ОГЛАВЛЕНИЕ

Ввведение
«Мы — дрожжи в тесте»: пути и судьбы русских кинопредпринимателей
Пауль Тиман
Роберт Перский
Александр Ханжонков
Александр Дранков
Владимир Венгеров
«Берлинский перекресток» русской зарубежной кинематографии
«Эмигранты это те, кто идет в статисты...», или Киностатист как зеркало русской революции
Берлинские «компарсы»
Парижские «фигуранты»
Голливудские «экстра»
«Амальгама двух чуждых друг другу стихий»: русский вклад в фильм “Наполеон”»
Голливудский мираж Ивана Мозжухина
«Мама! И все это русские...»: «эмигрантское кино» или кинематограф эмигрантов
Экранный пассеизм
Patriotica
«Эмигрантика»
«Пате-журнал русской эмиграции»
Местная хроника
Национальные фильмы
Любительские фильмы
Примечания
Указатель фильмов
Именной указатель

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Александр Ханжонков. Фотография. Ялта. 1930-е годы.	Ксения Десни. Открытка. Берлин. 1920-е годы	Яков Протазанов. Фотография. Москва. Конец 1910-х годов

Рина ди Лигуоро и Иван Мозжухин в фильме «Казанова». Открытка. 1926	Диана Каренн. Открытка. Париж. 1920-е годы

 

ВВЕДЕНИЕ

Противостояние энтропии и забвению — органическая черта культуры, но для русских эмигрантов минувшего века эта задача приобрела особый смысл и значение. Потерявшим родину и вычеркнутым из «списочного состава» ее подданных, им досталось хранить память о России и о ее историческом прошлом, беречь ее духовное и художественное наследие,
обогащая их своим творческим служением. Эта миссия была одной из важнейших скреп общего сознания Зарубежья и стала ее гарантированным пропуском в будущее: «Когда-нибудь, когда на родную землю вернется человеческое племя, именуемое «русской эмиграцией», сколько легенд, сколько трогательных былей и фантастических небылиц будут рассказывать об этом племени люди, бывшие свидетелями его блуждания по вселенной, его добровольных и вынужденных привалов. Когда-нибудь внуки, правнуки тех русских эмигрантов, что сидят на чужой земле, которая, быть может, под тем, под иным небом станет для них родной, с изумлением, с трепетом душевным — по семейным записям, пожелтевшим письмам будут восстанавливать крестный путь, пройденный их отцами, их дедами. И с гордостью будут внимать и преданьям, и рассказам, не расцвеченным годами, о том, как жили отцы их и деды в чужих странах, как боролись за право на жизнь, как выполняли задачи, какие дано им было выполнить на земле, и как на фоне чужой культуры выводили свои узоры, восхищавшие современников, и в этой чужой культуре оставившие неизгладимо-ценные следы».
Одним из таких прихотливых узоров русского искусства на чужбине было кинотворчество, активно проявившее себя в разных частях света в 1920-е — 1930-е гг. Его изучением давно и плодотворно занимаются исследователи разных стран и потому заново обосновывать актуальность этой темы представляется излишним. Важно лишь подчеркнуть, что полноценное описание истории отечественного кинематографа теперь невозможно без учета опыта его зарубежной ветви. Когда-то Борис Эйхенбаум обосновал необходимость обновленных подходов к истории литературы, и его суждения имеют непреложную методологическую ценность и для историка кино: «История есть, в сущности, наука сложных аналогий, наука двойногозрения: факты прошлого различаются нами как факты значимые и входят в систему, неизменно и неизбежно, под знаком современных проблем. Так одни проблемы сменяются другими, одни факты заслоняются другими. История в этом смысле есть особый метод изучения настоящего при помощи фактов прошлого. Смена проблем и смысловых знаков приводит к перегруппировке традиционного материала и к вводу новых фактов, выпадавших из прежней системы в силу ее естественной ограниченности. Включение нового ряда фактов (под знаком того или другого соотношения) является как бы их открытием, поскольку существование вне системы («случайность»), с научной точки зрения, равносильно небытию. <…> литературная современность выдвинула ряд фактов, требующих осмысления, включения в систему. Иначе говоря, требуется постановка новых проблем и построение новых теоретических гипотез, в свете которых эти выдвинутые жизнью
факты окажутся значимыми».
В последние годы в России и за рубежом появился целый ряд научных монографий, статей и публикаций, в которых вклад русских кинематографистовэмигрантов в мировое искусство экрана вписывается в общий контекст эпохи и в исторический опыт Зарубежной России, что переводит осмысление этого феномена на подлинно научный уровень. Значит ли это, что все вопросы уже поставлены и решены? Нашу книгу, посвященную истории русского кинотворчества за рубежом, приходится начать с признания: воссоздание его общей истории, если оно вообще возможно, — задача отдаленного будущего. Причин тому немало: утрачены фильмы и документальные свидетельства, забыты имена, события и их внутренние взаимосвязи, а то, что доступно обозрению, рассеяно по архивохранилищам, библиотекам и частным коллекциям разных стран. Более того, немалые трудности представляет и идентификация сохранившегося — по справедливому замечанию первого историографа темы, «фильмам, созданным за границей, официально присваивается национальность той страны, где они были осуществлены, или — просто того языка, на котором была выполнена их “оригинальнаяверсия”. Подлинная национальность создателей фильма не принималась и не принимается во внимание». Интернационализм всегда был и остается составной частью публичной идеологии кинематографа, и эта специфика создает дополнительные проблемы для исследователя, занимающегося историей его эмигрантского компонента. Опыт коллег и свой собственный убеждают в том, что историю этого сложного, размытого временем феномена приходится складывать, как мозаику, из множества фрагментов, обращая, прежде всего, внимание на хронологию и фактографию, на частные судьбы и обстоятельства, на истории отдельных кинопостановок и кинопредприятий, на рецепцию современников, совокупность которых позволяет выстроить более или менее целостную картину исторического быта кинематографистов-эмигрантов. В своей работе мы стремились с максимальной полнотой «запротоколировать» не только «текст», но и «контекст» кинематографической истории, не сводимый лишь к событиям профессиональной жизни. Важно было найти широкие связи людей кино с художественной культурой своего времени, со всем спектром художественного творчества, зрелищных и пластических искусств, показать взаимное притяжение и отталкивание Зарубежья и метрополии на экране и за экраном, а также обнаружить разнообразные пересечения кино с повседневной жизнью Зарубежной России. Как мы надеемся, читатель увидит, что между ними, действительно, сложилась глубинная внутренняя связь, очевидная для многих современников и выразительно переданная непритязательными строками безвестного стихотворца:
«Памятью прошлого
С яркими снами,
С грезами,
Грозами,
Зорями,
Далями —
Живы мы
Старого
Призраки серые,
Щами вчерашними,
Гречневой кашею
Вспоены,
Вскормлены,
Сшиты
И скроены.
Бродим по свету
Гостями незваными,
С дикими песнями
Сказками странными...»

