• Оглавление
• Иллюстрации
  
• Предисловие
• Рецензии
• Об авторе

ОГЛАВЛЕНИЕ

Предисловие. ОПАСНАЯ ТЕМА

Всемирная слава Павлика Морозова. — «Мученик идеи». — Что все знали о советском герое № 1. — Как возник замысел книги. — Существовал ли такой мальчик? — Поиск живых свидетелей. — Трудности тайного частного расследования. — Дата похорон — единственная точная в  биографии Павлика.

УЧАСТНИКИ СОБЫТИЙ

Пятьдесят три основных  участника событий. — Кто есть кто: мертвые и оставшиеся в живых. —  Преступники и их жертвы.  — Путаница в документах.

Глава первая. СУД НА СЦЕНЕ

Показательный суд как спектакль. — Водка без ограничения. — Следственное дело № 374. — «Протокол подъема трупов». — Приказ: похоронить до приезда следователя. — Десять арестованных. — Цитаты из вождей в доказательство вины. — Четверых к расстрелу по статье 58-8 (терроризм).

Глава вторая. КАК СЫН ДОНЕС НА ОТЦА

Перемена национальности убитого мальчика. — Прадед и дед на императорской службе. — Романтический брак жандарма с воровкой. — Белорусы осваивают Сибирь. — Венчание Трофима Морозова. — Сколько лет было Павлику? — Начало охоты за кулаками. — Из ссылки в ссылку. — Отец оставляет семью. — Путаница: кому и куда донес сын? — Приговор Трофиму Морозову.

Глава третья. ДРУГИЕ ПОДВИГИ МОРОЗОВА НА БУМАГЕ И В ЖИЗНИ

Долго ли Павлик занимался доносительством? — Федя — личный осведомитель старшего брата. — Особые домашние задания учительницы. — Школа соглядатаев. — Угрозы родственников. — Как писатели изобретали новые способы доносов. — Очевидцы уличают прессу во лжи.

Глава четвертая. БЫЛ ЛИ ОН ПИОНЕРОМ?

В школьной библиотеке 13 книг. — Нищета в деревне. — Фантом «пионеризации». — Разные версии вступления Павлика в пионеры. — «Пионером не был, но… надо, чтобы был».

Глава пятая. СЕМЬЯ В КАЧЕСТВЕ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ОРГАНИЗАЦИИ

Пятилетний план репрессий. — Разрушение крестьянской семьи. — Сталина обвиняют в провале коллективизации. — Возврат к крепостному праву. — Использование детей в политических целях. — Урал не выполняет указаний Москвы. — Убийство Павлика и Феди необходимо для победы социализма.

Глава шестая. ПОСМЕРТНАЯ РЕАБИЛИТАЦИЯ НЕВИНОВНЫХ

Отбор кандидатов на роль убийцы. — Подозревают отца, мать, кре¬стьян. — «Вдохновитель убийства». — Вина бабушки. — Арестованных избивали до полусмерти. — Угрозы как доказательства. — Нож со следами крови — но чьей? — К Даниле подсадили «наседку».

Глава седьмая. КТО ЖЕ УБИЙЦА?
ОГПУ в деле вообще не упоминалось. — СПО — Секретно-политический отдел. — Протокол по делу, которого еще нет. — Странная дата убийства. — Тайная полиция организует колхоз. — Осведомитель Иван Потупчик. — Помощник уполномоченного Спиридон Карташов. — Показательное убийство для показательного процесса. — Юбилей «недремлющего ока диктатуры пролетариата». — ОГПУ — государственная террористическая организация.

Глава восьмая. МИФ: ОБРАЗЕЦ НОВОГО ЧЕЛОВЕКА

«Павлик должен быть ярким примером». — Испорченный человеческий материал. — Модели новых людей. — «У нас нет общечеловеческой морали». — За донос бутылка водки. — Невезучий мифотворец Соломеин. — Горький собирает деньги на монумент Павлику. — Маленький доносчик — восьмое чудо света.

Глава девятая. ТВОРЦЫ И ЖЕРТВЫ ГЕРОИЗАЦИИ
«Знак Почета» Губареву за пропаганду доноса. — Писатели соревнуются в воспевании героя. — Курил ли Павлик? — Фотография, которая никогда не публиковалась. — Его умственное развитие. — Опера Красева. — Роковой просчет в фильме Эйзенштейна. — Создание совет¬ского бумажного идола.

