• Содержание
• Выдержки из предисловия
• Рецензии

СОДЕРЖАНИЕ

«Напишите мне в альбом…»: Беседы с Н.Б.Соллогуб в Бюсси-ан-От

Комментарии

Указатель имен

 

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Июль был на редкость холодным. Стеной лили беспрерывные дожди, а солнце не показывалось вовсе. Зато по ночам все куда-то исчезало, и на небе сияли огромные звезды...
«Ки-риль-чик, ки-риль-чик!» — доносилось из темных кустов. Это серая спокойная горлица, дикая голубка, укладывала своих малышей спать... Вспархивали откуда ни возьмись летучие мы- ши, какие-то паучки на серебряных ниточках спускались из зарослей плюща, увивающего дом до самой черепицы; вдоль живой изгороди, сверкая желтыми глазищами, пробирались на охоту соседские коты, а сверху, со старой яблони, время от времени с грохотом падали собравшиеся вместе капли недавнего дождя.
Дом Наталии Борисовны в ста шестидесяти километрах от Парижа, в прелестном местечке Бюсси, — небольшом селении, где еще сохранились старинные постройки XVII–ХVIII веков и которое все русские парижане почему-то называют деревней. Наверное, Бюсси действительно деревня во французском понимании этого слова — вокруг простираются леса, поля, засеянные пшеницей и овсом, «за околицей», на частных огороженных лугах, пасутся кони, которых жители знают по именам («Кларин! Аким!»), а в усадьбе местного мэра живут ярко-рыжие (!) толстые кролики: их бегают кормить сладкой травкой (потихоньку от хозяина) не только ребятишки, но и молоденькие монахини, живущие неподалеку в русском православном монастыре <...>.
Вокруг — холмы. Бюсси, словно в чаше, лежит между ними — здесь никогда не бывает ветра. И не видно дороги, ведущей в Жуаньи — древний город на Йоне, не слышно грохота скоростной автомагистрали Париж—Лион, проходящей в нескольких километрах. Тишина. Только шум дождя да приглушенный колокольный звон, время от времени доносящийся из монастыря, и вторящий ему древний колокол католического храма на площади Фонтанов.
Вussy-en-Othe — русский рай... Летом тут многолюдно: паломники со всей Франции и из-за рубежа приезжают в монастырь поклониться святыням, потомки эмигрантов первой волны отдыхают здесь в своих маленьких усадьбах с цветущими мальвами и маргаритками, разноязыкие дети вместе играют в прятки и собирают букеты полевых цветов...
В сырое, промозглое лето вечера в Бюсси были особенно хороши уютом и теплом дома, долгими застольями по вечерам и бесконечным чаем...
Маленький диктофон всегда был рядом, и как только я чувствовала, что Наталия Борисовна вот-вот взглянет на меня своими удивленными голубыми глазами и скажет: «А знаешь...» — я нажимала «запись».
«Ну перестань, — говорила она всегда чуть кокетливо, — глупости. Что я там могу тебе рассказать?!» Однако при виде магнитофона она каждый раз воодушевлялась — словно уже не только я, московская «кузина», была рядом с ней, а целый мир слушал ее. Она как будто переносилась в другое время, сердцем и мыслями путешествуя там, где-то, порой надолго вдруг замолкая.
Иногда, увлекшись, она неожиданно обеспокоенно спрашивала: «Утебя там все работает? Пленка не кончилась? А батарейки хорошие? Завтра надо будет непременно купить новые...» А после записи, «делая глаза», торжественно заявляла: «Воображаю, что я тебе там наговорила!» — и тут же: «Если плохо получилось, мы переделаем, ладно?»
И почти каждое утро за кофе Наталия Борисовна «вопрошала» в пространство: «Какие у нас на сегодня планы? Будем работать? Как ты думаешь?»
А работы бьио много.
Всю жизнь Наталия Борисовна как особую реликвию хранила свой девический альбом с золотым обрезом — подарок родителей в день ее пятнадцатилетия.
В этом альбоме ей делали памятные записи выдающиеся современники ее отца — Бориса Константиновича Зайцева: друзья, близкие, знакомые, люди, которых Борис Константинович ува- жал, почитал, с которыми делил тяготы жизни в эмиграции. Этих людей Зайцев ценил и любил, но еще больше он любил свою единственную дочь, Наташу. Он так желал ей счастья! «Странник» — «Бор. Зайцев» не хотел, чтобы странницей была и его дочь, покинувшая с родителями Родину совсем ребенком. Он страдал за судьбу России, как и все изгнанники, он мечтал, чтобы дочка его обняла когда-нибудь русскую белоствольную березку...
И вот в Бюсси мы листаем альбом Наталии Борисовны. Листаем медленно. Иногда одну страницу за день... И она вспоминает о каждом авторе, посвятившем ей свою запись, и еще о многих других людях и событиях, которые были в ее жизни, о себе и об отце — выдающемся русском писателе, светлом и очень добром человеке.
Удивительная вещь человеческая память: проходят недели, месяцы, годы, и неожиданно проступают все новые и новые детали, подробности, обстоятельства, иные ракурсы, казалось бы, одних и тех же событий. Возникают параллельные сюжетные линии, на передний план выдвигаются новые, значительные персонажи, проясняя многое, порой загадочное. Поэтому так трудно упорядочить стенограмму, привести все «в соответствие», выстроить хронологически. Да и надо ли? Давайте вместе беседовать с Наталией Борисовной, вместе слушать ее не перебивая. И многое нам станет яснее и понятнее о временах Серебряного века, о людях, которые стали его гордостью и его болью, о нашей Родине и жизни вдали от нее, о вождях и жертвах, о рождении и смерти. И еще, я уверена: очарование великолепной дамы, Наталии Борисовны Соллогуб, яркость и чистота ее прекрасного русского языка, теплый юмор и мудрость, христианский взгляд на сущность бытия и необыкновенный оптимизм и взволнованная искренность непременно покорят вас. Мы начнем с начала. С самой первой записи.

