• Содержание
• Выдержки из предисловия

СОДЕРЖАНИЕ

Введение

БЕРЛИНСКИЕ ЖУРНАЛЫ А.С. ЯЩЕНКО

А.С. Ященко и его журналы в литературной и общественной жизни русского Берлина

ЛИТЕРАТУРНЫЕ МАТЕРИАЛЫ АРХИВА Б.И. НИКОЛАЕВСКОГО

М.А. Волошин
A.M. Дроздов
Г.В. Алексеев
Ю.В. Ключников
А.Н. Толстой
М.А. Алданов (Ландау)
И.Г. Эренбург
М.И. Цветаева
А.Г. Вишняк
Д.Д. Бурлюк
A.M. Ремизов
Б. Пильняк
И.С. Соколов-Микитов
К.А. Федин
А. Белый
С.А. Соколов
Н.И. Петровская
А.П. Воротников
Ю.К. Балтрушайтис
Г.И. Чулков
Л.П. Карсавин
И.О. Лососий
Н.Н. Алексеев
Б.П. Вышеславцев
В.П. Белкин
С.Н. Сергеев-Ценский
И.С. Шмелев
Д.А. Лутохин
А.В. Чаянов
В.А. Амфитеатров
И.А.Бунин
Молодые парижские поэты: В.Я. Парнах, Д. Кнут
И. Северянин
Г.В. Вернадский
А.А. Койранский
И.Э.Грабарь
Ф. Сологуб
Г.Б. Шмерельсон
М.К. Азадовский
Н.С. Ашукин