Эта книга сложилась из работ разных лет, посвященных судьбам и творчеству российских кинематографистовза рубежом. В ее заглавии — «Рабы Немого» — метафора, заимствованная из лексикона эмигрантской журналистики, и она вовсе не означает, что герои и события книги принадлежат только лишь истории немого кинематографа. Многие начали профессиональную карьеру еще в России, другие взялись за киноремесло на чужбине, и все они с разной мерой успеха применяли свои дарования и способности в киностудиях разных стран. «Звуковая революция», происшедшая в мировой кинематографии на рубеже 1920–1930-х гг., радикально переменила их положение. С этого времени русские киноработники с трудом находили себе место в «тон-студиях»: «Еще в эпоху немого фильма многие выдающиеся русские актеры участвовали в постановках. Для многих из них из-за недостаточного знания языков работа сократилась или вообще прекратилась, когда пришлось выступать в звуковом кино». Звуковое кино неумолимо вытеснило русских исполнителей из кинопроизводства или вывело их в тень, заставив переквалифицироваться в помощников режиссеров, гримеров, осветителей, монтажеров и пр. Эта драматичная коллизия затронута в книге лишь отчасти и еще ожидает отдельного описания.
Наше исследование основано на материалах отечественных и зарубежных архивов и библиотек, многие из которых вводятся в научный оборот впервые. Главным же его источником стала периодика Зарубежья, показавшая, что русское печатное слово за границей — неоценимый по богатству и разнообразию информатор и регистратор роли экрана в иерархии культурных ценностей эмиграции. Наш опыт еще раз подтвердил вывод авторитетного исследователя: «Чем больше мы угубляемся в историю русской эмиграции, тем сильнее убеждаемся в замечательном богатстве ее газетного мира. <...> Сейчас в повестке дня оказывается <...> исследование газетного мира русской диаспоры как некоего единого целого, как некоей системы «сообщающихся сосудов», в аспекте полемики разных органов печати друг с другом, в плане взаимоотношений их с прессой на других языках в тех же странах и в контексте международных газетных связей в целом. Поставлена эта задача должна быть динамически, с точки зрения меняющегося статуса того или иного печатного органа
по отношению к эмигрантской и не-эмигрантской прессе в целом и в связи с событиями политической, общественной и культурной жизни эпохи».
Как уже было сказано, эта книга составлена из разных, внешне не связанных между собой сюжетов, но их объединяют общие персонажи, принадлежащие русской культуре, и общее ремесло — кинематограф. Внимательный читатель, которым, как мы надеемся, будет не только киновед, но и любознательный гуманитарий, наверняка отметит в книге недосказанные или оборванные фабульные нити. В большинстве случаев это вызвано не авторской прихотью, а недостаточным знанием исторического материала. Поэтому наша книга о русских кинематографистах-эмигрантах остается с открытым финалом, который еще предстоит дописать.

