«Вспоминай меня, глядя на небо…»: «Кремлевское дело» и процессы 1930-х годов в судьбе семьи Урусовых — Раевских: Письма. Дневники. Документы / [сост., подгот. текста, предисл., послесл. и примеч. К.С.Раевского; вступ. ст. П.Г.Проценко; худ.И.И. Антонова].

Главная

Издательство

Российская история

Отдельные издания: Документы

«Вспоминай меня, глядя на небо…»: «Кремлевское дело» и процессы 1930-х годов в судьбе семьи Урусовых — Раевских: Письма. Дневники. Документы / [сост., подгот. текста, предисл., послесл. и примеч. К.С.Раевского; вступ. ст. П.Г.Проценко; худ.И.И. Антонова].

Издательство: Русский путь / International University Press

Год выпуска 2016

Число страниц: 248

Иллюстрации: вкл. 24 с.

ISBN: 978-5-85887-472-0

Размер: 221×152×18 мм

Вес: 460 г.

Голосов: 13, Рейтинг: 3.84

В корзину

420 р.

Вопросы и ответы

Описание

Книгу составили эпистолярные документы 1930-х годов, представляющие трагические страницы российской истории XX века через судьбы матери и дочери — Евдокии Евгеньевны Урусовой (1882–1939) и Елены Юрьевны Раевской (1913–1937). Их участь в советской России оказалась предопределена «классово чуждым» происхождением из творческой интеллигенции аристократических корней. Дочери были уготованы арест по инсценированному в НКВД СССР «Кремлевскому делу», заключение в Верхнеуральском политизоляторе и расстрел, матери — ссылка в глухое киргизское село. Первое время общение поддерживалось через письма, потом письма от Е.Ю.Раевской приходить перестали. В последние годы жизни, находясь в ссылке и не зная о том, что дочери уже нет в живых, в ожидании встречи мать вела обращенный к ней дневник.
Письма Е.Ю.Раевской из заключения (1935–1936) и ссыльный дневник Е.Е.Урусовой (1938–1939) объединены под обложкой этой книги. История семьи в контексте эпохи представлена в очерке писателя и публициста П.Г.Проценко, предисловие и эпилог написаны членом-корреспондентом Российской академии наук, сыном и внуком героинь книги К.С.Раевским. Издание иллюстрировано фотографиями и документами из семейных архивов. В приложении помещены фрагменты материалов уголовных дел, хранящихся в Центральном архиве ФСБ Российской Федерации. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся путями российской истории.

Содержание
Выдержки из предисловия
Рецензии

ИЛЛЮСТРАЦИИ

СОДЕРЖАНИЕ

П. Проценко. Судьба семьи Урусовых — Раевских на фоне эпохи
К. Раевский. Вместо пролога

«В каждом дне нахожу для себя полезное и радостное»
Тюремные письма Е.Ю. Раевской к Е.Е. Урусовой 1935–1936

1935
1. 18 августа 1935. Верхнеуральск
2. 24 августа 1935. Верхнеуральск
3. 6 сентября 1935. Верхнеуральск
4. 12 сентября 1935. Верхнеуральск
5. 24 октября 1935 Верхнеуральск
6. 24 ноября 1935. Верхнеуральск
7. 6 декабря 1935. Верхнеуральск
8. 12 декабря 1935. Верхнеуральск

1936
9. 1 января 1936. Верхнеуральск
10. 6 января 1936. Верхнеуральск
11. 12 января 1936. Верхнеуральск
12. 18 января 1936. Верхнеуральск
13. 24 января 1936. Верхнеуральск
14. 30 января 1936. Верхнеуральск
15. 6 февраля 1936. Верхнеуральск
16. 12 февраля 1936. Верхнеуральск
17. 18 февраля 1936. Верхнеуральск
18. 24 февраля 1936. Верхнеуральск
19. 1 марта 1936. Верхнеуральск
20. 6 марта 1936. Верхнеуральск
21. 12 мая 1936. Верхнеуральск
22. 18 мая 1936. Верхнеуральск
23. 20–24 мая 1936. Верхнеуральск
24. 12 июня 1936. Верхнеуральск
25. 18 июня 1936. Верхнеуральск
26. 24 июня 1936. Верхнеуральск
27. 19 июля — 11 августа 1936. Верхнеуральск
28. 17 августа 1936. Верхнеуральск
29. 24 августа 1936. Верхнеуральск
30. 30 августа 1936. Верхнеуральск
31. 6 сентября 1936. Верхнеуральск
32. 23 сентября — 10 октября 1936. Верхнеуральск
33. 18 октября 1936. Верхнеуральск
34. 24 октября 1936. Верхнеуральск
35. 2 ноября 1936. Верхнеуральск
36. 15–18 ноября 1936. Верхнеуральск
37. 26–29 ноября 1936. Верхнеуральск
38. 3–6 декабря 1936. Верхнеуральск
39. 12–18 декабря 1936. Верхнеуральск

