нам всем думать надо лишь — как выбираться из-под развалин.
При всей уже 12-летней затяжности нового глубокого государственного и всежизненного кризиса России, выпуская в свет нынешнюю работу — и последнюю мою на все эти темы, — я не надеюсь, что и мои соображения могут в близости помочь выходу из болезненного размыва нашей жизни. Эту книгу я пишу лишь как один из свидетелей и страдателей бесконечно жестокого века России — запечатлеть, что мы видели, видим и переживаем.
Конечно, далеко не единственный я, кто всё это знает и обдумывает. Есть немало у нас в стране думающих так или сходно. И множество напечатано разрозненных детальных статей о наших болях и уродствах. Но кому-то надо собраться, через вихри жизни, высказать и слитно всё.
В этой работе я продолжаю и ранее начатый («Русский вопрос к концу XX века», 1994) отдельный разговор о нынешнем состоянии и судьбе народа — русского.

РЕЦЕНЗИИ

Распопин В.Н.


Удивительно глубокая небольшая книжка, в которой в очередной раз автор дает блистательный анализ нашего современного общественного, политического и экономического состояния и предлагает свой вариант выхода из кризиса. «Как нам обустроить Россию?» — формула, заданная в начале 90-х продолжает оставаться сверхактуальной и ныне. Выход, предлагаемый Солженицыным, — земство — представляется самоочевидным и единственно разумным. Увы, к величайшему русскому писателю и мыслителю второй половины ХХ века в очередной раз никто не прислушается. Но такова уж судьба всех русских гениев, вопиющих в пустыне современности, Солженицын — не исключение. К несчастью нашему.