РЕЦЕНЗИИ

Виктор Леонидов
Русский кинематограф на Западе
Российское «синема» первой волны

Прошло уже больше сорока дней, как его не стало. Блистательного киноведа, исследователя, автора многочисленных статей и публикаций, одного из главных участников групп по подготовке справочников по истории мирового кинематографа, блистательного лектора в ведущих университетах России, Европы и США.
«Рабы немого» — последняя большая работа Рашита Марвановича Янгирова. За этой фундаментальной работой стоит, без преувеличения, трагедия кинематографа русского изгнания. Режиссеров, актеров, организаторов кинопроизводства, сумевших сохранить свою жизнь, но далеко не всегда – честь и достоинство, и так часто снимавшихся в бесконечной «клюкве» на русские темы.
Первое, что сразу бросается в глаза, – это сотни источников, использованных при написании книги. Причем это не только новые архивные материалы, хотя автор достаточно долго и более чем плодотворно работал в зарубежных хранилищах как в Европе, так и в Америке. Главной основой работы стала периодика русского зарубежья.
«Рабы немого» буквально пронизаны цитатами из бесчисленных русских газет, выходивших во Франции и Англии, Нью-Йорке и Харбине, Софии и Праге. Интервью актеров, продюсеров, письма зрителей, статьи критиков с оценкой той или иной картины – все это очень органично входит в ткань повествования. Также привлечен и огромный массив советской прессы.
Начинаются «Рабы немого» с первых дней после октябрьского переворота, когда многие предприниматели толком даже не поняли, что произошло. Мы читаем, как после первых вольностей кинопрокатчиков Наркомпрос объявил о национализации кинофабрик и кинолабораторий в Москве и Петрограде, как потянулись на деникинский юг и потом оказались за границей «киты» тогдашнего кинопроизводства – Ханжонков, легендарный продюсер «Русской золотой серии» дореволюционного кино Пауль Тимман, как чуть не покорил Америку организатор съемок бесконечной «клюквы» Александр Дронков, когда-то разъезжавший по Москве в лимузине канареечной расцветки, а затем устраивавший тараканьи бега в Константинополе. Как пытался наладить съемки совместного советско-французского фильма «Петр I» другой знаменитый продюсер – Владимир Венгеров и даже старался привлечь к работе Сергея Эйзенштейна.
Целая глава в книге посвящена краху голливудских грез Ивана Мозжухина. Автор часто цитирует его многочисленные интервью: «Пожелания? Своим соотечественникам я пожелал бы больше любить кинематограф. Русским нужно отнестись к кино серьезнее. Кино шагает быстро, растет и совершенствуется стремительно. Победа за ним. Кино тоньше театра и выше его психологически», – вещал в интервью актер накануне отъезда в США в 1927 году. Но Америка не стала для русского гения воплощением мечты. Он вынужден был сниматься в картинах, не особо отвечавших его уровню. Фильм «Заложница» просто вызвал возмущение всей русской публики и стал началом заката великого артиста.
Но книга не только о кумирах, чья слава гасла со временем. В «Рабах немого» дан своего рода многоликий образ статиста, воплотившего тысячи эмигрантов, снимавшихся в бесчисленных лентах на русскую тему. Бывшие полковники, генералы, учителя, морские офицеры с ночи занимали очередь, чтоб успеть сняться в толпе за несколько франков. Иногда случались просто душераздирающие истории. Так, Нина Берберова, чей холодный стиль стал одним из символов прозы ХХ века, пришла в грязный кинотеатр на окраине Парижа, нанятый коммунистами. Там показывали «Юность Максима», и она чуть не упала в обморок, когда увидела своего отца. Оказывается, Трауберг и Козинцев сняли его в роли контрреволюционера. «...В воротах ему дали минуту, чтобы остановиться, взглянуть на Екатерининский канал, на Петербургское небо, мутившееся дождем, и прямо на меня, сидевшую в парижском зале. Глаза наши встретились. Его увели под конвоем».
Некоторые случаи могли просто стать готовыми сценариями. Генерал от инфантерии Иконников много лет разыскивал мать, пропавшую во время эвакуации. Однажды старушка, жившая в Софии, пошла в «синема», где давали американскую «фильму» «Заблудилась в Париже», увидела сына и сразу же написала в Голливуд. Так они и встретились. Но пересказать содержание этой книги, вместившей столько судеб и завершающейся большими комментариями, а также указателем имен и фильмов, просто невозможно. Лучше просто взять ее в руки и еще раз вспомнить замечательного исследователя – Рашита Янгирова.


