• Содержание
• Иллюстрации
  
• Выдержки из предисловия
• Рецензии

СОДЕРЖАНИЕ

И.Меньшова. О Вере Судейкиной и ее дневнике

ДНЕВНИК

Петроград
1917 (1 января – 24 февраля)

Крым
1917 (1 ноября – 30 декабря)
1918 (1 января – 31 декабря)
1919 (1 января – 7 апреля)

Тифлис
1919 (1 мая – 2 сентября)

ПРИЛОЖЕНИЯ

Приложение 1    
Приложение 2  
Приложение 3  
Приложение 4  

КОММЕНТАРИИ  
Условные сокращения  
Список картин C.Судейкина, упоминаемых в дневнике  

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН  

 

ИЛЛЮСТРАЦИИ

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

О Вере Судейкиной и ее дневнике

Имя Веры де Боссе мало что говорит читателю. В историю русского немого кино и русской литературы она вошла под фамилией своего второго мужа — как Вера Шиллинг, а известность к ней пришла благодаря последнему браку — с композитором Игорем Стравинским, но до этого, в течение семи лет, она была спутницей художника Сергея Судейкина.
Вера Артуровна де Боссе (1888–1982), единственный ребенок в семье француза Артура Артуровича де Боссе (1867–1937, Сантьяго) и его первой жены, шведки Генриетты Федоровны (урожд. Мальмгрен, 1870–1944?, Москва), родилась в Петербурге, на Аптекарском острове, 25 декабря (по ст. ст.), в день рождения своей юной матери. Отец-либерал дал ей имя Вера в честь героини романа И.А.Гончарова «Обрыв». Семья де Боссе жила первые годы под Петербургом, в 1898 г. переехала в Нижегородскую губернию, а в 1902-м — в поселок  Кудиново Богородского уезда, где находилась фабрика отца. В тринадцать лет Вера поступила в московскую частную гимназию Пуссель, которую окончила в 1908 г. с золотой медалью и правом преподавать математику и французский язык. В то же время она получила хорошее музыкальное образование, беря уроки у пианиста Давида Шора (1867–1942), участника знаменитого трио «Шор, Крейн и Эрлих». Вере хотелось продолжить образование в Париже, но отец, видя на примере знакомых молодых дам, чему может научить этот город, рассудил, что образование, полученное в Германии, и серьезнее, и основательнее. И его дочь поступила в Берлинский университет. На первом курсе Вера изучала философию и естественные науки: физику, химию, анатомию, на втором перешла на факультет искусства, где слушала лекции Генриха Вёльфлина по истории искусства, изучала архитектуру, но закончить образование ей не удалось. Вероятно, в 1910 г. она вышла первый раз замуж за некоего Lury, но вскоре их брак был разрушен ее родителями; второй раз, в 1912-м, — за студента, прибалтийского немца Роберта Шиллинга, с которым познакомилась в Берлине. Поженились они в Москве, а об их совместной жизни известно только то, что он любил играть, из-за чего молодые были все время в долгах.
С детства Веру больше всего интересовал театр. На нее произвели сильное впечатление чеховские спектакли Художественного театра и представления с участием знаменитых гастролерш: Сары Бернар, Элеоноры Дузе, Айседоры Дункан. В Москве Вера решила учиться танцу и в 1913 г. поступила в балетную школу Лидии Нелидовой. Не собираясь стать профессиональной танцовщицей (она понимала, что начинает поздно и у нее слишком высокий рост), Вера хотела обрести способность красиво двигаться, владеть своим телом, считая это хорошей основой для актрисы, которой решила стать. В школе она впервые увидела С.Дягилева и М.Фокина в один из их приездов в Москву в поиске новых танцовщиков. Вскоре Вера начала сниматься в кино и за два года сыграла пять ролей в фильмах, поставленных режиссерами Я.Протазановым («Русская золотая серия») и А.Андреевым. О своем поступлении в труппу Камерного театра она рассказывала, как А.Таиров, узнав о том, что она хочет играть и что ее отец богат, пришел к ней — его молодому театру нужны были средства: «У нас не было ни гроша, да вдруг “Шиллинг”».