Александр Неверов
Неугодливость служения


В новой книге Александр Солженицын предлагает такое определение патриотизма: «это цельное и настойчивое чувство любви к своей родине, с готовностью жертвовать ей, делить невзгоды, но со служением не угодливым, не поддержкою несправедливых притязаний, а откровенным в оценке ее пороков, грехов и в раскаянии за них». Думается, здесь ключ к пониманию не только «России в обвале», но и других публицистических и художественных произведений писателя, а может быть, и самой его личности.
Само название книги не оставляет иллюзий относительно диагноза, который автор (напомним — принципиальный антикоммунист) ставит — и не в первый раз — стране, государству, обществу.
На двухстах страницах небольшого формата предстает объемная публицистическая фреска, на которой — сегодняшняя Россия. В начале работы приводятся высказывания и вопросы читателей, которые Солженицын слышал во время своих многочисленных поездок по стране, на которые и пытается ответить.
Впечатляют прежде всего широта охвата материала, обилие и разнообразие проблем — политических, социальных, международных, идеологических, национальных, культурных, нравственных, духовных… О своеобразии подхода к ним, о накале публицистического темперамента читатель «Труда» может судить по двум недавно опубликованным у нас фрагментам — «Судьба земли» и «Трагедия славянства». А последовавшая затем дискуссия в газете вокруг этих текстов дает представление о том, насколько разную реакцию вызывают они у разных людей. Думаю, это относится и к другим идеям Солженицына, и к его работе в целом.
В первом же разделе с характерным названием «Зона власти» автор берет жесткий и резкий тон — время убеждений и уговоров миновало. По возвращении на родину Солженицын попытался было вступить в диалог с властями, но скоро понял его бессмысленность: а Васька слушает, да ест.
Итак, что же думает писатель о власти, о реформах, о нынешнем положении страны? «Можно ли назвать хотя бы одно значительное направление государственной жизни, в котором наша власть 90-х годов не понесла бы жестокого, а то и исторического поражения для России? Но это — мало волнует ее (власть — А.Н.), и даже как бы не замечается ею. Она вся — в себе. Она — упита собою и собою замкнута». «Нам избрали путь — наихудший, извратительный, в самом себе злоносный». «Эта сплотка корыстных людей бесконечно равнодушна к судьбе подвластного им народа, и даже к тому, выживет ли он вообще или нет». «Кажется, распоясанным поведением и распорядительством эта првящая группа в короткие годы сделала все, чтобы склонить миллионы людей востосковать об утраченном коммунизме».
Тут нетрудно предвидеть готовое, не раз апробированное возражение: а как же многочисленные нынешние права и свободы? Свобода слова, например? Неужели автор «Архипелага ГУЛАГ» забыл, что при помянутом им коммунизме нельзя было сказать и полслова против режима? Но, во-первых, Солженицын не зовет к возврату в коммунизм и не с ним сравнивает наше теперешнее состояние. А во-вторых, не так давно писатель на себе испытал «свободу слова», будучи отлучен от телевидения, — так что цену громко декларированным «свободам» он знает…
Да и не это по большому счету занимает его — ведь «снявши голову, по волосам не плачу». А речь идет как раз о «голове»: «Сохранимся ли мы физически-государственно или нет…» «А вопрос грозно высится: существовать ли русским и далее на Земле?» «Множественное большинство русского народа ныне пригнетено своей беспомощностью, нищетой. Но не уклонимся осознать и страшней: русский народ в целом потерпел в долготе ХХ века — историческое поражение, и духовное, и материальное». «С горькой горечью опасаюсь, что после всего пережитого и при ныне переживаемом — участь уклона, упадка, слабения все более угрожает народу русскому».
Как это могло случиться? Где тот камень, который повлек за собой всеобщий обвал? Этот вопрос для Солженицына стержневой. Отвечать на него трудно, мучительно. Не потому, что ответ неясен. Как раз наоборот — он очевиден. Но одно дело — обличать равнодушие, корыстолюбие, глупость режима — это писателю не впервой, здесь голос его не дрожал и, будьте уверены, не дрогнет… Но как сказать измученному за десятилетия, несущему сегодня бесчисленные потери народу, что главная причина несчастий — в самом народе?.. В нем? Нет, в нас — твердо говорит он, ибо не отделяет себя от народа. «Писатель — не посторонний судья своим соотечественникам, — говорил Солженицын в Нобелевской лекции, — он — совиновник во всем зле, совершенном у него на родине или его народом». С сарказмом пишет о тех, кто называет Россию «этой страной», невозможно представить в его устах фразу «Россия, ты одурела!»
