Чуковская Е.Ц.
Слово лауреата Литературной премии Александра Солженицына
28 апреля 2011 года
Благодарю жюри, удостоившее меня своим выбором.
Благодарю всех собравшихся сегодня в этом зале, а также всех исследователей, публикаторов, художников и издателей, участвовавших вместе со мной в изданиях произведений Корнея Чуковского и Лидии Чуковской.
Я хочу вспомнить, каким образом сложилось мое участие в изданиях литературного наследия Корнея Ивановича и Лидии Корнеевны.
Я окончила школу в 1949 году. В это время Корней Иванович был изгнан из детской литературы и занимался комментариями к полному собранию сочинений Некрасова. Лидия Корнеевна постоянно была без работы. Я видела как трудно приходится литераторам, кроме того, мне хотелось заниматься чем-то безусловно практически полезным. В результате я закончила химический факультет Московского университета и 34 года проработала в Институте Элементоорганических соединений Академии Наук СССР.
Но с самого детства меня привлекали дома для технической помощи в литературных делах. Я очень горжусь тем, что в восемь лет, в 1939 году, я нумеровала страницы в общей тетради, где была написана «Софья Петровна». В 12 лет — я перепечатывала сказку Корнея Чуковского «Бибигон», где была одним из персонажей, и обозначила издательство, выпустившее книгу, как ДеДиздат.
Намного позже, в 1965 году Корней Иванович неожиданно подарил мне свой рукописный альманах Чукоккала и привлек меня к подготовке альманаха к печати.
Не буду говорить, что сталось с этой работой в последующие годы и перехожу к печальным дням предшествующим смерти Корнея Ивановича в Загородной Кунцевской больнице.
В последние дни он повторял названия своих книг и записал в дневнике за несколько дней до смерти:
18 октября. Вот какие книги, оказывается, я написал:
1. Некрасов (1930 изд. Федерации)
2. Книга об Ал. Блоке (1924)
3. Современники
4. Живой как жизнь
5. Высокое искусство
6. От двух до пяти
7. Чехов
8. Люди и книги 60-х годов
9. Мастерство Некрасова
10. Статьи, входящие в VI том моего Собр. соч.
11. Статьи, входящие (условно) в VII том
12. Репин
13. Мой Уитмен
14. Серебряный герб
15. Солнечная.
Елене Цезаревне Чуковской я вверяю судьбу своего архива, своих дневников и Чукоккалы.
20 октября.
Книги, пересказанные мною: «Мюнхаузен», «Робинзон Крузо», «Маленький оборвыш», «Доктор Айболит».
Книги, переведенные мною: Уичерли «Прямодушный», Марк Твен «Том Сойер»; первая часть «Принца и нищего», «Рикки-Тик-ки-Тави» Киплинга. Детские английские песенки.
Сказки мои: «Топтыгин и Лиса», «Топтыгин и луна», «Слава Айболиту», «Айболит», «Телефон», «Тараканище», «Мойдодыр», «Муха Цокотуха», «Крокодил», «Чудо-дерево», «Краденое солнце», «Бибигон».
В последние дни Корней Иванович написал завещание уже безо всяких списков произведений. Он написал:
«Благословляю всех своих милых родных и благодарю их за неизменную любовь и нежность, которую они дарили мне в течение всей моей долгой жизни. Благодарю и друзей. Я думаю, что никто не имел таких крепких друзей как я».
И высказал надежду, что я «поступлю по совести» с его наследством.
Корней Иванович умер в октябре 1969 года. Это было трудное время. Через несколько дней был исключен из Союза писателей Солженицын. Моя мать, Лидия Корнеевна оказалась запрещенным автором и тоже позже была исключена из Союза писателей и ее имя не упоминалось в нашей печати до 1988 года. Сам Корней Иванович попал в число «репрессированных посмертно». Его книги для взрослых не выходили совсем, детские печатались мало.
В 1982 году, как раз в год столетия Чуковского, Союз писателей начал судебное дело по уничтожению его переделкинского музея. Борьба за сохранение музея заняла несколько лет. У меня собран отдельный архив — сотни писем граждан, выступивших в защиту дома, десятки моих писем в инстанции, 12 толстых книг отзывов посетителей музея, выступления на суде в защиту дома, судебные решения.