 

РЕЦЕНЗИИ

Анна Кузнецова


Дочь Бориса и Веры Зайцевых Наташа в день пятнадцатилетия получила от родителей альбом, куда сделали для нее записи все выдающиеся люди из эмигрантского окружения отца — так девочка поняла, в какой уникальной среде ей довелось жить…
Нарядное издание, выполненное в формате, напоминающем альбом, воспроизводит страницы с автографами, иллюстрируя графический ряд текстами интервью с Наталией Соллогуб, вспоминающей тех, кто писал ей в альбом, а также множеством уникальных фотографий. Одна из них: «Встреча одноклассников. А.В.Соллогуб и Д.С.Лихачев у дома на улице Фремикур. Париж. 1994».
 

Петр Дейниченко
Добрые друзья родителей


Наталия Борисовна Соллогуб сохранила свой журнал — небольшой альбом в кожаном переплете с золотым обрезом, который вела с пятнадцати лет. И согласилась рассказать миру о том, кто и почему оставил в нем свои записи. О, это все были люди знаменитые — весь цвет русского искусства, литературы, философии. В разные годы гостями ее дома становились Иван Шмелев, Иван Бунин, Александр Куприн, Василий Зеньковский, Тэффи, Мстислав Добужинский, Дмитрий Мережковский и Александр Гречанинов — и многие, многие другие...
«Когда я после долгого  перерыва смотрела этот мой девический альбом, то все время думала о том, как это было давно. Ведь я ничего тогда еще не понимала. Просто жила. Для меня все эти люди были просто добрыми друзьями моих родителей... Они ведь все вошли в историю русской культуры. Кого-то не признавали, ругали, критиковали. Кто-то стал великим...», — говорила годы спустя Наталия Борисовна Ольге Ростовой. Дамы беседовали на протяжении нескольких лет в местечке Бюсси-ан-От, в полутора сотнях километров от Парижа. Наталия Борисовна далеко не молода — альбом ей подарил отец, писатель Борис Зайцев на день пятнадцатилетия, 27 августа 1927 года, и оставил в нем первую запись. Но открывается журнал напутственной записью митрополита Евлогия: «Именем Господним благословляю тебя, милая Наташа, на добрую, христианскую, светлую, радостную жизнь. На далекой, холодной чужбине сохрани красоту, свет и тепло чистой, русской девичьей души».
Наталия Борисовна уехала в эмиграцию вместе с родителями в 1922-м — вначале в Берлин, а потом, в 1924-м — в Париж. Имя Бориса Зайцева оказалось под запретом в нашей стране почти на 70 лет — смешно сказать, но еще в 1971 году французские власти, опасавшиеся, что во время визита Брежнева во Францию эмигранты совершат на советского лидера покушение, потребовали от 90-летнего старика ежедневно отмечаться в полиции. Лишь после 1988-го его книги стали возвращаться... Борис Зайцев внимательно следил за тем, что происходит на родине, радовался, что дожил «до Солженицына», — это, полагал он, знак, что в России что-то начало меняться...
В рассказах Наталии Борисовны — голодная и промерзшая Москва 1920 года, сумасшедший послевоенный Берлин, подробности повседневной эмигрантской жизни в межвоенной Франции, война (сначала боялись, что Гитлер и Сталин объединятся, потом — что Гитлер захватит Россию), послевоенная разруха... В журнале — и история ее замужества — в 1932 году она вышла замуж за Андрея Соллогуба, представителя старинной дворянской фамилии литовского происхождения — того самого Соллогуба, что учился в детстве в одной гимназии с Д.С.Лихачевым. Старики даже встретились во Франции в 1994-м. Но Наталия Борисовна больше вспоминает, как вместе с мужем она объездила всю Францию на велосипеде...
Наталия Борисовна — прекрасный рассказчик, говорит она легко и непринужденно — хотя даже из отредактированного текста видно, как трудно иной раз ей вспоминать. Что-то — слишком личное, память о многом съели годы. И все же под таким ракурсом мы историю русской эмиграции во Франции еще не видели. Незаметно для читателя она сплетает из множества частных, даже интимных деталей Большую историю. (Немалый вклад в такое прочтение привносит и подробный комментарий). А многочисленные иллюстрации, среди которых не только снимки героев старинного альбома, но и фотокопии автографов и документов, с головой погружают вас в ту эпоху.
У нас иногда говорят, что нашей стране XX век тяжело достался — да, кажется, он всей планете достался тяжело. Слишком много на долю поколения начала века выпало испытаний, слишком часто рисковали они потерять всё. Они чувствовали себя хранителями — хранителями культуры: ведь этот, казалось бы, тесный эмигрантский мирок в критические моменты истории мог бы сделаться всем, что осталось от русской культуры, — к примеру, если бы не удержали гитлеровцев под Москвой и Сталинградом.
Фактически у нас теперь есть очерк культурно-политической истории русской эмиграции — пристрастный и детальный. Очень личный — и, конечно, незавершенный. Но можно читать это просто как роман. Историю женщины, открытой миру.