«Привет тебе с самой яркой звездочкой»
Ссыльный дневник Е.Е. Урусовой
1938–1939

1938
1939
Примечания

К. Раевский. Эпилог

Приложения

1. Свидетельство о рождении Е.Е. Урусовой. Москва. 1899
2. Свидетельство об окончании Е.Е. Урусовой Московских высших женских курсов. Москва. 30 апреля 1905
3. Выпись из метрической книги о рождении Е.Ю. Раевской. С. Козлово Перемышльского уезда Калужской губ. 9 августа 1913
4. Ордер на арест и протокол обыска/ареста Е.Ю. Раевской. Москва. 29 января 1935
5. Постановление о привлечении в качестве обвиняемой и протокол допроса Е.Ю. Раевской. Москва. 14 июля 1935
6. Протокол судебного заседания Военной коллегии Верховного суда СССР. Москва. 25 июля 1935
7. Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР. Москва. Июль 1935
8. Обращение Е.Е. Урусовой в Помполит с просьбой уведомить о свидании с дочерью. Москва. 4 июля 1936
9. Уведомление Е.Е. Урусовой из Помполита об отказе в свидании с дочерью. Москва. 9 июля 1936
10. Письмо Ю.Д. Урусова к Е.Е. Урусовой. Сангородок пос. Воркута-Вом. 23 февраля 193[7]
11. Постановление ГУ ГБ НКВД об избрании меры пресечения и предъявлении обвинения Е.Ю. Раевской. Москва. 2 июля 1937
12. Приговор Военной коллегии Верховного суда СССР. Москва. 13 июля 1937
13. Справка спецотдела НКВД СССР о приведении приговора в исполнение. Москва. 13 июля 1937
14. Определение Военной коллегии Верховного суда СССР. Москва. 7 февраля 1957
15. Справка Военной коллегии Верховного суда СССР о реабилитации Е.Ю. Раевской. 24 сентября 1957
16. Справка Прокуратуры Российской Федерации и Прокуратуры г. Москвы о реабилитации Е.Е. Урусовой. Москва. 14 октября 2015

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

«Княгиня в сталинском Кремле! Сталин был мастером, выдумывать такие маленькие сенсации»
А. Орлов

«В одном из окон моя мама, она – за решеткой»
К. С. Раевский

На страницах этой книги вы найдете отзвуки уже давным-давно свершившегося – 80 лет назад – разговора двух насильно разлученных людей.

Дочь Елена (в кругу семьи ее звали Лёна) и мать Евдокия – главные действующие лица драмы, поистине шекспировской по своему накалу, которую невольно породила русская история в первой трети XX столетия.

Елена, урожденная княжна Урусова, в замужестве княгиня Раевская, узница Верхнеуральского политизолятора. Молодая женщина 22-24 лет.

Евдокия, урожденная графиня Салиас-де-Турнемир, в замужестве княгиня Урусова, ссыльная. В год ареста дочери исполнилось 53, ссыльный дневник писался в 56–57 лет.

Материалы дел, по которым бросили в застенок молодую Раевскую и сослали в глушь ее мать, до сих пор хранятся под грифом секретности, недоступные широкому кругу исследователей.

Беседа двух женщин, запечатленная на пожелтевших, случайно уцелевших до наших дней страницах, до сих пор была прочитана лишь несколькими родственниками. Теперь текст их разговора (с приложением материалов следствия) выпускается в свет, потому что гражданам нашей страны нужно знать о путях чести и трепетной веры в добро в сумеречном пространстве отечественной истории.

Замысел «дела»

…27 июля 1935 года в Москве была осуждена группа «кремлевских заговорщиков» из 30 человек, и среди них 22-летняя Елена Раевская. На закрытом заседании Военной коллегии Верховного Суда СССР молодую женщину приговорили к 6 годам тюремного заключения (дома, на руках бабушки, остался двухлетний сын, Кирилл). Виновной она себя не признала, более того – ее четкие и ясные ответы, как на допросах во время следствия, так и во время судебного заседания, обнажили всю абсурдность и нелепость обвинений. И даже заставили нескольких подельников, сломленных духом, устыдиться и попытаться изменить свои показания.