Это сознание «единства со свои народом», чувство ответственности и кровной сопричастности его судьбе, «внутреннее понимание» дают писателю право на откровенную и жестокую оценку наших вин, пороков и грехов: «Тяжче всего — отсутствие у нынешних русских людей слабого и отроду сознания своего единства». «И наша когдатошняя всеоткрытость — не она ли обернулась и легкой сдачей под чужое влияние, духовной бесхребетностью? Не она ли обнажилась и во внутренней неслитности, расчужденности средь нас самих? Так горько сказалась недавно на отталкивании наших беженцев из республик. Поражает это бесчувствие русских к русским! Редко в каком народе настолько отсутствует национальная спайка и взаимовыручка, как отсутствует у нас». «Если мы сами не готовы к самоорганизации — не на кого нам жаловаться». «Как преодолеть нам всегдашний порок — косность, вялость в общественной жизни?» «Мы явили еще новый всемирный рекорд терпения: жить покорнейше и без зарплат».
Как показывает автор, эти пороки и недостатки обусловлены множеством причин — природных, исторических, социальных… Смута и раскол XVII столетия, «жесткая ломка Петра I», крепостное право, александровские реформы, революция 1905 года не могли болезненно не сказаться на национальном характере. Но особенно губительными считает писатель «советские десятилетия» — об этом он писал неоднократно и ранее. Ну и, конечно, нынешние «блудоумные реформы», нанесшие сокрушительный удар по народной нравственности.
Одна из главных тревог Солженицына — состояние русского национального самосознания. Систематическое подавление национального чувства он прослеживает на всем протяжении этого века. Это — и борьба большевиков с «великодержавным шовинизмом», и «крушительный удар по православной Церкви» и крестьянству, и «большевицко-интернациональный накал» Хрущева, и упразднение «неперспективных» деревень… — с коротким перерывом, когда «Сталин прочнулся при подступающей угрозе большой войны, что на хлипкой идеологии Коминтерна, без русского национального подъема, ему в той войне не устоять». И так — вплоть до сегодняшнего дня, когда при малейшем проявлении национального чувства звучат грозные «обвинения от радикал-демократической образованщины, затем от иностранных радиостанций — в наступающем, уже все заливающем «русском фашизме» с целью «не дать ни в малой степени возродиться русскому сознанию». И это происходит тогда, «когда во всем мире растут настойчивые национализмы». В том числе — на территориях СНГ, да и в российских автономиях тоже, когда «русские стали ныне разделенной нацией».   Не приемля «крайнего националистического переклона («только наша порода!», «только наша вера!»), Солженицын ратует за «национализм строительный, созидательный. Без которого ни один народ в истории не выстроил своего бытия».
В этом смысле особую тревогу автора вызывает судьба юношества: «Если не выведем наших детей из опасностей бессвязного, темного сознания, пронизанного жгучими искрами языческой жестокости и наживной страсти любой ценой, —  это и будет конец русского народа и русской истории».
«Россия в обвале» — книга трагическая, вобравшая боль и стыд нашего теперешнего состояния. Книга, написанная кровью сердца — на пределе человеческих возможностей. Не потому ли Солженицын говорит, что это его последняя работа «на все эти темы».
По силе эмоционального воздействия, накалу обличительной страсти книга (как к ней ни относись, как ни спорь по тем или иным поводам с автором) вызывает аналогию с публицистикой Толстого, Достоевского, Чаадаева, текстами протопопа Аввакума, библейских пророков. Но слово это — и пробуждающее, напоминающее об утраченных наших духовных и нравственных ориентирах, взывающее к нашей силе, стойкости и достоинству. «Но не будем смиряться с упокойными песнями, что де, значит, миновал период нашей «пассионарности» и от нас уже нечего ждать. Не будем и уповать, что прикатит какое-то Чудо и «само собой» нас спасет. Все мы — и есть Россия. Мы ее такою сделали, нам ее — и вытягивать. Чтобы XXI век не стал последним столетием для русских — мы должны найти в себе силы и умение сопротивляться распаду уже сейчас, и чем напорней разрушают нашу жизнь — тем напорней бы и сопротивляться».
В публицистике Солженицына всегда была сильна, так сказать, практическая составляющая. Большие надежды связывает писатель с местным самоуправлением, которое «в дальнейшем может стать основанием для постепенного построения земской вертикали». Не первый раз говорит он об этом — говорит убежденно, ссылаясь на наши традиции и западноевропейский опыт. Да только воз и ныне там. Воистину «народ сей жестоковыен». Не забудем, однако, названия книги, где эти слова написаны, — оно способно внушить нам сегодня надежду. Книга называется «Исход»…
Каков будет наш исход из нынешнего «обвального» состояния? «Наше спасение — только в нашем самодействии, возрождаемом снизу вверх». Неотступно держаться за главное: «Мой дух, моя семья да мой труд — добросовестный, неусыпный, без оглядки на захлебчивую жадность воровскую, — а как иначе вытягивать?» На первое место писатель ставит дух, который вопреки материалистическому учению первичен для человека и «способен изменить направление любого, наигибельного процесса. Откатить от самого края бездны». Нет сомнения, что новая книга Солженицына — пример такого мощного духовного усилия, выраженного в слове. Пример столь необходимый сегодня.   


...Угадать дуновение истины
Вокруг новой книги А.Солженицына
«Огонёк» №24, 24 июня 1998 г.
>> читать статью