Литературовидение Сергея Бочарова
Сергей Георгиевич Бочаров принадлежит к когорте тех русских мыслителей, кто думал и думает за многих. В начале прошлого века были произнесены правильные слова: если бы Кант не сформулировал свои апории, что-то изменилось бы в нашем любовном лепете и предсмертном шёпоте. Шепчущий, лепечущий может не иметь представления о первоисточнике интонаций, модуляций, призвуков, вымолвленных словно бы по наитию. Всё дело в персональной разработке меняющихся и вместе с тем непрерываемых смыслов, живо присутствующих в человеческом слове. С этими смыслами работали русские классики XIX века, о них же думали и думают — Михаил Бахтин и Сергей Аверинцев, Мераб Мамардашвили и Владимир Бибихин, Владимир Топоров и Сергей Бочаров.
Известно, впрочем, что в гуманитарном познании на протяжении многих десятилетий развивалось и иное направление, согласно которому развитие смыслов движется силами языка как такового, происходит в силу глубинных творящих закономерностей, не имеющих прямого отношения к персоне познающего и говорящего, того, кто обращает невесомо-риторическое в лично-ответственное.
Сергей Георгиевич Бочаров на протяжении полустолетия непрестанно думает и пишет об этой двойственности гуманитарного слова — художественного и научного. Осознанно выбирая и предпочитая знание персональное, личностное, Сергей Георгиевич Бочаров постоянно видит и иную сторону медали, избегает прямолинейной проповеди, не идеологизирует, — словом, поступает подобно путнику, зорко вглядывающемуся вдаль перед прихотливым изгибом кремнистого пути.
Сергей Георгиевич Бочаров — не побоюсь этого слова — прославился своей обширной статьёй-книгой, написанной для некогда знаменитого трёхтомника под знаменательным заглавием «Теория литературы: Основные проблемы в теоретическом освещении». Статья называлась вроде бы неброско: «Характеры и обстоятельства», однако привычных схем о «типичных характерах в типичных обстоятельствах» здесь не было и следа. Перед тогдашним читателем (я, кстати сказать, почти ровесник этой книги!) вдруг предстало не литературоведение, а литературовидение. Автора интересовали не схемы, не -измы, а прямое усмотрение движущихся смыслов. Читателю задавался вопрос с пристрастием: в чём состояла персональная работа с феноменом «характера», «литературного героя» в произведениях Гомера, Расина, Пруста?..
Да, это была «теория литературы», однако «в историческом освещении» — в этом суть дела, в этом основная мысль статьи-книги Сергея Георгиевича Бочарова, восходящая к великой идее об «исторической поэтике» академика Александра Веселовского и подпитанная философской антропологией Михаила Бахтина.
Сергей Георгиевич был одним из нескольких молодых филологов, уже в те годы сумевших радостно узнать в саранском доценте Михаиле Михайловиче Бахтине великого русского мыслителя. Было бы нелепо говорить, что Сергей Георгиевич Бочаров — один из тех, кто в оттепельное время открыл Бахтина. Однако обратное, думается, верно: именно Бахтин открыл для нас Сергея Георгиевича Бочарова и его тогдашних соратников, смело покинувших не только тесные пределы официального литературоведения, но следом преодолевших и границы литературоведения как такового. Рассуждение о смыслах не знает дисциплинарных границ — и в обманчиво свободные шестидесятые, и в глухие семидесятые-восьмидесятые от русской филологии ждали того же, что и от великой поэзии и прозы. Это были вместе наука и искусство, философия и школа свободы духа, кодекс чести и свод высоких правил повседневного поведения. Всё что угодно — только не сухая официальная «теория литературы», продолжавшая строить схемы о прогрессивном и неизбежном движении «от романтизма к реализму» и далее к всемирному торжеству революционной идеологии.
В последующие годы Сергей Георгиевич Бочаров изучению общих, теоретических закономерностей развития искусства уделяет не столь пристальное внимание. Его героями становятся Толстой, Пушкин, Платонов, Пруст, Гоголь и Достоевский, Баратынский, снова и снова Пушкин. Этот ряд не случайно дан не в историко-литературной хронологии, а в разбивку, в хронологии написания соответствующих работ. Это сделано в попытке хоть немного приблизиться к естественной логике становления и движения литературови дения по Сергею Георгиевичу Бочарову.
О каждой из работ можно было бы говорить часами, скажу только об одной — глубочайшей и, на мой взгляд, непревзойдённой книге Сергея Георгиевича Бочарова о «Войне и мире». Эта работа, насколько я могу судить, в наибольшей степени включает в себя не только собственно исследование, но и рассуждение о методе.
Алексей Фёдорович Лосев вспоминал о своих детских впечатлениях примерно так: «Когда я впервые узнал, что сумма углов треугольника равняется двум прямым углам, я понял, что теперь эта истина моя, отныне никто её у меня не отнимет...» и т.д. Непосредственное созерцание и присвоение очевидного — это способ мироотношения героев «Войны и мира», к этому напряжённо стремится Толстой, об этом пишет в своей прекрасной книге Сергей Георгиевич Бочаров. Непосредственное и верное усмотреть и присвоить труднее, но, когда подобное присвоение случается — этого нельзя забыть. Толстовская идея превращения отчуждённо-верного и личностно-истинное довлеет в работах Сергея Георгиевича Бочарова — о чём бы он ни писал: о «переходе от Гоголя к Достоевскому» или о духовной биографии Пушкина, о восприятии мира героями Пруста или о письмах Баратынского. Не ощутить этого сущностного измерения мира работ Сергея Георгиевича Бочарова — всё равно что свести смысл романа «Анна Каренина» к прямолинейному уличению и осуждению неверной жены.