Евдокия Урусова (мать Елены) с внуком Кириллом. Москва. Ноябрь 1936

Обвиняли их всех в особо тяжких, «государственных», преступлениях, по статьям, появившимся в новом, уже пролетарском, Уголовном кодексе РСФСР, принятом к 10-летию установления советской власти. Обвиняли по трем пунктам 58-й статьи: 58-8 («совершение террористических актов»), 58-10 («пропаганда или агитация, содержащие призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти») и 58-11 («организационная деятельность», направленная к подготовке или совершению контрреволюционных преступлений). Разброс предусмотренных по этим составам наказаний лежал в диапазоне от шести месяцев лишения свободы до «высшей меры социальной защиты».

Уже из т. н. «формулы обвинения», составленной следствием к 20 июля, почти через полгода после первых арестов, произведенных по делу, видно, как эта «формула» рассыпается, плывет, основываясь не на фактах, а на сугубо филологических и одновременно казуистических изысках НКВД и прокуратуры.

Историки с международно признанными научными именами, такие как недавно умерший исследователь Большого террора Р. Конквест, российские специалисты по сталинизму О. В. Хлевнюк, Н. В. Петров едины в главном: «Кремлевское дело» полностью сфальсифицировано органами НКВД, выполнявшими прямое задание Сталина. Оно сыграло важную роль в последующем установлении его абсолютистской диктатуры. Составными частями выдуманной следственной конструкции являлось изобретение доказательств (путем выбивания нужных показаний и «правильной» их трактовки), которые можно было предъявить в качестве обвинений каждому из арестованных…

Имя и «анкетные данные» Елены Раевской вовремя попались на глаза режиссерам и создателям предстоящего чекистского спектакля – в угоду той оголтелой пропаганде, что за 17 лет с момента прихода большевиков к власти уродливо трансформировала все явления, связанные с недавним историческим прошлым России. Дворянка, «урожденная княжна»? Значит, преступница.

Под крылом родителей

Елена Юрьевна Урусова родилась в 1913 году и была младшей из четырех детей. Ее отец, Юрий Дмитриевич, имевший княжеский титул, относился к обедневшим слоям дворянства. Будучи по образованию юристом, занимал ответственные должности по линии Министерства юстиции, периодически сменяя место работы в разных концах империи (Смоленск, Ялта, Киев, Могилев, Москва). Перед революцией занимал должность товарища прокурора Московского окружного суда, а после февраля 1917-го – состоял и членом Чрезвычайной следственной комиссии, учрежденной Временным правительством для расследования «противозаконных действий» старого режима.

Жена Ю. Д. Урусова, Евдокия Евгеньевна, урожденная Салиас-де-Турнемир (1882–1939), рождением, воспитанием и, самое главное, всей своей внутренней органикой и статью принадлежала к русской творческой интеллигенции аристократических корней. По линии отца ее двоюродным дедом был драматург А. В. Сухово-Кобылин, а бабушкой – писательница Евгения Тур. Внешний облик Евдокии Евгеньевны, дошедший до нас в иконографии, поражает – необычной, величавой, красотой и мудрым спокойствием, рождаемым только при наличии определенного внутреннего состояния души. Ее поздний дневник, обращенный к младшей дочери, свидетельствует о больших педагогических способностях, силе и глубине восприятия.

Роковое решение

Путь к высшему образованию для Елены был закрыт. Окончив библиотечные курсы, она устроилась библиотекарем в Наркомат связи на Тверской улице, а затем, в 1932 году, уже после рождения сына, ей предложили место библиотекаря в Институте красной профессуры с более высоким окладом. Летом следующего года библиотеку ИКП «ликвидировали», и перед Еленой вновь встал вопрос трудоустройства. Как работник она числилась на хорошем счету и потому сразу получила направление в библиотеку ЦИК СССР, находившуюся «в здании правительства в Кремле». Она колебалась…

Елена Раевская с сыном Кириллом. Ст. Болшево. Лето 1934

Через шесть десятилетий ее муж, Сергей Раевский, вспоминал: «Не нашлось никого, кто бы нас предостерег… Моей жене в 1933 г. едва исполнилось двадцать лет, мне было двадцать шесть. Мы тогда не думали об опасности общения с миром новой элиты, куда втолкнули мою наивную, совсем молодую жену. Меньше чем через год незримый голос подсказывал мне уехать из Москвы вместе с женой, но мы остались».