ИЗ ПЕРЕПИСКИ МАКСИМА ГОРЬКОГО

Письма Максима Горького к Б.И. Николаевскому
Письма М. Горького

Именной указатель

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Заметный подъем в науке о русской литературе, которым отмечены последние два-три десятилетия, связан с пересмотром основных представлений о самом составе русской культуры XX столетия. Открытие и обнародование ранее неизвестных поэтических текстов, новых документов, мемуарных свидетельств, введение в научный оборот множества новых фактов радикальным образом изменили существовавшую картину современной русской литературы, позволили выдвинуть убедительные расшифровки художественных произведений таких «трудных» авторов, как Мандельштам и Пастернак, Ахматова и Маяковский, Хлебников и Кузмин, Цветаева и Белый, Булгаков и Ремизов, и заложить основы детального и исчерпывающего описания специфических законов поэтики литературного авангарда (на русском материале). Это освоение новых научных горизонтов было неразрывно связано с пробуждением интереса к литературе русской эмиграции. Пионерский труд Г.П.Струве стимулировал появление ряда ценных исследований, ей специально посвященных.
Современное состояние научного изучения ставит во весь рост задачу осмысления послереволюционной русской литературы как некоего целостного, единого организма. Составные ее части, на протяжении десятилетий отделенные, казалось бы, непреодолимыми — государственными, политическими, идеологическими — барьерами, необходимо представить в виде соотносимых компонентов целого, находящихся в постоянном историческом «диалоге». Идея эта была уже сформулирована некоторыми исследователями, ощущавшими наличие напряженного взаимопритяжения и отталкивания двух «половин» послереволюционной культуры — и невозможность (каковы бы ни были партийные лозунги, индивидуальные интенции или политический климат в тот или иной момент) полного разрыва между ними. Ни один специалист по русской литературе XX века или общественным отношениям этого периода не может дать точную интерпретацию сколь-нибудь значительному культурному феномену или литературному тексту, не принимая во внимание эту особую историческую ситуацию, в которую русская культура поставлена в XX веке, или реакцию на него «с того берега».
Публикуемые в этой книге документы относятся к историческому моменту, не имевшему прецедента в истории русской культуры, — к 1921—1923 годам, когда «диалог» двух «половин» русской культуры выступал в наиболее явной и (в то же время) наиболее осложненной форме. Специфический этот момент можно было бы обозначить и специальным термином: «русский Берлин» или «берлинский период» русской культуры XX века. В науке предлагались уже логически близкие понятия — «петербургская» или «московская поэзия», причем термины эти в меньшей степени обозначают географическую приуроченность определенного явления, чем место его на фоне тех или иных норм литературных отношений или стилистических систем. Наши материалы позволяют присоединить к этим двум понятиям и новое — «русский литературный Берлин» — с тем, чтобы дополнить  картину особой литературной ситуации начала 20-х годов. Существенное отличие «русского Берлина» от, скажем, «русского Парижа», «русской Праги», «русского Харбина» и других литературных столиц межвоенной эмиграции состоит как раз в беспрецедентной интенсивности «диалога» метрополии и эмиграции внутри данного острова русской культуры. «Диалог» этот выразился в различных формах неожиданного симбиоза противостоявших друг другу литературных и общественных сил, в лихорадочной их перегруппировке, калейдоскопической пестроте культурных антреприз, но более всего — в характере деятельности причастных к «берлинскому периоду» литераторов. Поэтому история новейшей русской литературы немыслима вне изучения специфического опыта русского Берлина, и ни один историк или литературовед не может пренебречь этим моментом «двойной жизни» русской литературы, обозначившим собой резкий перелом в биографиях ряда русских писателей, ученых, философов. Кропотливая работа по восстановлению деталей литературной жизни «России в Берлине» имеет вовсе не самодовлеющий интерес: она позволяет буквально на каждом шагу убедиться в сквозной проекции друг на друга и в тесном переплетении обстоятельств, интересов, оценок и вкусов «метрополии» и «эмиграции».
Яркую иллюстрацию этому являет, в частности, деятельность А.С.Ященко и его берлинских журналов Русская Книга и Новая Русская Книга. Журналы эти и по сей день сохраняют большое справочное значение, так как — в отличие от позднейших, хотя бы и более капитальных, библиографических описаний новой русской литературы — были проникнуты идеей единства русской культуры «поверх барьеров». Материалы архива журнала Новая Русская Книга, публикуемые нами, позволяют представить не только закулисные стороны его деятельности, но и многие факты культурной жизни, до настоящего времени не попадавшие в поле зрения историков. Архив этот сохранен был Б.И.Николаевским и, вместе со всей его громадной архивной коллекцией, теперь находится в Гуверовском институте в Стэнфорде (Калифорния). Видный деятель русской социал-демократии, ученый-архивист, замечательный историк революционного движения и советского общества, Б.И.Николаевский стал сотрудничать в редакции Новой Русской Книги сразу по приезде в Берлин в 1922 году. Архив журнала сохранился, по-видимому, не полностью — во всяком случае, в мемуарах Р.Б.Гуля утверждается, что материалы журнала перешли к художнику Н.В.Зарецкому, а от него в Русский исторический архив в Праге, позднее, после Второй мировой войны, переданный в Москву. Но и тот архив Ященко, который находился у Николаевского, с достаточной полнотой отражает разветвленную деятельность редакции, источники и каналы сведений, помещенных на страницах журнала, круг его сотрудников и корреспондентов. В этом отношении включенные в наш сборник архивные материалы, вместе с комментариями к ним, служат своего рода приложением к Новой Русской Книге, этому своду справок по русской литературе 20-х годов.
Мы смогли вместить в настоящий том лишь меньшую часть литературных материалов архива Николаевского. При отборе документов для публикации мы руководствовались их историко-литературной ценностью. Понятно, что мало кто на нашем месте осмелился бы пожертвовать автографами Бунина и Сологуба, Белого и Цветаевой, — однако решающим критерием для нас оставалась не громкая известность того или иного имени, но новизна или авторитетность сведений, извлекаемых из публикуемых материалов. В совокупности они воссоздают ряд важных моментов и событий тогдашней литературной жизни — как, например, историю напечатания «Стихов о терроре» Волошина, роль визита Пильняка в Берлин в процессе оформления берлинского «сменовеховства», скандал вокруг публикации письма К.И.Чуковского в Литературном приложении к «Накануне», влияние И.Эренбурга на литературно-критическую позицию журнала Ященко, нереализованный проект совместного «метропольно»-эмигрантского сборника по религиозно-философским вопросам, предполагавшегося для тогда созданного издательства YMCA, неизвестные стороны деятельности М.Горького в «берлинский период». 
 Подготовка архивных материалов к печати и комментирование их были завершены нами в 1981 году, и издания, появившиеся после этого, учтены быть, как правило, не могли.
Письма, публикуемые в нашем сборнике, сгруппированы по авторам их, причем каждая подборка снабжена краткой преамбулой и комментариями к текстам. Нашей целью было избежать повторения сведений, широко известных или легко добываемых из доступных справочников; мы стремились ограничиваться только теми из справок, которые прямо перекликаются с печатаемыми архивными документами или проливают новый свет на историю литературных отношений. Письма в каждой подборке следуют в хронологическом порядке. Но общий порядок следования этих подборок вызывал у нас известные колебания, так как оказалось невозможным механически придерживаться сколько-нибудь строгого правила. Ни алфавитный принцип, ни хронологическая иерархия смысла не имели; столь же бесплодной явилась бы и попытка тематического размещения материалов. Публикаторы вынуждены были в конечном счете полагаться исключительно на собственное усмотрение. Но вдумчивый читатель, смеем надеяться, уловит внутренние нити, связывающие разрозненные компоненты нашей книги, и почувствует общность проблематики, лежащей в ее основе.