Но на сцену Вера выходит с помощью Судейкина. В то время художник был на вершине славы, много работал для театра и выставлялся, его работы раскупались. В жизни Судейкина получилось так, что всех своих жен он встретил благодаря театру: в петербургском Театре Комиссаржевской — Ольгу, в московском Камерном — Веру, в нью-йоркском Метрополитен-опера — Джин... Приглашенный для оформления постановки «Женитьба Фигаро», в сентябре 1915 г. Судейкин знакомится с Верой, влюбляется и придумывает для нее специальный номер, испанский танец, и костюм, украшенный маленькими звездочками. Их роману Михаил Кузмин посвятил свою «Чужую поэму», автограф которой сохранился в альбоме Веры. В начале 1916 г.  она уходит от Шиллинга и 16 марта приезжает в Петроград. Ради Судейкина Вера оставляет свою мечту быть актрисой, перестает сниматься в кино и становится «женой художника».
Среди сохранившихся бумаг короткого периода их петроградской жизни есть тетрадные листы с аккуратно выписанными «Обязанностями жены художника», которым Вера старалась следовать и в Крыму, когда условия жизни усложнились, и ей чаще приходилось быть не музой, а кухаркой, посудомойкой, добытчицей:
«1. Заставлять работать художника хотя бы палкой.
2. Любить его работы не меньше самого художника.
3. Каждому порыву работы идти навстречу, зажигаться его новыми замыслами.
4. Держать в порядке работы, рисунки, наброски, карикатуры. Знать каждую работу, ее замысел, значение.
5. Относиться к новым работам как к неожиданным подаркам.
6. Уметь смотреть картину часами.
7. Быть физически идеалом, а потому быть его вечной моделью».
В мемуарах современников, посвященных жизни в дореволюционном Петрограде, имя второй жены Сергея Судейкина почти не встречается. Возможно, «отсутствие» Веры связано отчасти с особенностями ее характера («я всегда сторонилась людей», хотя обилие встреч в ее жизни как бы противоречит этому утверждению), но больше — со временем ее появления в Петрограде. Художник был призван в армию, и хотя и находился на особом положении, но все же не мог по-прежнему активно участвовать в жизни столичной богемы, а вскоре — через год — у всех началась «другая жизнь». Кроме этого, по-видимому, есть и другая причина — современники негативно отнеслись к Вере, оттеснившей на второй план в жизни Судейкина «всеобщую любимицу» Ольгу, и окрестили ее «Бякой».
Ученица Судейкина Ольга Морозова вспоминала о приходе в мастерскую художника двух красавиц, его жен — бывшей и настоящей, но трудно догадаться, кто из них «статная сероглазая красавица» — Ольга или Вера. Вместе они на многих рисунках Судейкина, в его картинах на тему «Моя жизнь»; на вечере моды в мае 1916 г. они, среди других известных петербурженок, демонстрируют платья, созданные по его рисункам.
Как и Ольга, которую современники называли созданием ее мужа, Вера впитывает в себя все, что может дать ей художник. Она становится не только его музой, но и помощницей. Свой союз с Судейкиным Вера понимает как служение и, отводя упреки окружающих в том, что она забывает себя и не имеет самостоятельности, пророчит: «Я <...> приобретаю большее тем, что позирую ему, тем, что вместе с ним создаю произведения искусства, и, кроме того, что бы ни случилось <...> я так знаю и понимаю теперь искусство, что этого богатства ничто и никто у меня не отнимет». Благодаря Судейкину она не только оставила сцену, но и сама стала художницей.