Соображений в пользу последнего решения оказалось слишком много: больший заработок, приближенность к власть имущим, робкие надежды на то, что жизнь наладится. Нэп давно прикрыли, ввели продовольственные карточки, из провинции доходили вести о закабалении крестьянства, голоде… Но был и обратный процесс. Кто-то возвращался после ареста, двоюродный брат Раевского, попавший на страшные Соловки и ставший там инвалидом, был милостиво списан на волю и даже отпущен, по ходатайству Е. А. Пешковой, в Европу…

Так или иначе, но переход Елены Раевской на новую работу в правительственную библиотеку стал шагом к разрушению ее жизни и семьи.

Мать и дочь. Сквозь застенок

…В письмах Елены Раевской, как и в более позднем по времени дневнике ее матери, проступает не столько радость, сколько процесс мучения и пыток, которым их подвергли. Да, они люди радостного и нравственно здорового духовного настроения, беседуют друг с другом вдумчиво, с большой искренностью, с надеждой выбраться из ямы темных обстоятельств, в которую их сбросил закон и порядок пролетарского государства.

Одновременно, читая их умозрительный разговор, мы наблюдаем, как эти две женщины медленно умирают, словно пораженные внутренним недугом.

Казалось бы, окружающая унифицированная реальность строящегося социализма их убивает на уровне буквально генетическом, в силу того что Елена и Евдокия несут в себе бациллы неподчинения казарме. Внутренне их не миновала надежда сжиться с миром нового социального порядка, подстроиться под него и в тени его грандиозных пирамид переждать до лучших времен.

Тем более, что обе по складу своих личностей и мировоззрению являлись типичными русскими христианами-народолюбцами. Сочувствуя горю народному в недавнем прошлом, они допускали право бывших обиженных на возмездие и в какой-то степени соглашались понести расплату за неправедные пути правящего сословия погибшей империи. В большей степени все перечисленное относится к матери. Дочь всю свою недолгую взрослую жизнь провела рядовым советским человеком, предельно уживчивым и жаждущим вместе со всеми строить общий дом мирного существования. Ей не позволили, ее приговорили.

Банальность обыденного зла с его глобальным ожесточением и всепроницающим страхом, восторжествовав на переломе 1920-х годов в советской России, обрекла княжну Раевскую и княгиню Урусову на мучения. Приговорила и князя, советского служащего Ю. Д. Урусова, умершего в лагере. Поломала судьбу старшей сестры Елены, актрисы театра имени Ермоловой Эдды Урусовой, проведшей долгие годы в ГУЛАГе. Убила сосланную свекровь Лёны и многих их близких…

По замыслу закулисных режиссеров и с точки зрения процессуальной Елена Раевская была мелкой фигурой в деле, затеянном ради уничтожения ослушников воли Сталина из числа партийно-чиновничьей номенклатуры. Но из всех фигурантов ее выделяла удивительная сила внутреннего достоинства, с которым она держалась на следствии и двух процессах.

Молодая женщина, которая в тяжелейших обстоятельствах может держаться с таким достоинством, невольно свидетельствует о нравственном здоровье среды, которая ее вырастила. И среда – интеллигенция аристократических корней – в свою очередь через достойное поведение этой узницы раскрывается как один из слоев той плодородной почвы, на которой формировались поколения культурных делателей России.

Когда Елене невыносимо становилось в тюремных стенах, она вспоминала мать, которая в жертвенном служении своей семье растворялась без остатка. В этом всеохватывающем внимании и заботе, как в целительном солнечном тепле, расцветали дети и внуки Евдокии Евгеньевны. Первое, что обнаруживаешь, читая мысленный диалог матери и ее узницы-дочки, – это животворная сила материнской душевной зоркости. На ней, как на дрожжах, растет и крепнет личность ее младшей «девочки». Девочки, успевшей тоже стать матерью, и включиться в великое жертвенное материнское делание.

Письмо Елены Раевской 5-летнему сыну, Кирюше Раевскому

Верхнеуральский политизолятор. 30 января 1936 г.

Мой Золотой!