Глава десятая. СЛАВА ДОНОСЧИКАМ!

Образец доноса для начинающих. — Морозов в борьбе с троцкистами. — Пионерская организация как филиал органов безопасности. — Награждение детей за доносы. — Всесоюзное соревнование юных осведомителей. — Песни о пионере 001.

Глава одиннадцатая. СКОЛЬКО БЫЛО ПАВЛИКОВ?

Дело героя 002. — Восемь убитых до Морозова. — Почему он назван первым? — Народная война против доносчиков. — Соглядатаи, оставшиеся в живых. — Семья чемпионов: 172 доноса.

Глава двенадцатая. ДАННЫЙ МАЛЬЧИК И ТОВАРИЩ СТАЛИН

Устных указаний не могло не быть. — Аресты Постышева и Косарева. — Ленин и Сталин как провокаторы. — Особый сектор личного секретариата вождя. — «Преданный пес» Поскребышев. —  Павлику заменяют отца и мать. — Установка памятника на Красной Пресне. — Донос по делу врачей. — Любил ли генсек Павлика?

Глава тринадцатая. ПАЛОМНИЧЕСТВО В ГЕРАСИМОВКУ

Брат Павлика, шпион. — Дом в Крыму для матери героя. — Национальный парк в Герасимовке и лагеря ГУЛАГа вокруг. — Музей героя-доносчика. — Нищий колхоз имени Морозова.

Глава четырнадцатая. ДОНОСИТЬ ИЛИ НЕ ДОНОСИТЬ?

В Книгу почета навечно. — «Гвардия Морозова». — Девальвация образа юного героя. — Осведомитель в системе полицейского государства. — Ответ уральской газеты американским советологам. — Моральный облик вождей.

Заключение. РАСПАД СИСТЕМЫ И УЧАСТЬ ГЕРОЯ 001
Гласность и сакральный мальчик-доносчик. — Попытки спасти имидж Морозова. — Автора хотят судить за оскорбление чести пионера. — Развал СССР. — Толпа сбрасывает памятник. — Сколько информаторов у спецслужб? — В новый век со старым героем?

Примечания

Мартиролог. СОВЕТСКИЕ ДЕТИ-ГЕРОИ, УБИТЫЕ ЗА ДОНОСЫ
1927–1940

Краткая библиография
Об авторе

ИЛЛЮСТРАЦИИ

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

ОПАСНАЯ ТЕМА

Всемирная слава Павлика Морозова. — «Мученик идеи». — Что все знали о советском герое № 1. —  Как возник замысел книги. — Существовал ли такой мальчик? — Поиск живых свидетелей. — Трудности тайного частного расследования. — Дата похорон — единственная точная в биографии Павлика.