Виктор Леонидов
Русская «синема» на Западе
Мозжухин и другие
(полная версия статьи)

«Не странно ли, что в нашей русской драме иностранцы замечают только ночные кабачки, только водку, икру и красный борщ со сметаной? Я не понимаю, как не стыдно не заметить сотни тысяч русских людей, стоящих за французскими станками на французских заводах, и выхватить из этого моря русских страданий, русского унижения и русского горя только кабак, только икру и старого русского князя  «Колокола Ивановича»? Это тем более удивительно, что ведь и французы в свое время пережили эпоху эмиграции и знают, по крайней мере, по преданию, как горек хлеб изгнания».
Так писал в  30-е годы в одной из бесчисленных русских газет, выходивших за пределами уже ставшей Советской России, известный публицист Александр Яблоновский. Его чувства были схожи со многими.
«На тему о фильмах из русской жизни, в особенности, когда они касаются  недавнего прошлого, нельзя писать без огорчения и возмущения, до такой степени фильмы эти… бездарны и невежественны по форме и тенденциозны по содержанию, особенно, если любовная фабула развивается на политической канве. Как автор, так и режиссер обычно дают более чем разнузданную волю своему воображению об ужасах «царизма», о беспутстве «принцев», о жестокости казаков, о подкупности чиновников и т.п. Фильмы эти неизменно представляют собой целые леса развесистых клюкв».
Письмо это появилось в парижской газете «Возрождение» в 1928 году. Таких обращений было множество. Меньше было ответов продюсеров, на которых наши актеры и режиссеры — эмигранты, как правило, сваливали всю вину за происходящее на экране. Впрочем, ответ однажды прозвучал достаточно честно: «Мы, откровенно говоря, предпочитаем наши собственные романы из русской жизни, потому что в них она изображена так, как наши читатели привыкли ее понимать. А ваши русские описания нам совершенно чужды. Это для нас не Россия. Тройка, сарафаны, физиономии башибузуков, кнут, снег, волки — вот что нам требуется».
За этими цитатами, почти наугад выхваченными нами из большой книги  Рашита Янгирова «Рабы немого: Очерки исторического быта русских кинематографистов за рубежом 1920–1930 годы», стоит трагедия кинематографа русского изгнания. Режиссеров, актеров, организаторов кинопроизводства, сумевших сохранить свою жизнь, но не всегда — честь и достоинство. Но огромное полотно, развернутое Янгировым, значительно шире. Он во многом впервые в таком объеме раскрывает все почти неизмеримое многоцветье русского кино «первой волны» в изгнании, триумф и трагедию российского эмигрантского кинематографа.
Первое, что сразу бросается в глаза — это сотни источников, использованных при написании книги. Причем это не только новые архивные материалы, хотя автор, принимавший участие в подготовке ряда справочников и словарей по мировому кинематографу, таких как, к примеру, «Кто есть кто в викторианском кино» или «Странствия мечты, Европейские актеры в Голливуде», конечно, работал в зарубежных хранилищах. Как в Европе, так и в Америке. Но главной основой работы стала периодика русского зарубежья.
«Рабы немого» буквально пронизаны цитатами из бесчисленных русских газет, выходивших во Франции и Англии, Нью-Йорке и Харбине, Софии и Праге. Интервью актеров, продюсеров, письма зрителей, статьи критиков с оценкой той или иной картины, — все это очень органично входит в ткань повествования. Также привлечена и советская пресса, материалы которой в той или иной степени высвечивают триумф и трагедию российского эмигрантского кинематографа.
