• Цитаты
  
• Содержание
• От автора
• Рецензии
• От «Бесов» до «Ангелов»: Диалог Ю.Дружникова с критиком В.Свирским
• Перейти на страницу об авторе
  

ЦИТАТЫ

Институт русистики Варшавского университета
ДЕСЯТЬ ЛУЧШИХ РУССКИХ РОМАНОВ ХХ ВЕКА

1. Андрей Белый. Петербург.
2. Евгений Замятин. Мы.
3. Андрей Платонов. Котлован.
4. Владимир Набоков. Приглашение на казнь.
5. Михаил Булгаков. Мастер и Маргарита.
6. Борис Пастернак. Доктор Живаго.
7. Василий Гроссман. Жизнь и судьба.
8. Александр Солженицын. В круге первом.
9. Александр Зиновьев. Зияющие высоты.
10. Юрий Дружников. Ангелы на кончике иглы.

 
«От чтения романа Юрия Дружникова „Ангелы на кончике иглы” трудно оторваться. …Роман ценен не только в историческом плане».

«Дружников, будучи литературно одаренным и, как мало кто другой, злым портретистом системы, одновременно является поразительным наблюдателем, а также необычайно интеллигентным писателем».

«Анекдот правит его романным миром. А с анекдотом неразрывно связан юмор».

«…Бурлескная рентгенография брежневского СССР».
 
«Нынешний русский сезон на книжной выставке… принес нам несколько открытий. В первую очередь речь идет о Дружникове — удивительно, что этот роман, написанный в 1969–1979-м, так долго ждал, чтобы, наконец, быть переведенным».

«Вся гамма комического развернута здесь: от фарса (яростные попойки или смешные любовные сцены) до самой злой иронии для разоблачения взлетов и падений системы…»

«Может быть, если бы Дружников начал не так круто, его первый роман и его самого не постигла бы такая драматичная судьба. …Изъятье романа из советской литературы (и действительности) выглядит даже более логично, чем гипотетическое включение его в литературный процесс 70-х годов. Как этот роман подействовал бы на ситуацию, можно только гадать, но реально он присоединился к череде ярких полотен, ушедших в андеграунд и повлиявших на литературную ситуацию в России все-таки задним числом и от противного („Раковый корпус” и „В круге первом” Солженицына, „Ожог” и „Остров Крым” Аксенова, „Верный Руслан” Владимова… Первым таким текстом стал „Доктор Живаго” Пастернака, последним чуть не стали „Дети Арбата” Рыбакова)».
 
«…Роман с увлекательной интригой, динамическим сюжетом и запоминающимися портретами деморализованных партийных функционеров, ошарашивал к тому же смелой эротикой, неприемлемой для советских пуритан».
 
«Сегодня читатели, особенно молодые, могут воспринять его просто как крутой детектив, разыгрывающийся в коммунистическом прошлом…»

«…Сегодня это роман-предупреждение, книга об опасностях манипулирования обществом, об угрозе тоталитаризма и угрозе равнодушия, во все времена разрушавшего человеческие души».

«Никто не сомневается: Дружников явление не рядовое».
 
«Последние десятилетия мы были свидетелями того, как в российский литературный процесс снова и снова возвращались писатели, работавшие в ХХ веке. Я назову лишь несколько известных имен. Это Замятин и Добычин, Андрей Платонов и Михаил Булгаков. …В этом ряду достойных писателей стоит и Юрий Дружников со своим романом „Ангелы на кончике иглы”…»
Валерий Воскобойников, писатель

 «Как любой в своем роде шедевр роман „Ангелы на кончике иглы” разрушает канонические схемы…»
 
«Тон Дружникова подчеркнуто несентиментален. Автор не гонится за сочувствием читателя, и эта сдержанность и заставляет сопереживать происходящему…»
 
«И на серьезных, и на сатирических произведениях основана репутация этого талантливого писателя и бесстрашного гуманиста».

  «…Дружников встал в один ряд с теми немногочисленными мыслителями, которые говорят человечеству неприятную правду о нем, ту правду, которую человечество знать не желает. Однако правду следует говорить…»
 
«Солженицын рисует лагерь изнутри, а Дружников показывает, что лагерь был снаружи, и это очень страшно».
 
«Ярчайшее проявление ясности ума и понимания политики, „Ангелы на кончике иглы”, кроме того, и настоящий шедевр романной конструкции».
 
 «Явление современной русской литературы, имя которому Юрий Дружников, объемно и многомерно не только в тематическом или проблемном, но и в жанровом, стилевом отношении».

«Задумываюсь над тем, как назвать его стиль. Подшучивающий реализм? Над-исторический реализм? Безграничный реализм? Проба стиля будущего, пригодившегося теперь, который, может, снова востребуется?»