Слава Павлика Морозова, которого в России знает каждый, от мала до велика, затмила известность многих героев. Об этом мальчике созданы сотни произведений в разных жанрах — от поэм до оперы. Его портреты были в картинных галереях, на открытках, спичечных коробках, почтовых марках. На прославление его израсходованы не поддающиеся учету количества бумаги, кинопленки, холста и красок. В разных городах по сей день стоят его бронзовые и гранитные статуи. Школы, носившие его имя, имели особые залы-музеи Павлика Морозова, где детей торжественно принимали в пионеры . Гипсовые бюсты этого мальчика вручали победителям спортивных состязаний. Именем Павлика Морозова названы корабли, библиотеки, железнодорожная станция. Его официальная должность — герой-пионер Советского Союза номер 001.
Когда в 1982 году отмечалось 50-летие героической смерти Павлика Морозова, печать назвала мальчика «мучеником идеи» . О месте, где он убит, писалось как о святыне, а о самом ребенке — как о святом. В атеистической советской прессе это бывает редко и обозначает лишь фундаментальные духовные ценности коммунистической идеологии. В истории человечества такой славы не удостаивался ни один ребенок.
Если кратко сформулировать суть подвига, который прославил героя, то она такова. В начале 1930-х годов Павлик Морозов донес ОГПУ, то есть государственной тайной полиции, позже переименованной в КГБ, что его отец — противник советской власти. Этим он помог строительству коммунизма в Советском Союзе. Отец его был арестован и исчез в лагерях. Враги партии убили мальчика, и народ провозгласил его своим героем. С тех пор все дети Советского Союза стали изучать на уроках его биографию, чтобы в жизни поступать, как Павлик.
Итак, юный доносчик, предатель собственного отца, сделан национальным героем огромной страны с тысячелетним прошлым. История эта описана в советской прессе такое множество раз, что, казалось бы, в ней не должно быть никаких неясностей. Начав расследование в 1979 году, мы легко разыскали в Москве переулок, носящий имя Павлика Морозова, парк его имени и в нем внушительный монумент, увековечивающий мальчика в бронзе с гордо поднятым знаменем в руках.
Между тем, читая книгу за книгой, мы с изумлением обнаруживали противоречия буквально в каждом факте. Сколько лет было Павлику Морозову в момент его героической смерти? В разных изданиях возраст его указывается разный — от одиннадцати до пятнадцати лет. А где он родился? Место рождения Павлика Морозова — Герасимовку — в одних источниках называют селом, в других — деревней, находившейся в Кошукской волости Тобольской губернии, Ирбитском уезде Обско-Иртышской области, в Омской области (все это Сибирь), а также в Верхнетавдинском районе Уральской области и в Тавдинском районе Свердловской области (это Северный Урал).
Показалось весьма странным, что Павлики Морозовы на фотографиях в разных изданиях не были похожи друг на друга. Еще более странными выглядели обстоятельства смерти героя, который убит не один, а вдвоем с братом, тоже доносчиком, но героем почему-то не ставшим. Стопы прочитанных нами книг росли. В них убийцами пионера называют разных людей, общее число убийц, как мы подсчитали, оказалось не менее десяти.
Наше удивление еще более возросло, когда мы обратились в исторические архивы. Ответ оказался везде одинаков: «Никаких документов по Павлику Морозову нет». Мы отправились в Зауралье, в Западную Сибирь, на родину мальчика-героя — в Герасимовку. Но и здесь, в мемориальном музее Павлика, не оказалось ни личной вещи, ни листка из его школьной тетради, ни одной семейной реликвии. Мы побывали и в других музеях Павлика Морозова. Вместо документов в них показывают рисунки, книги, вырезки из газет. Даже от святых тысячелетней давности сохраняются подчас кое-какие реликвии, а ведь история Павлика Морозова — это век двадцатый. Может быть, этот мальчик и не существовал вовсе, а просто является одним из положительных персонажей советской литературы?