Сначала, по-видимому, они поселились в доме Адамини, в квартире над «Привалом комедиантов». Вероятно, по настоянию Веры в конце 1916-го они переехали на Екатерининский канал и стали соседями художника Савелия Сорина, друга Судейкина и его первой жены. Возможно, единственное сохранившееся описание их жилья, увиденного посторонними и внимательными глазами, — в дневнике Александра Бенуа. В этой же записи художник описывает и «новую жену» Судейкина: «Очень красивая, полногрудая, статная, лупоглазая. Ein ausgesprцchen russischer Typus <ярко выраженный русский тип>. Мне говорили, что она еврейка, по отчеству как будто немка — Вера Артуровна. Судейкин, видимо, по уши влюблен — и, не стесняясь ее присутствием, воздает ей неистовые хвалы. Уверяет, что она его спасает, отучила от пьянства, от “дурной жизни”».
Первая часть Вериного дневника-триптиха, петроградская, рассказывает о жизни в этой квартире в первые два месяца нового, 1917 года: о встречах с друзьями, поездке в Москву на выставку «Мира искусства», ее разводе с Шиллингом, об их планах — и почти ничего о том, что происходит за пределами их дома, но благодаря этим «невидимым» событиям жизнь по «своей» биографии оказалась недолгой.
Неспешное течение петербургского дневника прерывается в феврале. Вероятно, в марте 1917 г.  Судейкин был послан на фронт, а Вера, заболев, в апреле уезжает от революционных событий и одиночества к матери в Москву. Покинув Петроград весной 1917-го «подругой жизни» художника Сергея Судейкина, она вернется через сорок пять лет, осенью 1962-го, в Ленинград — женой композитора Игоря Стравинского...
Вера почти ничего не знает о Судейкине до тех пор, пока он внезапно не появляется на пороге ее московского жилья. По словам Николая Евреинова, от гибели на фронте художника «спасла болезнь», но его душевное состояние было тяжелым. В июне они уехали в Крым, который многим тогда «казался раем, стоявшим вне бешеного урагана, несущегося по остальной части России». Проведя лето 1917-го в окрестностях Алушты, к осени они перебрались сначала в Ялту, а потом в Мисхор, где и прожили до апреля 1919-го.
О жизни «в печальной Тавриде, куда нас судьба занесла» рассказывает бульшая часть ее дневника.
Покинув Крым в апреле 1919 г., Вера уже не вела дневник ежедневно, сохранилось лишь несколько недатированных записей, сделанных в Новороссийске; неполна и тифлисская часть дневника, а бакинская если и была, то, вероятно, не сохранилась. В декабре 1919 г. Судейкины по неизвестной причине (возможно, вслед за Сергеем Городецким) покинули Тифлис и перебрались в Баку; 12 марта 1920-го они вернулись в Тифлис; затем был Батум, где, продав Верины драгоценности, с помощью Зиновия Пешкова 8 мая того же года вместе с их верным спутником Сориным они сели на пароход «Souirah», 18 мая достигли Марселя, а 20 мая наконец прибыли в Париж.
Но вскоре произошло то, что они, кажется, оба предчувствовали: 19 февраля 1921 г. Дягилев знакомит Веру с Игорем Стравинским, в ноябре она нарушает обещание и вновь выходит на сцену — в небольшой роли Королевы в балете «Спящая красавица», а в конце мая 1922 г. уходит от Судейкина. Меньше чем через два года после их приезда в Париж, в августе 1922-го, Судейкин уезжает в Америку — один. Вскоре он возвращается, но ненадолго и затем уже окончательно перебирается в Нью-Йорк. В последний раз, вероятно, они увиделись по его просьбе в конце декабря 1945 г., а меньше чем через год, в августе 1946-го, Судейкин умирает. В ежедневнике Веры упоминания о его смерти нет...
Вера становится спутницей Стравинского <...>.