 «Роман „Ангелы на кончике иглы”, будучи в 1970-е годы актуальным по содержанию, несколько опередил в стилевом отношении … литературу своего времени».

«В отличие от более поздних оппозиционных писателей, развенчивающих советский миф через пародию, Ю.Дружников создает иллюзию предельной достоверности, но достоверность эта оказывается абсолютно абсурдной».

 «„Иронический реализм” не ограничивается фиксацией абсурдных коллизий и ситуаций, а стремится вскрыть метафизические корни его. Все это и демонстрирует роман Дружникова».

 

«Русско-американский писатель Юрий Дружников представляет две школы: глубинная фантазия и метафизика, интерес к мифологии и скептицизм. В соединении возникает нечто третье — свобода независимого мнения».

«Основное качество прозы Дружникова, „умение удивлять правдой”, впервые было отмечено Львом Кассилем».

«Афоризмы Юрия Дружникова парадоксальны, остроумны и грустны одновременно».

«…Читая прозу Юрия Дружникова, часто вспоминаешь поговорку Нильса Бора: „Некоторые вещи настолько серьезны, что по их поводу можно только шутить”…»

«Роман открывается серией быстро сменяющихся сцен, создающих ошеломляющий эффект воспроизведения исторической реальности, изображаемой с неотразимым чувством юмора».

 «Гоголь говорил, что показывает видимый миру смех и невидимые слезы. Юрий Дружников показывает видимые миру слезы и невидимый миру смех».
 
    «Благодаря роману „Ангелы на кончике иглы” Юрия Дружникова, описывающего будни тоталитаризма, мы лучше понимаем сущность самонадеянной системы, поставившей себе целью изменить мир».

«Роман Дружникова является энциклопедией русской жизни эпохи застоя».

«…Не могу не отметить легкость, изящество, артистизм авторского стиля, остроумное и парадоксальное построение глав, великолепное соединение бюрократического языка с разговорной стихией. Несмотря на трагизм событий, описываемых автором, в романе присутствует особый воздух, легкое свежее дыхание внутренне свободного человека; может быть, благодаря этому, пространство его небеспросветно, над ним, словно неясное свечение, струится свет надежды».
 «Способна ли огромная страна воспринимать уроки истории? Способен ли ее народ к адекватным изменениям? Важнее этого вопроса, мне кажется, сегодня нет. Первым его задал Юрий Дружников. И ответил своим романом, полным фантасмагорий жизни.
От того, как ответит на него в ближайшие годы Россия, будет зависеть ее роль в том общепланетарном кино, которое мы все делаем, играем и смотрим».

«Возвращение Дружникова в российский литературный процесс, изучение его вклада в отечественную словесность только началось».

СОДЕРЖАНИЕ

[От автора]

Ангелы на кончике иглы

1. У главного подъезда
2. Двоенинов Алексей Никанорович
3. Классический инфаркт
4. Макарцев Игорь Иванович
5. Айсберги
6. Серая папка
7. Локоткова Анна Семеновна
8. Нервный вечер
9. Ночное чтение
10. Ближе к утру
11. С кем посоветоваться?
12. Кашин Валентин Афанасьевич
1З. У каждого свои функции
14. Раппопорт Яков Маркович
15. Игра по правилам
16. Планерка
17. Страсти по Раппопорту
18. Ягубов Степан Трофимович
19. Вышли мы на дело
20. Сироткина Надежда Васильевна
21. Секрет одного фокуса
22. Закаморный Максим Петрович
23. Школа кенарей
24. Какабадзе Александр Шалвович
25. Я — рыба
26. Ивлев Вячеслав Сергеевич
27. Чего вы боитесь?
28. Нетленка
29. Шабаш
30. Холодное стекло
31. Свидание в Кремлевке
32. Макарцева Зинаида Андреевна
33. Все равно я тебя поцелую!
34. Макарцев Борис Игоревич
35. В пятницу, в шесть утра
36. Утерин Владимир Кузьмич
37. Надо искать каналы
38. Ночь в Новосибирске
39. Час Ягубова
40. И не хочешь ворчать, а приходится
41. Гайки затягиваются
42. Дома у Раппопорта
43. Светлозерская Мария Абрамовна
44. Единственный выход
45. Полищук Лев Викторович
46. За спиной Ягубова
47. Волобуев Делез Николаевич
48. Неконтролируемые ассоциации
49. День рождения
50. Дождь
51. Сагайдак Сизиф Антонович
52. Десятый круг
53. Алла
54. Рюмка чаю
55. Субботник у Нади
56. Сироткин Василий Гордеевич
57. Стенограмма совещания
58. Прием у председателя
59. Такова партийная жизнь
60. «777»
61. Болельщики
62. Вечная мерзлота
63. Ивлева Антонина Дональдовна
64. Не записывайте телефонов!  
65. Машинка
66. Шмон
67. Возвращение блудного сына
68. Личная нескромность
69. И это пройдет
70. Роковая девочка
71. Диктовка
72. Расплата
73. Избранные стихотворения З.К. Морного
74. Голубой конверт
75. Завтра праздник