Оставалась последняя нить: живые свидетели. Однако попытки узнать чуть больше того, что выставлено в музее, натолкнулись на нескрываемое сопротивление. «Экскурсантам не следует встречаться с жителями деревни, — пояснила экскурсовод. — Крестьяне неправильно все понимают и могут не то наговорить. Работники музея организуют группы так, чтобы посетители проходили по местам славы Павлика Морозова и сразу уезжали из деревни».
Мы не уехали. Ни разговаривать с людьми, ни фотографировать не смогли: рядом с нами постоянно оказывались сопровождающие. Пришлось уехать из деревни, а затем появиться снова и, избегая внимания должностных лиц, ходить из дома в дом. Но и в этом случае крестьяне, которые беседовали с нами, то и дело отказывались отвечать на вопросы или обходили острые углы, опасаясь откровенности.
К нашему изумлению, показания первых же свидетелей событий в деревне Герасимовке внесли в известную нам с детства биографию героя немало неожиданных сведений. Официальные тексты оказались ложью. Когда же нам удалось разыскать подлинную фотографию Павлика Морозова, которая никогда не публиковалась, стало ясно, что во всех энциклопедиях, учебниках и книгах, на открытках и почтовых марках фотографии героя фальшивые.
Загадочные события, как нам рассказали очевидцы, не перестали происходить и после убийства Павлика Морозова. Дом, где жил мальчик, сгорел дотла, но кто поджег — осталось неизвестным. Могилу Павлика Морозова ночью, тайно, перенесли с одного места на другое.
Для того чтобы раскопать истину полувековой давности, нам нужно было спешить: возраст старейших очевидцев этой трагедии приближался к ста годам. Многих жизнь раскидала по разным городам. Частное расследование в советской стране вести вообще трудно. А это — одна из неприкасаемых тем, и любой рискованный вопрос, любое отклонение от установленных положений чреваты для слишком любопытного тяжелыми последствиями. Вести расследование приходилось крайне осторожно, и читатель в дальнейшем поймет почему. К тому же официальная пропаганда сделала свое дело.
Жизнеописания Морозова обросли за полвека яркими одеждами, и сверстники Павлика в разговорах с нами большей частью вспоминали о нем где-то прочитанное. Даже восьмидесятилетняя мать героя Татьяна Морозова, рассказав нам много такого, чего в книгах о ее сыне мы не нашли, прибавила: «Как в книгах написано, так и правильно». Еще точнее сформулировал взаимоотношения между истиной и мифом один из оставшихся в живых одноклассников Павлика Морозова: «Я расскажу, как было, а уж вы сами добавьте чего надо. Иначе нельзя». Неграмотные люди тоже этой грамотой овладели.
Позже в скромных домашних архивах некоторых участников кровавой трагедии в Герасимовке мы разыскали чудом сохранившиеся бумаги. Они компенсировали несовершенство человеческой памяти. Посчастливилось найти и уникальные секретные архивные документы. Без них расследование одного из самых уязвимых мифов советской системы осталось бы менее аргументированным.
Какие же подвиги на самом деле совершил этот мальчик, жизнь которого для нескольких поколений советских людей стала образцовой и обязательной моделью для подражания? Почему и кем Павлик Морозов убит? Как и для чего доносчик сделан национальным героем?
Мы начинаем расследование с того, что сообщим три абсолютно достоверных факта. Во-первых, легендарный Павлик Морозов действительно жил на свете. Во-вторых, он действительно был убит. Когда убит — неизвестно, но похороны состоялись 7 сентября 1932 года, и это третий факт. Все остальное — впереди.
 