Публикуемый впервые полностью на языке оригинала дневник Веры Судейкиной 1917–1919 гг. состоит из трех частей, которые условно, по географическому признаку, можно назвать: петроградский дневник (январь–февраль 1917 г.), крымский (с ноября 1917 по март 1919 г., к нему примыкают две записи, сделанные в Новороссийске в апреле 1919-го) и тифлисский (с мая по начало сентября 1919 г.). За пределами сохранившихся записей остались периоды с марта по октябрь 1917 г. (это время описано в неоконченных воспоминаниях В.С., начало которых приводится в Приложении 1, и с сентября 1919 по май 1920 г. (эта часть, по-видимому, не сохранилась).
Судейкины прожили на Южном берегу Крыма немногим меньше двух лет. О Крыме времен Гражданской войны оставлено много свидетельств, но по понятным причинам в основном это воспоминания. Покинувшие Россию стремились запечатлеть ушедшее и пережитое, благодаря им мы можем увидеть ее их глазами. В разные годы были опубликованы записки о жизни на Южном берегу кн. М.Барятинской, кн. Л.Васильчиковой, М.Винавера, бар. Л.Врангель, бар. П.Врангеля, А.Давыдова, Г.Дерюжинского, С.Маковского, О.Морозовой, кн. В.Оболенского, Д.Пасманика, кн.Г. Трубецкого, кн. П.Урусова, кн. Ф.Юсупова-ст. и кн. Ф.Юсупова-мл. (почти все они упоминаются на страницах публикуемого дневника). Известно, что свои воспоминания об этом периоде оставила и другая знакомая Судейкиных — кн. Л.Оболенская. Из крымских дневников той поры на данный момент опубликовано несколько: некоего А.В., вдовствующей имп. Марии Федоровны, отрывки из записей кн. Е.Кантакузиной, кн. императорской крови Никиты Александровича, Л.Савелова-Савелкова, кн. З.Юсуповой, но ни в одном из них не упоминается о таких событиях, как ялтинские выставки 1917 и 1918 гг. О крымской жизни художников в этот период до сих пор известно лишь несколько свидетельств: письма И.Билибина к Л.Чириковой, ее небольшие воспоминания о нем и воспоминания С. Маковского о В.Поле. Кратко упоминает о «группе художников», живших в Новом Мисхоре, кн. Л.Васильчикова; может быть, гораздо больше сведений содержится в ее пока не опубликованном дневнике. В воспоминаниях Г.Дерюжинского не упоминаются другие художники, но, возможно, он написал о них в романе о своей первой жене Палладе. Вели записи в этот период также И.Чехов, Н.Кондаков, Д.Пасманик (по его словам, утрачены). Дневники того времени — редкость, но они существуют и спустя почти сто лет все чаще стали появляться в печати. Бесценные свидетельства хранятся в архиве бар. М.Врангель, поставившей перед собой цель собрать сведения о том, как, при каких обстоятельствах покинули родину ее соотечественники и как сложилась их беженская жизнь. Среди многочисленных писем есть и письма спутников Судейкиных — С.Сорина и Л.Браиловского с краткими, к сожалению, упоминаниями об их последних днях в Крыму.
Период «выжидания» менее известен; как ни странно, сохранилось больше свидетельств, оставленных теми, кто действовал, сражался. Как и чем жили изо дня в день невольные беженцы? Благодаря дневнику Судейкиной мы имеем непосредственный рассказ о том, как проходили дни «застрявших в Крыму» политиков, актеров, писателей, художников, и в первую очередь Судейкина, ибо он в центре всех записей — ведь это дневник любящей женщины.
Записи Веры Судейкиной густо населены. В.Каменский, укоряя ее, говорил, что ожидал от нее «творчества, а не простого, документального описания жизни» («Почему Вы описываете таких неинтересных людей?» — «Потому что они были в нашей жизни, мы ими интересовались, уделяли им внимание»). М.Волошин же, наоборот, считал непосредственность отображения достоинством дневника. Начинается и обрывается рассказ — это закон жанра со всеми его преимуществами и недостатками. Люди известные и безвестные, они появляются и исчезают, и их дальнейшая судьба зачастую неизвестна. Имена одних и сохранились, вероятно, только на страницах публикуемого дневника; о других, оставивших свое имя в истории русской культуры, эти записи сберегли неизвестные ранее подробности. С некоторыми своими героями Вера встретится вновь, будет дружить — в другой жизни, в эмиграции...
Дневник возвращает нам полузабытые ныне, а когда-то известные имена; восполняет пробелы и добавляет новые факты к биографиям С.Судейкина, С.Сорина, И.Билибина, М.Волошина, К.Коровина, О.Мандельштама, С.Маковского, Набоковых, Ф.Блуменфельда, С.Булгакова, А.Вертинского, Е.Метнер, В.Каринской, В.Каменского, Н.Евреинова, Л.Кореневой, Л.Рындиной, Чеховых и многих других. Дневник уточняет даты: время приездов в Крым С.Щербатова и И.Чехова, отъезда Г.Дерюжинского, день смерти актера Малого театра Ф.Ухова; благодаря ему становятся известны подробности культурной жизни (две ялтинские выставки, концерты В.Дроздова, А.Ян-Рубан, Л.Балановской и М.Якобсона, лекции о. С.Булгакова и Д.Пасманика) и жизни мисхорской колонии художников — с ее бытовыми заботами, творчеством, планами, настроениями, надеждами, слухами, ссорами. По записям видно, чем была для Судейкина встреча с Кузминым: художник часто вспоминает и рассказывает о поэте, Вера постоянно читает знакомым его стихи, Судейкины читают его любимые книги, да и свой дневник В.С. вела, по-видимому, не без влияния дневников Кузмина. О многом она записать не успевала, из-за многочисленных забот и обязанностей у нее почти не оставалось времени на дневник: так, лишь кратко, мельком упомянуто о приезде в Ялту и Мисхор Волошина, не так подробно, как хотелось бы, рассказано о ялтинских выставках и национализации Воронцовского дворца.
Сохранившиеся подробные записи третьего, кавказского периода посвящены, к сожалению, только первому месяцу жизни Судейкиных в Тифлисе — маю 1919 г. На Кавказе художнику повезло больше — он оказался в центре активной литературной и художественной жизни, участвовал в выставках и собраниях, расписывал кафе, его картины пользовались успехом и раскупались. Этот период его жизни, в отличие от крымского, наиболее освещен исследователями. И все же записи Судейкиных (уцелели две недатированные записи из дневника самого художника) переоценить невозможно, они не дали исчезнуть подробностям колоритной жизни поэтов и художников в Тифлисе 1919 г. <...>