Приложение:
От «Бесов» до «Ангелов»: Диалог Ю.Дружникова с критиком В.Свирским

ОТ АВТОРА

В колонке юмора советской газеты «Труд» 18 мая 1975 года проскочила фраза, которую читатели, может, и не заметили. Зато шутку обнаружили наверху, и началось расследование. Пострадал автор, наказали заведующего отделом фельетонов. Позже он умер. Вот эта строка: «Товарищи! Наше общество слепых засорено зрячими!» В то время моя работа над романом «Ангелы на кончике иглы» близилась к окончанию, и, если бы эпиграфы оставались в моде, фразу стоило б предпослать роману. Судьба рукописи да и автора оказалась непростой.    
В августе 1968 года я, тогда редактор отдела в московской газете, оказался выпущенным за границу с группой журналистов. В Варшаве, ничего не ведая, мы вылезли из вагона в день, когда в Прагу ввели советские танки. Из ЦК поступил приказ вернуть нас в Брест. А в Брест поступил приказ отправить нас обратно, чтобы подчеркнуть, что ничего не произошло. Нас повезли в Венгрию, Австрию и Чехословакию. В Вене толпа беженцев из Чехословакии, услышав русскую речь, хотела меня избить. Едва удалось убедить их на смеси славянских языков, что это не я ввел войска и виноват лишь постольку, поскольку родился в Москве.    
В группе журналистов были разные люди, в том числе, партийные ответработники и скрытые гебисты, тайные либералы и почти явный фашист. Последний предлагал перестрелять половину чехов, чтобы другая половина стала послушной. Я оказался в пекле страстей участником, а затем и жертвой окончания чешской  гласности и, вернувшись, жалел, что не попросил политического убежища в Вене, — не был к этому готов.    
Страх «инфекции» Пражской весны проник на Лубянку и в Кремль. Печать, «самое острое и самое сильное оружие нашей партии», первой подверглась чистке. Оружие это было повернуто против интеллигенции. Стало трудно дышать. Историку, если он решился записывать правду, как он ее понимал, приходилось осторожно озираться, пытаясь сохранить чувство юмора, если таковое было уместно. Так начала создаваться хроника «Ангелы на кончике иглы». Вскоре из газеты мне пришлось уйти.    
В романе застенографированы 67 дней московской жизни — с 23 февраля по 30 апреля 1969 года, самые показательные в той цепи событий. Рукопись создавалась в Москве, но сама мысль предложить ее толстому журналу, была абсурдной. Ситуация еще осложнилась, когда в 1976 году часть романа изъяли на обыске у коллеги-писателя. К счастью, первой страницы с названием и именем там не было. Началась охота за автором, как мне после рассказали, по личному приказу Андропова, который в одном из героев не без оснований узнал себя. Потекла вереница стандартных неприятностей: запрет печататься, снятие со сцен пьесы, исключение из Союза писателей, изъятие из библиотек книг, отказ в выезде за границу. Между тем три копии романа, переснятого на микропленку, разными путями отправились на Запад. Дошли две.    
Роман читали в Самиздате коллеги и их знакомые по обе стороны границы. Появились даже подражания. Автор же оказался заложником собственного детища. Во время допроса на Лубянке проблема была сформулирована так: «Публикация — лагерь или психушка». Учреждение на площади Дзержинского словно разыгрывало со мной сцены, описанные в моей же хронике за несколько лет до того. В 1984 году в Москве осудили человека за то, что у него нашли из романа цитаты. На суде прокурор их зачитывал, обвиняя подсудимого в антисоветских высказываниях.    
С 1988 года, после десяти лет ирреального существования, автор поселился в Америке. «Ангелы на кончике иглы» из хроники современной жизни превращаются в роман исторический. Надолго ли?
Сейчас некоторые события видятся по-другому. Что ж, есть возможность сравнить ту жизнь с последующей и погрозить автору пальцем: дескать, он ни к месту шутил и не вовремя звонил в колокол. Но думается, я не имею права ничего в романе менять. Прогнозы не входили в задачу летописца. Так это казалось, так понималось тогда, и переписывать значило бы то же, что исправлять историю. Жизнь по-своему распорядилась с действующими лицами романа: иных уж нет, а те далече. Имена некоторых мелькают в сегодняшних советских газетах. Будто не было прошлого. А от него никуда не деться, оно сильнее людей, оно — в нас самих. И кто знает, не возникнет ли опять над Россией тень диктатуры, корни которой, как конечности Змея-горыныча, шевелятся и норовят соединиться.