Начинаются «Рабы немого» с первых дней после октябрьского переворота, когда многие предприниматели, впрочем, как и все общество, даже не поняли, что произошло. И дальше, дальше. Мы читаем, как после первых вольностей кинопрокатчиков Наркомпрос объявил о национализации кинофабрик и кинолабораторий в Москве и Петрограде. Как потянулись на деникинский юг и потом оказались за границей «киты» тогдашнего кинопроизводства — Ханжонков, легендарный продюсер «Русской золотой серии» дореволюционного кино Пауль Тимман, как чуть не покорил Америку организатор съемок бесконечной «клюквы» Александр Дронков, когда-то разъезжавший по Москве в лимузине канареечной расцветки, а затем устраивавший тараканьи бега в Константинополе. Как пытался наладить съемки совместного советско-французского фильма «Петр I» Владимир Венгеров и даже старался привлечь к работе Сергея Эйзенштейна.
Янгиров словно широкими мазками набрасывает панораму жизни русской кинематографической эмиграции. Целая глава посвящена краху голливудских грез Ивана Мозжухина. «Пожелания? Своим соотечественникам я пожелал бы больше любить кинематограф. Русским нужно отнестись к кино серьезнее. Кино шагает быстро, растет и совершенствуется стремительно. Победа за ним. Кино тоньше театра и выше его психологически», — вещал в интервью актер накануне отъезда в США в 1927 году. Но Америка не стала для русского гения воплощением мечты. Он вынужден был сниматься в картинах, не особо отвечавших его уровню. Фильм «Заложница» просто вызвал возмущение всей русской публики и стал началом заката этой самой яркой звезды как дореволюционного, так и зарубежного российского кино.
 Но книга не только о кумирах, чья слава гасла. В «Рабах немого» дан своего рода многоликий образ статиста, воплотившего тысячи эмигрантов, снимавшихся в бесчисленных лентах на русскую тему. Бывшие полковники, генералы, учителя, морские офицеры с ночи занимали очередь, чтоб успеть сняться в толпе за несколько франков. Иногда случались просто душераздирающие истории. Так, Нина Берберова, чей холодный стиль стал одним из символов прозы ХХ века, пришла в грязный кинотеатр на окраине Париже, нанятый коммунистами. Там показывали «Юность Максима», и она чуть не упала в обморок, когда увидела своего отца. Оказывается, Трауберг и Козинцев сняли его в роли  контрреволюционера. «В воротах ему дали минуту, чтобы остановиться, взглянуть на Екатерининский канал, на Петербургское небо, мутившееся дождем, и прямо на меня, сидевшую в парижском зале. Глаза наши встретились. Его увели под конвоем».
Некоторые случаи просто представляли готовые сценарии. Генерал от инфантерии Иконников много лет разыскивал мать, пропавшую во время эвакуации. Однажды старушка, жившая в Софии, пошла в «синема», где давали американскую «фильму», «Заблудилась в Париже, увидела сына и сразу же написала в Голливуд. А была и другая история, когда сестра, узнав брата, написала, что мать до сих пор находится в киевской тюрьме. Тогда еще благородные чекисты торговали арестованными, и за большие деньги ее удалось вывезти на Запад.
Отдельная глава посвящена съемкам огромной постановочной картины «Наполеон», поставленной великим французским режиссером Абелем Гансом. Оказывается, в этом знаменитом фильме самое активное участие принимали русские. Декорации, к примеру, создал Александр Бенуа, а консультантом был блестящий исторический романист Марк Алданов.
Но пересказать содержание этой книги, вместившей столько судеб и завершающуюся большими комментариями, а также указателем имен и фильмов, просто невозможно. Лучше взять ее в руки и вспомнить одну из статей в парижской газете 20-х годов: «Отпечаток искусственного, иностранно-русского лежит на постановках загранично — русской кинематографии… Несомненно, однако, что всякая подделка под эту самобытность и оригинальность будет немедленно обнаружена — …и тогда, отнесясь отрицательно к подделке, будет подозрительно относиться ко всему русскому, даже самобытному. На русских артистах и художниках в Европе, попавших в силу обстоятельств в непосредственное соприкосновение с иностранным рынком, лежит огромная ответственность соблюдения чистоты родного искусства».