РЕЦЕНЗИИ

Андрей Мирошкин
Один из восемнадцати


Это уже как минимум четвертое явление книги Юрия Дружникова отечественному читателю. Написана она была в начале 80-х, когда отметилось 50-летие со дня подвига и гибели Павлика Морозова. Рукопись долго ходила в Москве по рукам, потом вышла в Лондоне в 1988-м. Автор прочел ее — целиком — на «Голосе Америки» и «Свободе». Однако, несмотря на горбачевский «ветер перемен», ввоз книги в СССР был строжайше запрещен, а ее автор объявлен злобным клеветником-антисоветчиком. Но уже через год-два главы из книги печатали рижский «Родник» и московская «Семья и школа»... В середине 90-х «Московский рабочий» выпустил первое российское издание. Спустя 11 лет Дружников переиздал «Доносчика 001», добавив новую главу и новые документальные материалы.
Тайна Павлика Морозова начала тревожить писателя еще в 70-х. К тому времени из облика убиенного кулаками пионера выветрились все мало-мальски человеческие черты, и он превратился в сугубо мифологического героя. Имя Павлика носили школы и пионерские дружины, пароходы и дома культуры, но конкретные факты его биографии все более размывались. Невозможно было в точности узнать, где родился герой, сколько ему было лет в момент гибели, как он выглядел в реальности, кому и за что он донес на отца и кто его убил. А если копнуть поглубже, выяснялось, что и пионером-то Павлик не был... В общем, Дружников решил пролить свет на заросший мхом и паутиной советский миф времен коллективизации. Съездил в деревню, где жил юный борец с кулачеством, поговорил с земляками; порылся в библиотеках и архивах. И выяснил много прелюбопытного — попутно, впрочем, создав и новый миф о погубленном мальчугане.
И действительно, никаким пионером Павлик Морозов не был: в их отдаленной деревне к началу 30-х не существовало еще пионерского отряда. (Впоследствии официальные биографы сделали из него «организатора пионерского движения» в Герасимовке.) Помимо политики, у доноса была, скорее всего, веская бытовая причина: Морозов-отец незадолго до того ушел из семьи к новой жене, и мать всячески натравливала Павлика на бывшего мужа. Следственная процедура смахивала на трагифарс: основными доказательствами вины подсудимых служили цитаты из докладов вождей и письма уральских трудящихся с призывами «расстрелять как бешеных собак»; адвокат в разгар судебного заседания покинул зал, заявив, что не в силах защищать этих «кровавых мерзавцев». В итоге дядя, дед, бабка и двоюродный брат Павлика были расстреляны сразу после вынесения приговора. Могилу же самого павшего героя в конце 30-х вскрыли, а прах перенесли поближе к охраняемому зданию сельсовета — дабы исключить всякую возможность ревизии «дела». (Дружников считает, что таким образом старались сокрыть предполагаемое участие ОГПУ в убийстве.) После войны в Москве, на Пресне, поставили Павлику Морозову памятник, с идей которого носился еще Максим Горький. Острословы по этому поводу пустили шутку: теперь, мол, в столице есть памятник не только первопечатнику, но и перводоносчику...
Власть до последнего момента сопротивлялась публикации правды о Павлике, объясняя это впоследствии нежеланием травмировать психику тех, «кто искренне верил». И сегодня непросто восстановить подлинную картину того, что случилось в 1932 году в сибирском селе. Обнародованные Дружниковым детали этой подловатой истории важны, как пишет автор, «не для выяснения жизненной правды, а для того, чтобы понять, как в прессе рекламировался донос мальчика на отца». И спустя четверть века, при новом строе, книга эта интересна не только политической подоплекой «дела» Павлика Морозова. В ней тщательно описан механизм работы государственного пиара 30–70-х годов, механизм превращения «одного из многих» в «главного и единственного». Именно партия большевиков, убежден Юрий Дружников, несет ответственность «за нравственное растление миллионов малолетних павликов». За то, что штатным или внештатным доносчиком в СССР в ту пору был, по подсчетам автора, каждый восемнадцатый.  
 