Крепко-крепко целую тебя, моя радость. Жди маму Лёну, она приедет кататься с тобой на коньках. Не обижай и слушайся бабу Додю и бабу Олю. Получил ли ты свинку и елочку от меня. Напиши сам. Хорошо ли ты кушаешь? Есть у меня дед мороз, буду беречь и привезу его тебе. Обнимаю и целую много-много раз тебя и Милочку.
Мама Лёна

Запись из ссыльного дневника Евдокии Евгеньевны Урусовой

В дневнике она обращается к дочери Елене, которую ждет, хотя та уже была расстреляна (родным об этом не сообщили)

17 февраля 1938 г. Киргизия

Месяцы все идут, а о тебе все нет известий. Писала всюду заявления, но безнадежно. Когда прихожу в уныние, что я здесь одна на 4 тысячи километров, то думаю о тебе, и говорю себе на сколько тебе тяжелее, ничего не знать целый год о своих самых близких. Я же здесь постоянно имею известия. Надеюсь, что эти годы не сломят твоего бодрого духа, и ты выйдешь в жизнь крепкой и сильной, закаленной в борьбе с собой и будешь счастлива. Я видела в сентябре человека, проведшего 5 лет в Ярославле в изоляторе. Он бодр, силен духом и вполне жизнеспособен, несмотря на то, что ему уже 50 лет и вернувшись к любимой жене, нашел ее замужем за другим.

Хотела тебе рассказать, какую роль играет твоя кукла в жизни Кирюши. Напомню тебе, что я ему отдала ее, когда ему минуло 4 года. Сказала, что ты велела ему ее передать. А может быть сказала, что она приехала от тебя из Верхнеуральска с какой-то тетей в поезде. Мне что-то помнится в этом роде. Я собрала все ее приданое, все платья и белье, все выстирала и положила в красный сундучок. Ты, наверное, его помнишь. Это приданое доставляло Кирюше много радостей. Он часто одевал и раздевал свою Милочку. Был очень нежен и заботлив с ней, укладывал спать.

Сейчас Милочка продолжает иметь свое место в жизни Кирюши, и я думаю, доставляет ему много радостей. Он не так много с ней играет, как любят девочки играть в куклы. У него много появилось мальчишеских игр с Юрочкой. Главным образом война и фантастические путешествия, и пароходы из разных вещей с массой приключений. Но к Милочке он относится покровительственно, с нежностью, как к своей младшей сестренке.

Павел Проценко

РЕЦЕНЗИИ

Пять книг недели

НГ Ex Libris. 29.09.2016

В основе книги — письма и дневники матери и дочери: Евдокии Евгеньевны Урусовой (1882–1939) и Елены Юрьевны Раевской (1913–1937), чье аристократическое происхождение определило их трагическую судьбу в 1930-е. Дочь арестовали по сфабрикованному в НКВД «Кремлевскому делу» и расстреляли, мать сослали в киргизскую глушь. Сначала между ними была переписка; потом, перестав получать письма от дочери и не зная о ее гибели, мать вела дневник: «Месяцы все идут, а о тебе все нет известий. Писала всюду заявления, но безнадежно. Когда прихожу в уныние, что я здесь одна на 4 тысячи километров, то думаю о тебе и говорю себе, насколько тебе тяжелее ничего не знать целый год о своих самых близких. Я же здесь постоянно имею известия. Надеюсь, что эти годы не сломят твоего бодрого духа и ты выйдешь в жизнь крепкой и сильной, закаленной в борьбе с собой и будешь счастлива». Издание проиллюстрировано архивными документами и семейными фотографиями.

Борис Колымагин

«Вспоминай меня, глядя на небо...»

Кифа №13 (215). Октябрь 2016

Советский Союз 1930-х годов условно можно назвать комбинатом по производству коммунистического рая. Это время наиболее острого коллективного переживания скорого счастья. Вся страна поет песни, появляется звуковое кино, возвращается попавшая под большевистский запрет новогодняя елка, в свет выходит рассказ Аркадия Гайдара «Чук и Гек» с хрестоматийным финалом: «Что такое счастье — это каждый понимал по-своему. Но все вместе люди знали и понимали, что надо честно жить, много трудиться и крепко любить и беречь эту огромную счастливую землю, которая зовется Советской страной».