Анна Кузнецова


Книга историка кино Рашита Янгирова посвящена русскому кинематографическому зарубежью того периода, когда кинопредприниматели выводили свое дело из России, а режиссеры и актеры теряли возможность работать для русского зрителя. В первом разделе книги — очерки о кинопредпринимателях Пауле Тимане, Роберте Перском, Александре Ханжонкове, Александре Дранкове, Владимире Венгерове.
Трагический период зарубежной карьеры русских актеров — появление звукового кино: блиставшие в немом, они стали терять работу. Но были и исключения: кроме очерков о немецких, французских и американских статистах русского происхождения, в книге есть большой очерк об Иване Мозжухине, сумевшем ассимилироваться во французском кинематографе и получить статус мастера «континентального» уровня…
Во введении автор рассказывает о трудностях кинематографической историографии: «Нашу книгу, посвященную истории русского кинотворчества за рубежом, приходится начать с признания: воссоздание его общей истории, если оно вообще возможно, — задача отдаленного будущего. Причин тому немало: утрачены фильмы и документальные свидетельства, забыты имена, события и их внутренние взаимосвязи, а то, что доступно обозрению, рассеяно по архивохранилищам, библиотекам и частным коллекциям разных стран. Более того, немалые трудности представляет и идентификация сохранившегося — по справедливому замечанию первого историографа темы, «фильмам, созданным за границей, официально присваивается национальность той страны, где они были осуществлены, или — просто того языка, на котором была выполнена их “оригинальная версия”. Подлинная национальность создателей фильма не принималась и не принимается во внимание”».

Вышла книга о русских кинематографистах в эмиграции

Московское издательство «Русский путь» выпустило книгу Рашита Янгирова «Рабы немого». О книге рассказывает Иван Толстой: «Подзаголовок разъясняет тему книги: "Очерки исторического быта русских кинематографистов за рубежом: 1920–1930-е годы". Книгу Рашита Янгирова ждали уже давно. В публикациях 15-летней давности автор зарекомендовал себя крупнейшим знатоком киноэмиграции и мастером исторического комментария. 500 страниц его труда повествуют о драматических судьбах Ивана Мозжухина, Александра Ханжонкова, Александра Дранкова, Владимира Венгерова, о Берлине, Париже и Голливуде, где выходцы из России — одни блистали, другие коротали дни статистами. Рашит Янгиров не считает свою работу итоговой: он говорит, что некоторые фабульные линии книги он обрывал за недостаточным знанием исторического материала. Хочется отметить и эту научную скромность выдающегося исследователя, и великолепное оформление книги работы Евгения Вельчинского».


Варвара Бабицкая
Радость пришла из Холливуда
Эмигрантский быт русского кинематографа в трех цитатах  
Книга известного кинокритика и историка кино Рашита Янгирова описывает почти неизвестный широкой аудитории период в жизни русского кинематографа: его жизнь в изгнании. Советское киноискусство по понятным причинам отсчитывало свою историю от Октябрьской революции, между тем к 1917 году в России существовала развитая кинопромышленность, и огромная ее часть укрылась от национализации в Берлине, Париже, Америке. Там она с переменным успехом существовала еще долгое время, пытаясь прижиться на местных рынках и давая возможность заработать на кусок хлеба многим представителям русской эмиграции — от звезды немого кино Ивана Мозжухина, снимавшегося в Голливуде для студии «Юниверсал», до бывших генералов и предводителей дворянства, игравших самих себя в массовке. Варвара Бабицкая выбрала три эпизода из быта Великого немого.