Совсем недавно увидел свет большой сборник старых и новых работ Сергея Георгиевича Бочарова под названием «Филологические сюжеты». Вместе с предыдущим обширным томом («Сюжеты русской литературы», 1999) — книга представляет собой, пожалуй,
наиболее полный свод трудов Сергея Георгиевича, разумеется, помимо монографических исследований, которым не место в сборниках. Особенно важен цикл статей о соратниках по литературови дению: Л.Я.Гинзбург, А.В.Михайлове, А.П.Чудакове, В.Н.Топорове, Ю.Н.Чумакове. Сергей Георгиевич Бочаров пишет о них не просто как о старших и младших товарищах. Размышляя о судьбах мыслителей-литературоведов, он пишет о двух параллельных линиях развития науки, зарождение которых персонифицируют Михаил Бахтин и Лидия Гинзбург. В книге эти линии обозначены как «феноменологическая» и «структуральная». В последнее время на фоне общего противостояния безответственной эссеистике, рядящейся в научные одежды, два русла науки о литературе, пожалуй, не столь резко противостоят друг другу. Однако общий вектор развития литературоведения в России Сергей Георгиевич Бочаров выстраивает определённо: от структуральной поэтики к феноменологической. Отсюда, например, его долголетний интерес к фигурам К.Н.Леонтьева и Г.Г.Шпета, воплотившийся в нескольких замечательных статьях.
Отсюда же — необычайно важные формулировки в очерке Сергея Георгиевича Бочарова о выдающемся филологе, музыковеде Александре Викторовиче Михайлове, много писавшем о необходимости извлекать из-под глыб времени подлинность культурных смыслов, отделять их от последующих интерпретаций. Первая формулировка — «филологическая защита», конечно, применима и к работам самого Сергея Георгиевича Бочарова. К важнейшим максимам Михаила Бахтина (филология — как воплощение философской методологии диалога) и Сергея Аверинцева (филология — как школа понимания) необходимо добавить «экологическое» определение науки о языках и текстах. Филология — средство защиты от смысловых искажений, а следовательно, от манипуляций сознанием и от плоской идеологизации идей. Идеологизация становится возможной именно там, где не срабатывает филологическая защита, где возникают либо ложное осовременивание, модернизация смыслов, либо намеренная архаизация сегодняшних представлений, возведение их к заведомо авторитетному источнику, оправдывающему авторитарные и отнюдь не теоретические последствия научных теорий и гипотез.
И ещё одна глубокая формулировка, в равной мере относящаяся к работам Александра Викторовича Михайлова и самого Сергея Георгиевича Бочарова: «ясновидящая теория». В этом словосочетании зафиксировано всегдашнее стремление представителей «феноменологического» литературоведения работать в двух проекциях, содействовать порождению доказательных и строгих теорий, в то же время требующих ощутимого довеска в виде личного участия, персонального прозрения, передаваемого от автора к читателю научных работ.
Этот — передаваемый сочувствующему читателю — энергетический импульс в случае Сергея Георгиевича Бочарова довольно редко несёт полемический заряд. Тем не менее — знающий поймёт! — его работы всегда предполагают оппонента.
В качестве незримого оппонента обычно выступает современный литератор или учёный, видящий лишь сугубую простоту и безответственную лёгкость любого устного и печатного высказывания. Смыслы для них — лишь результат личного произвола, но не персональной причастности.
Если говорить о современной литературной критике, то она зачастую предполагает и поддерживает совершенно новый способ сопряжения читателя и литературного текста. Издательский конвейер подлежит закону новостной ленты, которому подчинены усилия всех, кто «обслуживает» соответствующий данному закону «литпроцесс». «Новая» литературная реальность основана на одном непременном условии, я бы определил его словом «дискретность». Прежде чем сбыть вновь произведённый товар, надо заставить потребителя избавиться от предыдущего. Нельзя, скажем, применять сразу две зубные щетки, следует приобрести лучшую на сегодняшний день, а прежнюю сдать в утиль. «Дискретное» чтение не предполагает целостной картины процесса — я всякий раз всё внимание уделяю отдельно взятому литературному продукту, то есть не помню о других, сознательно выкидываю их из памяти. «Дискретная» критика устроена точно так же: вот тебе, проницательный читатель, новый бестселлер от автора бестселлера прошлогоднего: бери, используй!
Именно против подобных упрощений великих смыслов, коренящихся в словах, как столетия тому назад, так и ныне, — именно против подобных искажений и настроена «ясновидящая теория» Сергея Георгиевича Бочарова.
Мы чествуем сегодня одного из преданных рыцарей «филологической защиты» смыслов, лауреата многих премий, автора томов классических научных трудов. Однако не стоит забывать и о том, что мы сегодня радуемся заслуженной награде человека юного, красивого, по-юношески наивного и по-юношески бескомпромиссного — Сергея Георгиевича Бочарова.
Д.П.Бак — проректор Российского Гуманитарного Университета.