Валерий Лебедев (Бостон)
Тень чекистов


Летом 2006 года в московском издательстве «Русский путь» вышла в свет книга Юрия Дружникова «Доносчик 001 или Вознесение Павлика Морозова». Это первое полное (с дополнениями) издание книги на русском языке.
Mы еще хорошо помним, что это за юный герой, пионер номер один страны Советов. В советском сознании через многочисленные книги, статьи, фильмы, пионерские линейки, ленинские комнаты, песни и стихи (была даже опера о Павлике) этот самый Павлик Морозов был олицетворением коммунистического патриотизма и верности делу партии. Ради чего и отца родного не пожалел. Правда, что-то и в сознании рядового обывателя свербело. В позднее советское время стала популярной шутка: «Кто такой Павлик Матросов? Это который закрыл амбразуру телом своего отца». Вот про то, как закрыл, и сделал свое пионерское исследование Юрий Дружников. Притом — завершил его к 1983 году. То есть, в самые мрачные времена, когда на пост заступил последний реформатор большевизма — Андропов.
Поехать Юрию Дружникову по деревням и городам как раз поспособствовала подготовка к празднованию 50-летия со дня смерти юного героя. Ну, празднование — это чересчур, однако ж юбилей. Поехали писатели да журналисты составлять юбилейные тропари, с ними как бы невзначай увязался Дружников. Если приехать просто так, в промежуточном времени, да расспрашивать у выживших односельчан и родственников о Павлике и прочих участниках, так сразу же органы заинтересуются: кто таков? От кого послан? И — вышлют. Нечего отвлекать трудовой народ от жатвы. А под дату все проскочило, даже документы удалось разыскать и получить, которые в обычное время никогда бы не дали. Интерес к Павлику возник у Дружникова после совещания по драматургии в Ростове-на-Дону, на котором он спросил у председателя собрания, а хорошо ли воспитывать подрастающее поколение на примере предательства родного отца? Вопрошателя пригласили в органы и там настоятельно посоветовали никаких вопросов про Павлика не задавать. Ах, никаких? Ну, тогда тут что-то есть, нужно расследовать. И несколько лет расследовал.
А потом... Сам Дружников об этом в своей книге пишет так:
«Выпустило эту книгу о Морозове по-русски лондонское издательство в 1988 году. Советские таможенники конфисковывали издание у тех, кто пытался его привезти. Очевидцы рассказывали, что на черном рынке в Москве за книгу просили сумму, равную месячной зарплате инженера. Между тем, про найденные нами подлинные сведения о Павлике Морозове заговорил “Голос Америки”, появились публикации в Европе. Летом 1988 года автор прочитал текст, главу за главой, перед микрофоном нью-йоркской студии радио “Свобода”, которое как раз тогда уже перестали глушить».
Выводы вышли для мифа о Павлике ужасные. Пионерский отряд, председателем которого был Павлик, состоял только из него самого, но сам Павлик пионером никогда не был. В глухой деревне Герасимовке ни о каких пионерах слыхом не слыхали. А вот на отца — донес, это правда. Он был таким же кулаком, как его сын Павлик пионером. И не за укрывательство хлеба донес, а за то, что отец Трофим Морозов, будучи председателем сельсовета (колхозов в тех местах не было, а сельсовет — это административный орган, управляющий несколькими деревнями) выдавал справки селянам, желающим бежать в город от надвигающейся и на Урал-Сибирь коллективизации. Между 1928 и 1932 гг. по всей стране около 12 млн. человек бежали из деревни в город.
Донес Павлик на отца не по политической причине, а по наущению матери, от которой председатель сельсовета ушел к другой бабе. И убили его (вместе с младшим братом) вовсе не дед с бабушкой и дядей (которых расстреляли), а агенты НКВД. Убили с целью проведения показательного процесса, освещения оного в разной советской прессе и на радио и создания нужной обстановки ненависти к кулакам (их также в Герасимовке не было), для срочного проведения коллективизации, с которой Урал и Сибирь преступно отставали. Воспитывать ярость и ненависть в советских людях, особенно в детях, к классовому врагу — таково было указание лучшего друга детей. Убили братьев Морозовых, согласно разысканиям Дружникова, агент НКВД под полученную директиву раздуть всесоюзную кампанию ненависти к кулакам, не останавливающихся ни перед чем, лишь бы не сдавать хлеб и препятствовать созданию колхозов. Наибольшие подозрения падают в реализации этого указания на помощника уполномоченного Тавдинского ОГПУ по Уралу Спиридона Карташова (о нем ниже).
Свидетели, которых опрашивал Дружников, говорят: «В деревне начались паника, всеобщий плач, вопли женщин, испугавшихся за собственных детей и готовых отдать хлеб и все, что угодно, лишь бы их сохранить. Страх сковал округу. Распространили слух, что будут судить всю деревню целиком за то, что не вступают в колхоз».
Я бы сравнил вылазку Дружникова в тыл врага с походом известного миссионера, исследователя дебрей Африки англичанина Дэвида Ливингстона. Он там где-то затерялся, и его потом разыскал и спас другой англичанин, журналист Генри Стенли, которого Ливингстон обратил в свою веру. Дружникова подстерегало не меньше опасностей. Но он не пропал, а оказался на Западе, — тоже с помощью некого обобщенного человека, которого условно можно назвать «стенли». И Дружников обратил этого «стенли» в свое неверие в подвиг слабоумного пацана, даже не научившегося к 14 годам читать...

Продолжение статьи
 

ЮРИЙ ДРУЖНИКОВ:
«Эмиграция — это попытка превратить недовольство в удовлетворение» (отрывки из интервью)
Беседу вела Лола Звонарева


ПЕРСОНА
Юрий ДРУЖНИКОВ живет в маленьком университетском городке Дейвис, в полутора часах от Сан-Франциско, а его книги выходят в Лондоне, Париже, Риме, Варшаве, Стамбуле, Москве. Создатель «полемического литературоведения», как писал о нем Андрей Синявский, раскапыватель «советской лжи», — высказался о нем А.И.Солженицын, «хроникер сталинских преступлений», — так именовал его американский политолог Збигнев Бжезинский. И в то же время русский писатель Дружников — американский славист, профессор Калифорнийского университета, который пишет на двух языках.

