ВЫДЕРЖКИ ИЗ ПРЕДИСЛОВИЯ

Изображение руины тесно связано с представлениями об истории и времени, о соотношении культуры и природы, прошлого и настоящего. Руина церкви в современном российском пейзаже выступает, с одной стороны, как эстетический образ, отсылающий к живописной традиции, с другой — как свидетельство и метафора российской истории.
Важной отправной точкой для работы над книгой стало осознание постоянного присутствия разрушенной церкви в российском сельском пейзаже. Одновременно с этим в публичнюм пространстве регулярно возникала идея прерванности времени, существования на одной территории в течение XX века трёх разных цивилизаций, не связанных друг с другом. Казалось, что возник определённый консенсус по поводу возможности поисков будущего исключительно в прошлом, позиции различались лишь в том. какой именно момент следует брать за точку отсчёта. Попытки восстановить прервавшуюся «связь времён примечательны и тем. что эта гамлетовская фраза впервые появляется в русскоязычном переводе XIX столетия и, по-видимому, начинает широко употребляться уже ближе к концу XX века. В шекспировском оригинале образ прерванной связи времён не явен или отсутствует вовсе. <...>

Из всего многообразия руин в современном российском пейзаже — от заброшенных сельскохозяйствещых построек советской эпохи до живописных руин дореволюционных усадеб — руина церкви представляет собой самый противоречивой объект и в то же время один из наиболее часто встречающихся. Точное количество церквей, остающихся в руинах, неизвестна По данным, приведённым Священным синодом, по состоянию на 2019 год больше четырёх тысяч храмов в России находились в атарийном или руинированном состоянии.
Неизвестно и то, сколько всего церююй было закрыто в советский период Сравнив данные за 1914 и 1988 годы, можно предположить, что за это время перестали действовать около 40 000 православных церквей. Закрытие храмов могло быть связано не только с антирелигиозными кампаниями XX века но и с сельской депопуляцией, ставшей следствием целого ряда связанных и не связанных друг с другом процессов, индустриализации, урбанизации и коллективизации в 30-е годы; ликвидации «неперспективных деревень» в 60-е и 70-е годы: сокращения численности занятых в сельском хозяйстве и активной миграцией в города в постсоветский период. <...> 


Руина — идеальный объект для исследования эстетики «живописного» и «возвышенного» в фотографии, специфики того, как фотография может работать с сюжетом из классического изобразительного искусства. Одновременно с этим руина позволяет работать с категорией «фотогеничного»: если рассмотреть массив изображений? сделанных за пределами городов пользователями популярных картографических сервисов, храмовая руина окажется одним из самых популярных объектов. В отличие от «здания», руина находится в постоянной динамике, и фотографический отпечаток становится свидетельством её существования в таком виде — либо перед дальнейшим разрушением, либо перед реконструкцией.
Посещение руинировангых храмов позволяет ощутить личную причастность к опыту путешественников времён гран-тура сентиментальной эпохи. Современный турист в египетской Гизе или на развалинах римского форума вероятнее всего встретит тысячи таких же туристов, как он. Во время посещения российских руин путешественник оказывается один на один с памятником, к которому никем не ограничен доступ, подобно тому, как во времена гран тура можно было наблюдать руины античных храмов — до появления железных дорог и вместе с ними туристической индустрии. <...> 

Георг Зиммель говорит и о том, что в руине прошлое в наиболее насыщенной форме проявляется в настоящем. Руина церкви в российском пейзаже позволяет соединить в опыте наблюдателя целый ряд культурных и временных плоскостей. Во-первых, это XIX век, когда была построена большая часть дошедших до нас храмовых по строек и который часто воспринимается как золотой век Российской империи, её искусства и культуры. Во-вторых, это обобщённое «прошлое» античных и готических руин. Многие церкви, возведённые в пик каменного храмового строительства, производят впечатление античных руин и внешне. В-третьих, это эпоха классической живописи, сформировавшая канон изображения руины. Наконец, это XX век, когда эти церкви были закрыты, — время, всё чаще соперничающее с XIX столетием за звание золотого века в истории страны.
Как живописный образ руина так или иначе указывает на то, что всё мирское — временно и преходяще, а любая цивилизация движется от расцвета к исчезновению. Руины церквей в российском пейзаже обращают нас к неразрешённым вопросам: каковы наши отношения с прошлым, как мы готовы на него смотреть и куда обращён этот взгляд? Видит ли себя общество в качестве наследников тех, кто строил эти церкви, или тех, кто их разрушал? Или они воспринимаются как порождение «русской атичности», отделённой от современности интервалом в сто лет, но как будто бы не связанной с настоящим?

***

В книгу вошли изображения 62 церквей из более чем 250, снятых в период с 2013 по 2022 год в Белгородской, Владимирской, Вологодской, Ивановской, Калужской, Курской, Костромской, Ленинградской, Липецкой, Московской, Нижегородской, Новгородской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Смоленской, Тверской, Тульской и Ярославской областях России. Целью проекта не являлась каталогизация или систематизация, скорее — выявление наиболее характерных проявлений. Фотографии фиксируют состояние каждого сооружения на момент съёмки. Некоторые церкви были впоследствии законсервированы, отреставрированы или восстановлены, иные, напротив, подверглись дальнейшему разрушению.