Павел Басинский

Выступление на церемонии вручения 
Литературной премии Александра Солженицына 2014 года 
Ирине Бенционовне Роднянской

 

Я не готовил специального доклада и хочу просто поделиться своими впечатлениями и воспоминаниями о 90-х годах, когда Ирина Бенционовна как критик вошла в мою жизнь как литератора того времени. По замечательному выступлению Людмилы Ивановны понятно, что Ирина Бенционовна — фигура очень многогранная и при всей ее скромности и непубличности она, конечно, сделала очень много в разных сферах: в литературоведении, в популяризации философии, в литературной критике. А период ее руководства отделом критики «Нового мира» я считаю просто расцветом критики этого журнала, вторым, может быть, после расцвета критики «Нового мира» 50–60-х годов. 

Я счастлив, что в то время печатался в «Новом мире» и общался с Ириной Бенционовной. Сегодня критика находится, на мой взгляд, в кризисном состоянии, и это происходит оттого, что она перестала справляться с современным литературным процессом. Хорош он или плох, этот процесс, но он существует, он сложный, пестрый, меняющийся, а у критики как будто бы нет инструмента для описания этого процесса. 

Но проблема заключается в том, что инструментом для описания литературного процесса является сам критик, и ничто иное. В этом плане я считаю абсолютно точным название книги здесь присутствующего Сергея Ивановича Чупринина, которая называлась «Критика — это критики» . Более точной формулировки критики я не знаю, хотя их существует очень много. 

Критика — это критики. И вот сегодня возникает ощущение, что нет фигуры, которая способна быть адекватной этому процессу, способна охватить этот процесс, выявить какие-то его узловые точки и дать его описание. Для меня в 90 е года фигура Ирины Бенционовны (именно в 90-е годы) представлялась таким критиком, которая была способна связать воедино этот процесс и дать о нем какое-то представление. А 90-е годы — очень сложное время. 

Интересно, что она начинала в критике достаточно рано, но по-настоящему, конечно, вошла в нее в конце 80 х – 90 е годы, когда недостатка в разного рода фигурах критических не было. Это было удивительное время, когда еще активно работали критики старшего поколения и пришло довольно много критиков нового поколения, моего поколения, которые печатались в газетах (был расцвет газетной критики: и «Литературка», и «Независимая газета», и «Сегодня», и «Коммерсант»). Да и журнальная критика была очень пестрой и разнообразной. Но фигура Ирины Бенционовны, безусловно, выделялась и здесь. И вот почему. 

На мой взгляд, главным недостатком критиков старшего поколения в то время, при всем уважении к ним, было то, что они как бы не принимали того, что пришла новая литература, что литературная ситуация в корне изменилась. Я помню, как один очень известный поэт на церемонии вручения «Русского Букера» обратился к Вячеслову Курицыну со словами: «Ну, как поживает русский постимпрессионизм?» То есть ему было все равно: постимпрессионизм, постмодернизм… Критики старшего поколения как-то старались делать вид, что ничего существенного в русской литературе не поменялось. Ну, поменялись условия, появилась свобода слова, да, — а вот так чтобы принципиально… нет. Появились какие-то Пелевин и Сорокин, но что это, разве это принципиально новые писатели? Да нет… И так далее. 

Но для критиков старшего поколения очень важной была апелляция не только к профессиональному читателю, а к читателю широкому. Этим они, в общем-то, и отличались от нашего поколения. И, занимая такую позицию, они в известной степени теряли этого читателя, потому что читатель уходил к новым писателям: к тому же Сорокину, к тому же Пелевину. 

А у критиков моего поколения был другой недостаток: нас не очень волновало мнение широкого читателя, нас интересовало цеховое мнение: мы вращались в своем кругу, мы писали так, чтобы это было понятно нам самим, людям из литературной среды, было понятно участникам тех дискуссий. Но было совершенно непонятно широкому читателю. И здесь была другая опасность, потому что со временем и этот круг читателей — внутрицеховой, внутрилитературный — тоже распадался, литература дробилась постоянно, и цельность диалога, понятность диалога в этой среде тоже терялись. 

Ирина Бенционовна как-то в одной статье или интервью сказала, что она «критик-дилетант». Это, конечно, такое скромное лукавство, потому что она пришла в критику с огромными знаниями, с огромным аппаратом, но в этом была правда в том смысле, что она пришла оценивать эту литературу как бы в одиночку. Вот она одна, она говорит: «Я высказываю просто свое мнение о тех или иных фигурах». В ее статьях того времени не было самоуверенности, самонадеянности… Это был постоянный пытливый анализ и попытка понять, что это за писатель новый явился, что с ним происходит. И в этом плане упомянутая сегодня фигура Пелевина очень любопытна, потому что для критика ее поколения, конечно, выступить «за» Пелевина — это был, безусловно, поступок. Это был поступок, потому что Пелевин воспринимался скорее как раздражительный фактор и литераторами старшего поколения, и критиками старшего поколения, да и многими критиками моего поколения, которые придерживались более традиционных ценностей. И вдруг Ирина Бенционовна Роднянская пишет очень интересную статью о «Generation“П”» , романе, где исследует Пелевина, что было совсем неожиданно, как некую интеллектуально-духовную фигуру, что было совсем неожиданно и было очень интересно. И с этой же точки зрения, хотя, как мне кажется, уже более скептически, она оценивает его роман «S.N.U.F.F.» в одной из последних статей . 

Вот в этом была ее неожиданность, в этом была и ее особая позиция. Ей как бы был внятен язык и нового поколения, и традиционные ценности. И вот эта позиция, такого пытливого, спокойного, а с другой стороны, очень субъективного и страстного анализа, была очень притягательна в ее статьях 90-х, а потом 2000-х годов. Недавно я стал перечитывать ее статьи и увидел, что они не утратили своего значения, они читаются сегодня вполне актуально. 

Я искренне поздравляю Ирину Бенционовну с этой заслуженной наградой. Критиков вообще мало, у них нет своих премий, их очень редко награждают, а критик — это куда более редкий талант, чем талант писателя: крупных писателей много, крупных критиков очень мало.