Двадцатилетняя женщина, мать трехгодовалого ребенка Елена Раевская готова была честно жить, много трудиться и крепко любить. Но ее аристократическое происхождение стало помехой для входа в новый рай. «Контрреволюционерку» арестовали по сфабрикованному в НКВД «Кремлевскому делу» и отправили в Верхнеуральский политизолятор. Через два года Лёну, как звали ее близкие, приговорили к высшей мере социальной защиты — расстрелу. На дворе стоял 1937 год. Ее мужа Сергея – члена семьи репрессированной — ждали лагеря. Мать, Евдокию Евгеньевну Урусову, сослали в киргизскую глушь, где она и скончалась в 1939-м. Вообще, репрессии коснулись многих членов семьи Раевских-Урусовых.

Во вступительной статье к сборнику писем, дневников и документов «Вспоминай меня, глядя на небо...» историк Павел Проценко подробно рассказывает об обстоятельствах дела молодой матери, дает его на фоне эпохи.

После долгих мытарств молодой Раевской удалось устроиться в библиотеку ЦИК СССР, находившуюся в здании правительства в Кремле. В это время Сталин вел жесткую борьбу «со старыми большевиками». «Дело», к которому НКВД намертво прикрепил сотрудницу библиотеки, являлось важным элементом игры кремлевского горца с партийной номенклатурой. Так что, оказавшись во многом случайно в списке подозреваемых, молодая женщина не имела шансов спастись. Сама она, похоже, об этом даже не догадывалась. Ее подозревают в антисоветской настроенности. Но ведь это же неправда! Ее обвиняют в создании террористической группы. Но она же ничего не создавала!

Как замечает Проценко, для заказчика этого нелепого и трагического спектакля, как и для исполнителей его воли, понятие «бывшие люди» увязывалось не столько с марксистской догмой, сколько с вульгарно понятым социальным дарвинизмом. Соответственно формуле: «Если ты из бывших, значит, ты неуклонно эволюционируешь в лагерь врагов рабочего народа».

В основе книги, составленной Кириллом Раевским, лежат письма и дневники его матери и бабушки. Сначала между ними была переписка; потом, перестав получать письма от дочери и не зная о ее гибели, Евдокия Урусова вела дневник: «Мечтаю каждую почту получить от тебя что-нибудь в надежде, что перемены в НКВД как-нибудь отразятся и на вас». Она считала, что ее младшая дочь просто лишена возможности переписываться, и подробно рассказывала о своем быте, о домашних делах, о жизни Кирюши, как он поживает у родственников. Урусова надеялась, что дочь после отбытия наказания непременно прочтет ее незатейливые записи.

Вообще, эта книга являет собой важную веху в истории повседневности советского человека. Письма и дневники бедны по содержанию, в них говорится, в общем-то, о вещах незначительных: о том, как растет сын, вспоминает ли маму, какие вещи можно прислать и как это лучше сделать, какие-то подробности тюремной прогулки, обрывки случайных мыслей по поводу прочитанной книги или вспомнившегося вдруг стихотворения. Но все это в целом создает скупую и правдивую картину. Причем рамка этой картины находится у наших ног. Можно сделать шаг — и мы окажемся внутри. Потому что все, действительно, предельно просто, понятно, знакомо.

От обращения — «моя дорогая, милая, милая моя мамусенька!». До предложения смотреть в небо на звезды. Елена будет делать это из тюремного окошка, Евдокия Евгеньевна (пока еще не сосланная) вместе с внуком Кириллом — из окна коммунальной квартиры. Так родственные души окажутся вместе в одном пространстве.

Они не были верующими людьми, но верили, что мысли и желания не проходят бесследно, что они каким-то образом связаны с космосом и душой. И еще: они понимали, в каком мире оказались. И принимали: без озлобления, без отчаяния. Они, действительно, достойно, как подлинные аристократы, прошли свое поприще. «О свободе стараешься не думать, это тем легче достигается, что тюрьма постепенно сама вытесняет остальной мир, становясь единственной реальностью, и именно это и дает возможность в ней жить, ибо постоянное ощущение воли сделало бы эту жизнь невыносимой», — говорит в одном из писем Елена Раевская.

Всюду жизнь.

В заключение хотелось бы отметить аппарат издания. Письма и дневники снабжены подробными комментариями. Во вкладке представлено немало редких фотографий из семейного архива, а в приложении помещены фрагменты уголовных дел, хранящихся в Центральном архиве ФСБ Российской Федерации.

Описание

ИЛЛЮСТРАЦИИ

СОДЕРЖАНИЕ

ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

РЕЦЕНЗИИ

РЕКОМЕНДУЕМ