«Эмигранты — это те, кто идет в статисты...», или Киностатист как зеркало русской революции

«Примечательно, что синхронно с эмигрантами к киномассовкам приобщилось немало «бывших» людей в метрополии, которые тоже изображали самих себя в советских «историко-революционных картинах». Здесь кинематографисты с той же охотой использовали их как живой реквизит ушедшей эпохи, но эта востребованность была обусловлена не стремлением к исторической достоверности постановок, но к семантической девальвации прошлого. На некоторое время социальный типаж стал краеугольным камнем советской киноэстетики: «Искусство сегодняшнего кино живее всех и четче всех формирует нужные ему лица. <...> Популярность дается не даром. Она всегда связана с известной социальной группировкой, и удача каждого отдельного лица — лишь в степени его органичности. <...> Предшествовавшей классово-неясной эпохе соответствовали лица «мягкие», неопределенные, лица — «трудно читаемые». Революция не только убрала жир со щек и подбородков, она уточнила классовый смысл данного лица и дала сосредоточенную волю взгляду. Пока советский экран все еще заполнен переряженными барышнями и актерами, весьма честно, но безнадежно работающими партийцев. Отдельные удачные находки в работе наших режиссеров — все больше эпизоды, с явным преобладанием белогвардейского "типажа"».
<...>
Похоже, что советские режиссеры даже соревновались друг с другом в том, сколь представительной в сословном и физиономическом отношении будет их массовка, но, как всегда, не было равных С. Эйзенштейну, пообещавшему перед началом съемок революционной эпопеи «1905 год»: «В церемонии водосвятия на Неве среди окружающих государя придворных не будет ни одного исполнителя ниже предводителя дворянства в прошлом, а совершать богослужение будет, — правда бывший, но настоящий митрополит».

Приятная эмигрантская жизнь (деталь). Карикатура MAD’a (Михаил Дризо). Журнал “Иллюстрированная Россия». Париж. 1928. № 3

«Мама! И все это русские...»

«Невероятная даже по меркам «русских» фильмов история произошла с бывшим генералом от инфантерии Александром Иконниковым. Постранствовав по свету, он наконец осел в Голливуде и подался в статисты. Много лет Иконников разыскивал мать, с которой он разлучился во время эвакуации из России. В один прекрасный день «проживающая в Софии старушка случайно посетила кинематограф и в персонаже американской картины «Заблудилась в Париже» узнала своего пропавшего без вести сына. Она немедленно написала в Холливуд и вскоре получила ответ от сына». По другой, более правдоподобной версии, Иконникова узнала на экране сестра, тоже эмигрантка. Через студию она списалась с братом и сообщила, что их мать жива, но находится в киевской тюрьме. Советские власти иногда, разумеется негласно, разрешали своим подданным воссоединение с заграничными родственниками за солидный денежный выкуп. С Иконникова запросили немалую по тем временам сумму в 2000 долларов, но он сумел быстро собрать деньги и вывез мать на Запад.

Через несколько лет схожая история повторилась в Риге: "Семья одного офицера, бывшего конвойца, долго искала своего пропавшего родственника. Искала и не находила. И вдруг на представлении фильмы «Анна Каренина» присутствовавшие в зале родные узнали в одном из действующих лиц пропавшего родственника. Радость пришла из Холливуда. Конвоец в фильме лихо танцевал мазурку. Через представителя фирмы семья связалась с дирекцией в Холливуде, и пропавший родственник был найден"».

Русский эмигрант на экране. Карикатура «Экран и жизнь». MAD (Михаил Дризо). Журнал «Иллюстрированная Россия». Париж. 1928. № 11

- …и он же в жизни. Карикатура «Экран и жизнь». MAD (Михаил Дризо). Журнал «Иллюстрированная Россия». Париж. 1928. № 11

Голливудский мираж Ивана Мозжухина

Иван Мозжухин – молодой Касатский в фильме «Отец Сергий». Открытка. Москва. 1916

«Эта новость вернула интерес европейской прессы к голливудскому неудачнику. Обсуждая матримониальные планы Мозжухина, репортеры не скупились на эпитеты: «Казанова женится! Это все равно что сказать: Дон Жуан женится! Или еще проще: Ловелас женится. Литературнее: любовник. Этим эпитетом в Европе окрестили фильмового артиста Ивана Мозжухина... Любовник по амплуа, он за свои роли стал грезой гимназисток и «сном до реальности» перешагнувших уже возраст немецких девиц. Еще недавно Мозжухин в интервью заявил, что жениться не собирается, ибо... ему и так недурно живется на «холостом» положении. <...> Прежний «любовник фильма», «ловелас», «Дон Жуан» и «Казанова» превратится в мирного семьянина. В пику гимназисткам, девицам среднего и выше среднего возраста он отныне будет — женатым Казановой!»