 
Сергей Малинов
«Будь такой, какой ты хочешь!»


«Милая Наташа, будь такой, какой ты хочешь быть!» Так написал в 1928 году в альбом Натальи Борисовны Зайцевой, тогда еще совсем маленькой дочери блистательного прозаика Бориса Константиновича Зайцева, другой великий мастер русской литературы Иван Сергеевич Шмелев. Самое интересное, что слова знаменитого певца старой Москвы и патриархальной Руси сбылись. Наталья Борисовна, легенда русского Парижа, не так давно встретившая свой девяностолетний юбилей, действительно прожила свою долгую жизнь, так как хотела.
Это ведь очень странно для представительницы подлинно русской интеллигентной семьи, имевшей несчастье разделить со своим поколением двадцатое столетие. Потому что даже долгая жизнь в изгнании далеко не всех спасала от нищеты, болезней, выдачи советским спецслужбам после второй мировой войны. А самое главное — большинство из тех, кого мы уже привычно называем представителями первой, золотой волны русской эмиграции, нашли последний приют в разных странах, так и не дождавшись ответа на самый главный вопрос своей судьбы — нужны ли будут России хоть когда-нибудь они и их дела.
И у Натальи Борисовны, и, у ее отца, которого многие не без основания считают вторым после Бунина прозаиком русского зарубежья, таких вопросов не возникало, и возникнуть не могло. Потому что и он, и она всегда были в самом центре водоворота российского изгнания и очень хорошо чувствовали отклик на свою каждодневную эмигрантскую жизнь. Ведь Борис Константинович Зайцев, чьи повести и статьи каждый день в течение десятилетий не давали забыть тысячам российских изгнанников, кто они и откуда родом, и его дочь, все время кому-то помогавшая и бывшая главной и надежной опорой своих родителей, на долгие годы стали символом «России, которую мы потеряли».
В их дом все время приходили люди. Борис Константинович, ушедший из жизни в 1972, сумел все-таки дождаться дней, когда он встретился с новыми прозаиками из России. Теми, кому мог передать свою эстафету — Константином Паустовским, Юрием Казаковым, Владимиром Солоухиным. А Наталья Борисовна все последние годы, когда исчез железный занавес, без устали встречалась с журналистами, писателями, историками, готовила к изданию произведения отца и делала все, чтобы мы обрели ту Россию, которую и она, и тысячи ее сверстников берегли на чужой земле.
И вот сегодня мы наконец можем взять в руки ее книгу — великолепно подготовленный в московском издательстве «Русский Путь» том «Напишите мне в альбом…»: Беседы с Н.Б.Соллогуб в Бюсси-ан-От.
Точнее, книгу эту Наталья Борисовна не писала. Писала ее близкая родственница, журналистка Ольга Ростова. Много лет, приезжая в гостеприимный дом Зайцевых в парижском пригороде Бюсси, она доставала диктофон и просила: «Ну, тетя Наташа, ну, пожалуйста, расскажи еще».
И та рассказывала. Говорила о своей семидесятилетней жизни в Париже, о том, как приходил к ним в гости надменный и гордый Иван Бунин, как резка была в жизни Марина Цветаева и как дружила Наталья Зайцева с ее дочерью Ариадной Эфрон, на свою беду, поверившую в социализм и вернувшуюся в СССР. И заплатила Ариадна Сергеевна за эту свою веру по самому страшному гамбургскому счету — десятилетиями лагерей и ссылок.
На страницах книги, в которой, надо отдать должное Ростовой, сохранена неповторимая интонация Натальи Борисовны — уже почти забытая музыка речи детей Серебряного века, проходят и кокетливая королева русского юмора Надежда Тэффи, и Александр Куприн, заливавший тоску по России дешевым красным вином, и великий «философ свободы» Николай Бердяев, и полуслепой Алексей Ремизов, великий мастер сказа в древнерусских традициях и замечательный художник. И многие, многие другие, те, чьи имена золотом вписаны в историю русской и мировой культуры.
Но почему — альбом? Да потому, что Наталья Борисовна всю жизнь как самую драгоценную реликвию памяти, хранила альбом, золотой, обрезной. Его подарили ей родители к пятнадцатилетию. И самые достойные и уважаемые люди писали милой девочке. Писали стихи, посвящения, оставляли рисунки. И воспроизведение этих бесценные автографы стали основной «несущей конструкцией» этой прекрасно подготовленной книги, изданной в обрамлении уникальных фотографий, сохранившихся в архиве большой и дружной семьи Зайцевых во Франции.