Вспоминаются слова академика Лихачева: «Памяти нужны пристанища. Она не может быть бесприютной». Дмитрий Сергеевич деятельно защищал наш музей, и в ходе судебной тяжбы и позже в качестве председателя советского фонда культуры. В настоящее время переделкинский дом Чуковского является филиалом Государственного литературного музея.
Если вернуться к архиву Корнея Ивановича, то его архив передан в рукописный отдел Российской государственной библиотеки. Интересная и важная для истории нашей литературы часть этого большого архива — письма к Чуковскому. Тут и письма большинства современных ему писателей (Брюсова, Блока, Мережковских, Ремизова, Гумилева, Зощенко, Солженицына) и тысячи писем читателей: папки писем родителей о детях (для «От 2 до 5»), письма лингвистов (для «Живого как жизнь»), письма переводчиков (для «Высокого искусства»), письма художников (Репина, Григорьева, Васнецова, Конашевича). Эта часть архива еще ждет своих исследователей.
Перехожу к судьбе архива моей матери, Лидии Корнеевны.
Сохранилась толстая тетрадь, которую она назвала «Завещание Люше». Записи делались, начиная с 1984 года.
Приведу оттуда несколько цитат: Лидия Корнеевна пишет в 1984 году:
«Единственная книга, которую я в самом деле ценю — это “Софья Петровна”. Я хотела бы, чтобы она вышла наконец отдельной книжкой по русски и под правильным заглавием и с неискаженным текстом».
Пока эта мечта осуществилась только один раз — в Архангельске в издательстве «Правда Севера» через 12 лет после смерти автора вышла «Софья Петровна» отдельным изданием с приложением писем читателей и рассказа Лидии Корнеевны о судьбе этой повести. «Софья Петровна» в годы перестройки несколько раз печаталась в России, но всегда в составе сборников.
Еще запись 1984 года:
«Остаются т р и оконченные, но нигде не напечатанные книги. Это: “Памяти Фриды”; “Прочерк” и книга стихов: “Разлуки”.
“Прочерк” — книга задумана мною как памятник Мите, но превратилась в нечто автобиографическое. Кое-что, мне кажется, ценно и для понимания 37-38 годов (это, кроме “Софьи”, главная моя книга)».
И дальше запись:
«“Прочерк” после множества переработок окончен в 88 г. Напечатать необходимо. 15/II 89».
«Прочерк» напечатан лишь через 12 лет после этой записи, посмертно в 2001 году в двухтомнике Лидии Корнеевны и отдельной книгой в издательстве «Время» в 2007.
Далее Лидия Корнеевна пишет:
«Перехожу к архиву. Он обширен.
Разные виды моих Дневников: Дневники, Что вспомнилось, Словесность.
Свои Ахматовские дневники я еще надеюсь успеть подготовить к печати сама. Если же сама не подготовлю — их лучше сжечь (Ташкент)».
Тут я должна остановиться. Лидия Корнеевна так и не приняла решения о судьбе своих ташкентских тетрадей. Не успела. Много раз мы говорили с ней об этом. Она колебалась как поступить. Я же не решилась их уничтожить и ташкентские тетради были опубликованы в качестве приложения к посмертному первому полному трехтомному изданию «Записок» в издательстве «Согласие» в 1997 году.
Лидия Корнеевна продолжает:
«Целый шкаф писем ко мне (Деда, Твардовского, Симонова, Пантелеева, Самойлова, Якобсона, Вигдоровой). Объективный интерес представляет, по моему, переписка со мною К.И. Письма Ал. Ив-ча Пантелеева. Письма Дара. Письма А.Д.Сахарова. Письма от [бывшего жильца. — Зачеркнуто] Солженицына».
В настоящее время выходит Собрание сочинений Лидии Корнеевны в издательстве «Время». Вышли уже пять книг и трехтомник «Записок об Анне Ахматовой». Есть планы продолжить это Собрание.
Ее большой архив передан частично в Рукописный отдел Российской национальной библиотеки в СПб., частично в РГАЛИ.