Больше всех этому, кажется, радовалась мозжухинская избранница: «Сама не знаю, как это случилось, — сияя счастьем, рассказывает фрекен Петерсен, — никому и в голову не приходило, что «Казанова» способен жениться. Он, наверно, и сам от себя не ждал этого. Вы представляете себе «Казанову» женатым? Как это случилось? А вот. С некоторого времени я стала замечать в наших с ним отношениях что-то новое. Мы так давно знаем друг друга и всегда были только добрыми товарищами. Я еще молода, но для него я была «старым другом», которому он поверял все свои секреты.

Иван Мозжухин – Казанова. Художник Борис Билинский. Открытка. 1926

И вот на днях он вдруг при посторонних — в целой компании друзей — приносит мне и предлагает подписать какой-то «документ» на русском языке. Я по-русски не знаю, и ему пришлось пояснить мне, что это — брачный контракт. Да, да — и я поставила на нем свою подпись — полушутя, и другие расписались свидетелями. Только когда я посмотрела на Ивана, я поняла, что он не шутит... и теперь, я признаюсь, очень счастлива. Венчаемся мы 12 марта в Ницце по греко-католическому обряду, со всеми церемониями. И я буду венчаться в роскошном русском сарафане. И все знакомые фильмовые артисты будут гостями на нашей свадьбе — и, конечно, нас, жениха и невесту, снимут перед церковью. Я теперь страшно нервничаю из-за этого. Я сниматься для фильмы никогда не боялась, даже в присутствии тысяч людей, но в действительной жизни...» <...> Влюбленный жених обещал каждое утро ей телеграфировать, каждый день писать и с невесты взял слово каждый вечер телефонировать ему».

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ МАТЕРИАЛЫ

Кино эмигрантов
Радио «Эхо Москвы», 06.09.2008 г.
Передача: Не так
С.Бунтман: У нас в гостях Рашид Янгиров и Николай Александров. И мы сегодня поговорим о книге, большая хорошая книжка. Эмигрантское кино российское... Читать далее


Русские в мировом кино: эмигрантская глава
Радио «Свобода», 14.09.2008 г.
Иван Толстой: Московское издательство «Русский путь» недавно выпустило большой том, написанный Рашитом Янгировым, «Рабы немого» с подзаголовком «Очерки истории быта русских кинематографистов за рубежом в 1920-30-е годы». Книга великолепно оформлена художником Евгением Вельчинским. Это важнейшая, но внешняя сторона издания. А вот о содержании исследования мы сегодня поговорим с автором. Рядом со мной в студии историк литературы и кино, ведущий научный сотрудник Библиотеки-Фонда «Русское Зарубежье», кандидат филологических наук Рашит Янгиров... Читать далее


Столетие российского кино
Радио «Свобода», 18.10.2008 г.
Владимир Тольц:  Наша сегодняшняя тема – «Столетие российского кино».
Вековой юбилей отечественного кино в России начали отмечать еще в январе. Но в большинстве публикаций и выступлений юбилей связывается с 15 октября 1908 года. Что же произошло в тот день? – спрашиваю я у историка кино, автора недавно опубликованного в Москве тома «Рабы немого. Очерки истории быта русских кинематографистов за рубежом в 1920-30-е годы» Рашита Янгирова... Читать далее


Рашит Янгиров: «“Художественники” стремились избежать “киноклюквы”»
Радио «Прага», 04.02.2009 г.
Кто входил в Пражскую труппу МХАТа? В каких фильмах на заре кинематографа участвовали «художественники», оказавшиеся в межвоенной Чехословакии? Кто являлся их аудиторией? Об этом Ольга Калинина беседовала с ученым и журналистом, автором книги «Рабы немого. Очерки исторического быта русских кинематографистов за рубежом 1920–1930-е годы» Рашитом Янгировым в рубрике «Разговор напрямую». Читать далее

См. также:
Янгиров Р.М. Хроника кинематографической жизни русского зарубежья: в 2 т. / Рашит Янгиров; [предисл., подгот. текста З.М.Зевиной; справочн. аппарат З.М.Зевиной, Т.П.Сухман]. Т.1: 1918–1929. Т.2: 1930–1980.