 

Михаил Эдельштейн
Париж-Москва-Одесса


Бориса Зайцева тоже издают в последнее время чрезвычайно активно — Бунина он, конечно, не обогнал, но приблизиться к нему приблизился. Вот только уровень этих публикаций, к сожалению, зачастую оставляет желать лучшего. Тем приятнее отметить замечательное исключение — в том же «Русском пути» вышла составленная О.Ростовой книга «Напишите мне в альбом...» с подзаголовком «Беседы с Н.Б.Соллогуб в Бюсси-ан-От».
Наталия Борисовна Зайцева-Соллогуб — дочь Бориса Зайцева. На 15-летие родители подарили ей «небольшой альбом в кожаном переплете с золотым обрезом», ставший со временем чем-то вроде эмигрантской «Чукоккалы». Записи в нем оставили митрополит Евлогий, К.Бальмонт, Н.Бердяев, И.Бунин, З.Гиппиус, Д.Мережковский, М.Осоргин, А.Ремизов, В.Ходасевич, И.Шмелев, Тэффи, Саша Черный — и кто только не. Об этих людях, а также о десятках других — как о фигурах первого ряда, так и о персонажах фона, составлявших парижскую «культурную общественность», — рассказывала Н.Соллогуб в беседах с О.Ростовой в местечке Бюсси в 160 километрах от Парижа в 1996-2003 годах.
Помимо множества публикуемых документов, деталей жизни семьи Зайцевых и их друзей, подробностей эмигрантского быта, книга уникальна великолепной передачей того, что принято называть воздухом эпохи. Какие-то мелочи, пустяки, особенности взаимоотношений, обрывки случайных фраз, даже ошибки памяти (с которыми, впрочем, помогает разобраться комментарий Льва Мнухина) — во всем этом присутствует невероятное очарование, которое очень трудно хотя бы приблизительно обозначить словами, но которое чувствуется буквально на каждой странице этой удивительной книги. Это не просто мемуары, не только важное документальное свидетельство и ценный историко-литературный источник, но прежде всего пронзительная элегия в прозе, напоминание о жизни, которая была и которой больше никогда не будет, о мире, который исчез навсегда.
Отдельное восхищение издательству за полиграфию и оформление. В дни молодости Бориса Зайцева в газетных объявлениях такие книги называли «роскошными». Отпечатанный на альбомной бумаге, проиллюстрированный двумя сотнями фотографий, фотокопий автографов, инскриптов, писем (большинство из них публикуются впервые), томик, несомненно, станет эталоном изданий подобного рода.

---

РЕКОМЕНДУЕМ:

• Зайцев Б.К. Дневник писателя