РЕЦЕНЗИИ

ЛГ-рейтинг

«Литературная газета», №33-34 (6134), 29.08.2007 г.

Вера Судейкина (1888–1982) была довольно известной актрисой немого кино (снималась у Я.Протазанова в «Русской золотой серии») и художницей. А ещё она была женой и музой художника Сергея Судейкина, а позднее — композитора Игоря Стравинского. В «Дневнике» описывается жизнь Судейкиных в Петрограде накануне Февральской революции, затем в Крыму и Тифлисе до их отъезда за границу. Как замечает И.А.Меньшова, «дневник возвращает нам полузабытые ныне, а когда-то известные имена; восполняет пробелы и добавляет новые факты к биографиям С.Судейкина, С.Сорина, И.Билибина, М.Волошина, К.Коровина, О.Мандельштама, С.Маковского, Набоковых, Ф.Блуменфельда, С.Булгакова, А.Вертинского, Е.Метнер, В.Каринской, В.Каменского, Н.Евреинова, Л.Кореневой, Л.Рындиной, Чеховых и многих других». Автор рассказывает о быте и отношениях художников, о таких событиях, как выставка объединения «Мир искусства» 1917 года в Москве, выставки в Крыму и Тифлисе. Не обойдены вниманием и политические события этого бурного периода.

 

Опубликовано в НГ Ex Libris от 06.09.2007 г.