- Почти два десятка лет вы, москвич, живете в Калифорнии. Отъезд из Советского Союза был вынужденным?
- Я хотел уехать, потому что в течение десяти лет меня не издавали и не выпускали. За диссидентские дела группу литераторов в 1978 году выкинули из Союза писателей. Коллег моих сразу выпустили за границу, а со мной изменили тактику. Не дали визы, не издавали, мстили за публикации за границей (били стекла, выкрадывали из квартиры рукописи, на допросах грозили лагерем и психушкой). Лишь после скандала с публичной выставкой в Москве «10 лет изъятия писателя из советской литературы» и письма Американского конгресса Горбачеву меня вытолкнули на Запад, отняв российское гражданство. Книга «Доносчик 001, или Вознесение Павлика Морозова» вышла в Лондоне, а на Родине была создана идеологическая комиссия. Опубликовали по всей стране десятки статей о том, что я оклеветал советского пионера-героя, и меня хотели судить. В Советском Союзе я был ругателем тоталитарной системы, и эта система рухнула. В Америке начали широко печататься мои книги. И я постепенно опять стал диссидентом, теперь - критиком демократической системы. Разница в том, что в США меня никто за это не преследует, а в российской прессе до сих пор ернически ругают. Но вот хорошая новость: первое полное издание «Доносчика 001» вышло в Москве в издательстве «Русский путь».

- Что такое эмиграция?
- Это практическая попытка превратить недовольство в удовлетворение. Ах, как хочется думать, что где-то есть земля, в которой все идеально. Десять тысяч американцев приехали в 20–30-е годы в первую в мире страну коммунизма. Большинство из них погибли в лагерях. Я уже давно не эмигрант, но и Америка сегодня со всеми ее провалами в политике, кокакольной культурой, пустопорожним средним образованием — вовсе не земля обетованная. Тут надо много и тяжело работать, а отдых — 600 каналов глупого телевидения, зацикленного на криминале и рекламе. Фундаментальные демократические ценности в США сохраняются. Но поколение нового века ничего не читает, студенты кряхтя и по диагонали отрабатывают обязательный минимум литературы. Мне только что прислали социологическое исследование населения США, в котором отмечены следующие виды «культурных интересов»: театр, танцы, музыка, живопись, кино. А чтение социологи даже в опросник не включили! Как заметил сотрудник литературного журнала «Нью-Йоркер», «Поэзия — прелестная штука, но до чего трудно ради нее приморозить к стулу одно место». У меня на лекциях по Серебряному веку русской поэзии сидит студент с лицом, наполовину синим, то есть пол-лба, полноса, одна щека покрашены синей краской. Процент глупостей в повседневной американской жизни растет. И чаще всего именно глупости заимствуются за рубежом. Пример — западноевропейские страны. Все американские болезни — от кока-колы, однополых браков, воинственного феминизма до миллионной нелегальной эмиграции, а также глупости политической корректности (женщина может обидеться, если ее первой пропустят в дверь) и проч. — появляются в Европе с интервалом от пяти до десяти лет. Последняя моя слабая надежда — что Россия окажется консервативней. Воздержусь от прогноза.

- Отразился ли в вашем творчестве журналистский опыт работы поры молодости в московских газетах?
- Когда я вижу рыхлую прозу, из которой хочется выжать воду, я понимаю, что автор журналистом не был. Журналистика — школа жесткая, а ничего нет лучше, чем быть строгим редактором самому себе. Небрежно написанные книги легко читаются, но и легко пишутся, поэтому, в частности, мне не интересны. Я не читаю писателей, которые публикуют по два романа в год, а то и больше. Высокая проза требует размышлений, накопленного по крохам остроумия, стилистического изящества, которое достигается многочисленными правками самого себя. В юности я работал книжным редактором и журналистом, объехал всю Россию не раз и не два. Без профессионализма в газетном деле я не смог бы написать роман о газетчиках «Ангелы на кончике иглы»
 
- За последний год в Москве у вас вышли «Два с половиной романа», книга сатиры «Там — это вам не тут!», новое издание «Доносчика 001». Как вам видится нынешний российский книжный рынок?
- Он впечатляет. Однако после бума предыдущих лет книгоиздательство замедлилось, стало более конъюнктурным. Хорошо бы не только брать на Западе книги и переводить, но со своими книгами шире выходить на мировые рынки.
- Кто из классиков прошлого, на ваш взгляд, точнее охарактеризовал сегодняшние российские проблемы?
- Я бы сказал, Чехов. Двигаясь на остров Сахалин в 1890 году, он в письме отмечает: «Хорош Божий свет. Одно только нехорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм... Надо быть справедливым, а остальное все приложится». Сомневаюсь насчет смирения, а вот становление справедливости в обществе есть высшая цель писателя.