Я хочу упомянуть о завещательном письме давнего друга нашей семьи Алексея Ивановича Пантелеева, автора «Республики Шкид», «Пакета» и других известных книг.
Алексей Иванович жил в Ленинграде, умер летом 1987 года. Я помню его с раннего детства. Когда я приехала на поминки, мне передали его письмо:
Среди пожеланий, высказанных им:
«Подтвердить, если понадобится, мое желание, чтобы меня похоронили по православному церковному обряду на Большеохтинском ленинградском кладбище.
Позаботиться в меру сил и возможностей о моем литературном наследстве и архиве».
В настоящее время в издательстве «Новое литературное обозрение» готовится к печати подготовленная мною большая переписка Л.Пантелеева с Лидией Корнеевной за период с 1929 по 1987 год.
В формулировке жюри присутствуют «опасные моменты русской литературы». Я уже упоминала о некоторых в ходе своего выступления.
Памятны и многие сюжеты, связанные с Солженицыным. Я остановлюсь на двух:
Летом 1973 года у нас поставили на ремонт лифт, а наша квартира на 6 этаже. Поэтому временно Лидия Корнеевна жила в соседнем доме, в квартире Солженицыных, уехавших на дачу. А я ходила туда, носила ей еду и вынимала почту. По почте постоянно приходили угрожающие письма. Помню, грозили семье Александра Исаевича, детям и писали «правилка будет, жди». Александр Исаевич игнорировал эти постоянные угрозы. А я через несколько дней попала в тяжелую автомобильную аварию и перестала ходить за этой почтой.
Вторая история связана с публикацией в газете «Книжное обозрение» моей статьи «Вернуть Солженицыну гражданство СССР». Статья была напечатана в августе 1988 года, имя Солженицына без брани и название «Архипелаг ГУЛаг» там упомянуто были в Советской печати впервые. Статья вызвал отклик многих читателей и писателей, отклики печатались в 3-х последующих номерах газеты. Газета получила несколько сотен писем.
К этому времени я уже несколько лет не переписывалась с Александром Исаевичем, но после публикации этой статьи переписка возобновилась.
В декабре 1988 года он пишет мне:
«В общем, конечно, остро обидно, снова и снова, уже третье десятилетие пребывать в «откладке», в запрете, не иметь возможности повлиять на чувства и мысли соотечественников, на процессы, идущие на родине, — но уж таков характер этих процессов — жестокий и, может быть, и гибельный. В необозримую пропасть падали мы, падали 70 лет, и всё еще летим туда же» (4.12.88).
Письма читателей, полученные редакцией, с ее разрешения были ему отосланы.
В феврале 1989 г. он написал мне:
«Дошел — комплект писем читателей!
Это — изумительное чтение… Для меня — цены этим письмам нет: какой срез общества! какая мозаика! сколько выводов! какой диапазон людских взглядов! — вот уж разбаламученное, после спячки, море — и сколько же еще разбурливаться вперёд. И массовое же повреждение умов какое…
Положить рядом разные письма обо мне — как о разных совсем людях. Почти никто не представляет меня в подлинности и в объёме. Порог, разделяющий меня от соотечественников, оказался так высок, что его нельзя преодолеть никаким одним усилием: ни — одной большой публикацией, ни — фактом приезда. Нужно чтение одной книги за другой. А если будет еще долгая задержка моих книг — то положение еще безнадежней запутается (а — так оно и идёт). Долго-долго надо работать книгам, чтобы возникло понимание. А роль писателя и есть: не разъединять народ, а — помогать найти общее понимание…» (14.2.89).
Заканчивая свое выступление, где я много говорила об архивах и о музее, скажу, что меня постоянно беспокоит судьба наших библиотек, музеев и архивов. Правительство и общество уделяет их сохранению, их бюджету, их оснащенности и доступности недостаточно средств и внимания. Работа в этих учреждениях мало оплачивается и поэтому туда невелик приток молодежи. Между тем именно эти учреждения призваны сохранять правдивую историческую память и воспитывать народ средствами искусства.
Общее понимание, о котором пишет Солженицын, могут найти только осведомленные, читающие, думающие, непредвзятые люди.