Вера Судейкина (1888–1982) знакома историкам кинематографа как Вера Шиллинг — одна из отечественных звезд «великого немого», а также историкам музыки — как жена Игоря Стравинского. Менее известно, что она была в течение семи лет супругой художника Сергея Судейкина: ее яркая личность так и не смогла затмить еще более харизматический образ Ольги Глебовой-Судейкиной.
Автор описывает период, предшествовавший революции, и сам Февральский переворот (петроградский дневник января–февраля 1917 года). События октября и Гражданская война застали супругов Судейкиных на Черном море (крымский дневник, ноябрь 1917 — март 1919), откуда они перебрались в Грузию (тифлисский дневник за май–сентябрь 1919). Затем Баку, где при помощи младшего брата Якова Свердлова и пасынка Горького, французского офицера Зиновия Пешкова в мае 1920 года Судейкины эмигрировали во Францию.
Автор фиксирует исторические (в том числе и бытовые) реалии: «Вчера вечером мы спаслись бегством от большой компании пьяных матросов, которые пришли в наш флигель в гости к трем публичным девкам, одна из них наша приходящая кухарка» (запись от 27 ноября 1917 года). Некоторые из них — готовый сюжет для притчи или абсурдистской новеллы в духе Даниила Хармса. «После обеда пошли гулять в парк, затем опять пошли в кафе, там сидели мама, Жакье, Дехтерева и Мария Игнатьевна. С ними безногий офицер, делающий обувь, — приятное лицо, одухотворенное, сходство с Пушкиным». Интересен прогноз конца 1917 года о разделении страны на Север (коммунистический) и Юг (монархический). Что-то вроде Гражданской войны в США наоборот или «Острова Крым» Василия Аксенова. Не сбываются прогнозы, рушатся иллюзии. Хорошо — Ленин совершит мировую революцию, но сохранится славянский дух, радуется националист Сергей Судейкин. А вскоре Сергей и Вера уже радуются слуху об аресте Ленина в Москве. Правда, позже Вера не верит, что Ленин арестован Троцким.
Много пишет Судейкина о своих встречах, разговорах с художниками, дает им характеристики. С Александром Бенуа все раззнакомились, а Юрий Анненков, наоборот, имеет большой успех. Хотя дневник не ограничивается кругом живописцев: упоминаются Максимилиан Волошин и Осип Мандельштам, Всеволод Мейерхольд и Тамара Карсавина. Приходят в гости грузинский поэт Тициан Табидзе «с безумными глазами» и «слегка пьяный» футурист Илья Зданевич. Правда, Зданевич говорил талантливо, остро, насмешливо, а речь Табидзе «производила впечатление бессвязных пьяных изрыганий». А вот, например, как меняется восприятие философа и богослова Сергея Булгакова. Оказывается, он не «неприятный монгол с одной мыслью: бей буржуев», а вполне симпатичный человек: «Лицо у него очень русское. Я вижу в нем и жуликоватость, Сережа — нет. Красивое».
Жаль, читатель лишен возможности познакомиться с последующими дневниковыми записями. Так, в 1962 году Вера (уже с Игорем Стравинским) посетила Советский Союз. Интересно было бы узнать практически из первых рук такую сцену. На пресс-конференции советские журналисты стремились выяснить политическую ориентацию Стравинского. Очень им хотелось, чтобы «композитор-эмигрант признал наши достижения» или, по крайней мере, нейтрально отзывался о коммунистах. Долгое время Стравинский дипломатично уклонялся, однако терпение лопнуло. Когда ему задали вопрос о хобби, композитор ответил: «Орнитология». — «Каких птиц вы собираете?» — «Я коллекционирую двуглавых орлов». Больше вопросов не последовало.

Мы создадим свой мир, не правда ли?

Журнал «Читаем вместе», декабрь 2007 г.

Рейтинг редакции: Приобрести в личную библиотеку

Имя и творчество художника Сергея Судейкина — российский, как нынче принято говорить, бренд, известный во всем мире. Подробности жизни этого человека также заслуживают всяческого внимания, особенно если их источник — дневник жены.
Вера Судейкина (в первом браке Шиллинг, в последнем и самом знаменитом — Стравинская) была дочерью француза и шведки. Но родилась она в Петербурге, в 1888 году, названа была именем любимой героини отца из романа Гончарова «Обрыв», и блистала как «русская красавица, специфически русский тип красоты, в котором обаяние достигает вершины», — так писал о ней Томас Манн. По воспоминаниям других современников она была действительно хороша, обаятельная шатенка, словоохотливая в беседе и весьма практичная в делах супруга. Впрочем, практичность ее была особая, сформулированная самой Верой Артуровной в семи правилах ее дневника:
1. Заставлять работать художника хотя бы палкой.
2. Любить его работы не меньше самого художника.
3. Каждому порыву работы идти навстречу, зажигаться его новыми замыслами.
4. Держать в порядке работы, рисунки, наброски, карикатуры. Знать каждую работу, ее замысел, значение.
5. Относиться к новым работам как к неожиданным подаркам.
6. Уметь смотреть картину часами.
7. Быть физически идеалом, а потому быть его вечной моделью
Преданность мужу не мешала жене быть в центре культурной жизни Петербурга, а затем эмиграции. Ей посвящали рисунки, ноты, стихи М.Кузьмин, О.Мандельштам, М.Волошин, К.Бальмонт, М.Струве, Р.Ивнев, Б.Григорьев, А.Черепнин и другие представители русского искусства. Упомянутые в дневнике подробности их жизни воплотили беспокойный и парадоксальный дух того времени.

 

Основную часть дневника Веры Судейкиной, актрисы немого кино, жены художника Сергея Судейкина, впоследствии — спутницы Стравинского, составляют крымские главы. Петроград и Тифлис занимают намного меньше места, а жаль: время пребывания Судейкиных в Тифлисе пришлось на период культурного расцвета города, и они сразу по приезде, весной 1919 года, оказались в центре причудливой жизни русско-грузинской богемы. Да и дошедшие до нас фрагменты позволяют сделать вывод, что тифлисский дневник был насыщен литературными и художественными подробностями. Увы, Судейкины прожили в Тифлисе больше полугода, тогда как относительно полно сохранились лишь записи за май 1919-го. В конце года художник с женой перебрались в Баку, но бакинский дневник либо не сохранился, либо не существовал вовсе.
Впрочем, и дошедшая до нас крымская часть дневника представляет исключительный интерес. Судейкина, казалось бы, и из дому особо не выходит, мир ее в эти годы откровенно «мужецентричен», при этом дневник непонятным образом оказывается невероятно густонаселен (именной указатель к нему составляет 30 страниц мелким шрифтом). Особое его значение — в деталях из жизни персонажей фона, литераторов и художников третьего и далее рядов, которым выпало оказаться в Крыму одновременно с Судейкиными, — здесь и легендарная Паллада Богданова-Бельская (в описываемый период — Дерюжинская), и Сергей Маковский, и Александр Рославлев, и Савелий Сорин, и Иван Билибин. В эпизодах заняты Набоковы, Сергей Булгаков, Макс Волошин.
Другой интерес дневника — в запечатленных на его страницах сплетнях, слухах, общих настроениях, репутациях. Причем важно, что Судейкина фиксирует всю эту пыльцу эпохи не как внешний наблюдатель, а как человек своей среды. То есть диапазон чтения, вкусы, предрассудки, нравы судейкинского круга представлены в дневнике в «первозданном» виде, без всякой рефлексии. И нельзя не отметить, что нравы эти оказываются более консервативными и церемонными, нежели ждешь от интимного друга Кузмина и бывшего мужа Ольги Глебовой, да еще в апокалиптическом 1918 году. Вот лишь один эпизод: Паллада Дерюжинская собирается пойти с Судейкиными в концерт, на что Судейкин отвечает: «Пока Вы не перемените Вашего образа жизни, я не могу, чтобы Вы появлялись с нами в общественных местах!» «Униженная и оскорбленная» Паллада уходит в слезах, зашедший к Судейкиным Сорин, выслушав эту историю, говорит: «Вы просто бы сказали ей: Вы скомпрометируете мою жену, если появитесь с ней в обществе», а автор дневника комментирует: «Мне жаль ее было — но на самом деле нельзя же было бы показаться в концерте с Палладой!»
Вера Судейкина не слишком проявлена в дневнике как самостоятельная личность, ее суждения и образ мыслей кажутся простым отражением мнений и убеждений ее мужа (как, например, в случае нескрываемой юдофобии обоих супругов). При всем том дневник доказывает наличие у нее отчетливого литературного таланта — толстый том прочитывается легко, мизансцены выписаны ярко и художественно убедительно, а действующие лица, включая вполне эпизодических, получились индивидуализированными и запоминающимися.

Особо следует отметить уровень подготовки сложнейшего (в первую очередь из-за обилия малоизвестных персонажей) текста и фундаментальный, более чем двухсотстраничный, комментарий.

 

Вера де Боссе, по оставленному мужу — Шиллинг, дочь француза и шведки, родившаяся в Петербурге, в эмиграции — актриса немого кино и жена Игоря Стравинского, с 1915 по 1922 год была спутницей знаменитого художника Сергея Судейкина. Революцию они встретили, как большинство людей высокой культуры — старались жить прежними интересами: рисовать, читать, проводить время с людьми своего круга, изредка свысока обсуждая творящийся в стране кошмар. В дневнике-триптихе Вера Артуровна аккуратно, хорошим слогом записывала значимые, на ее взгляд, события их с Судейкиным частной жизни почти каждый день, пока позволяли обстоятельства. Не все части дневника сохранились, а после Крыма записи не всегда датируются. Подготовка издания и его полиграфический уровень — на традиционном для «Русского пути» высоком уровне.