Муратов и Восток
МУРАТОВ И ВОСТОК
В конце октября 2018 года в Москве праздновалась знаменательная юбилейная дата – столетие Музея Востока, основанного в октябре 1918 года по инициативе моего двоюродного деда Павла Павловича Муратова. Это важная дата в истории культуры не только Москвы, но и всей России, в большой степени и географически, и исторически принадлежащей к Азии и глубочайшими корнями связанной с разнообразием восточных культур. Это дата рождения нового важнейшего Музея в Москве, музея «Арс Азиатика», который без Павла Павловича, возможно, и не был бы создан, а если бы и был, то позже, и в иных формах. Эта дата чрезвычайно важна и для памяти Муратова, и представляет собой важную веху в деятельности Международного Научно-исследовательского Центра Павла Муратова, стремящегося выявить и подчеркнуть первостепенную роль П.П.Муратова в русской культуре первой половины ХХ века.
Открытие Италии для широкой культурной русской публики, открытие эстетической ценности древнерусской живописи и иконы, открытие для России нового современного искусства – представляют собой важнейший пионеристический вклад Муратова в русскую культуру. Я не буду лишний раз напоминать о необычайном разнообразии полей приложения творческой энергии Павла Павловича, его «многополярности», по выражению Дмитрия Владимировича Сарабьянова. Писатель, художественный критик, военный историк, журналист, драматург, эссеист, переводчик, издатель, художественный эксперт, собиратель – таковы основные стороны многосторонней деятельности этого брызжущего энергией таланта, человека всегда увлеченного, создающего и осуществляющего всевозможные культурные проекты, и, при всей своей многосторонности, не являющегося дилетантом ни в одной из сфер своей деятельности, но достигающего в каждой из них высокого профессионализма.
Муратов не был специалистом по восточной культуре строго говоря. Но при этом восточная тема, Восток, занимают совершенно особенное место в его творчестве. Интерес к Востоку возникает у Муратова в ранней юности, и больше уже никогда не выпадает из поля его зрения.
Известные сочинения П.П.Муратова о восточной истории и культуре четко разделяются по своей тематике на две категории: военная тема, с одной стороны; вопросы культурного наследия, в частности, художественной культуры, с другой, и в последней, как собственные впечатления о культуре Востока, так и рецензии на издания и книги о восточном искусстве.
Действительно, выросший в старинной русской дворянской военной семье, где дома, по его воспоминаниям, им занимались гораздо больше денщики, чем няньки, воспитанный в кадетском корпусе и с юности начавший военную службу, Павел Павлович всегда интересовался военной историей, и, в первую очередь, событиями на Дальнем Востоке. Ведь его молодость попадает на годы Русско-Японской войны, во время которой он становится офицером запаса и начинает, вместе со своим старшим братом, в то время уже полковником, кадровым офицером и военным историком Владимиром Павловичем Муратовым (1868-1934), писать небольшие заметки о событиях на дальневосточном фронте. Братья увлечены проблемами военной стратегии и тактики; по-видимому, не без влияния брата, автора многих работ по военной истории и практике, восемнадцатилетний Павел Павлович работает над сочинениями, посвященными различным военным событиям, в частности происходившим в Азии и на Востоке, как «История японо-китайской войны из-за Кореи», работа в почти сто страниц убористого текста, написанная в 1899 г., редкое исследование полузабытой войны, разгоревшейся в начале ХIХ века. Эти юношеские сочинения, сохранившиеся в домашнем архиве, никогда не были опубликованы.
Что же касается интереса к восточной художественной культуре, в первую очередь, к Японии, то он появляется и получает развитие у Муратова тоже очень рано. Ему способствовала первая поездка в Париж в 1905-06 годах, когда Муратов впервые окунулся в атмосферу парижского японизма и глубоко увлекся ею. В его рецензии на обстоятельный труд маркиза де Трессана о японском искусстве, появившейся в «Весах» в конце 1906 г., очевидно прекрасное и глубокое знание не только литературы о восточном искусстве, монографий Гонкуров и Луи Гонза, но также основных коллекций восточного искусства в Европе – Самуэля Бинга, Хайаши Тадамасы и других. При этом, немецкая литература о восточной культуре также не остается без его внимания. Я имею в виду в первую очередь работы Фридриха Перзинского, не только его работы о Японии и Китае, но и его археологические раскопки и открытия.
Ко времени пребывания в Париже относится и начало коллекционирования братьями П.П. и В.П. Муратовыми, японских эстампов. Важно отметить, что в 1905-1906 гг. почти вся семья Муратовых оказывается в Париже. Для обоих братьев – это свадебные путешествия: Павел Павлович женился в 1905 г. на Евгении Владимировне Пагануцци, а Владимир Павлович в 1906 г. – на Евгении Павловне Дедовой. Тут же их сестра – Раиса Павловна – учится французскому языку и получает диплом преподавательницы французского языка и литературы. Она тоже страстно увлечена Японией, Востоком и вскоре после возвращения из Франции выходит замуж за Федора Владимировича Гогеля, приятеля П.П.Муратова по Институту Путей Сообщения, долго работавшего по специальности, совмещая ее с изучением восточного искусства и занятиями живописью в мастерской Н.П.Ульянова. Он становится специалистом по китайской керамике и фарфору, работает в области истории восточного коврового ткачества.
Все они проводят много времени в лавочках букинистов на набережной Сены, да и у известных антикваров, как нового современного, так и восточного искусства. Это время, когда только что скончался Сезанн, и Павел Павлович пишет о нем первый русский некролог. В моде Гоген. Поль Бернар, школа Понт-Авена, Матисс только что начал заявлять о себе, а имя Пикассо еще мало известно. Японизм становится модой широких кругов. Муратовы покупают веера, нецке, нефритовые фигурки, лаковые шкатулки и, конечно японские эстампы, cоставив довольно большую коллекцию их в несколько сотен листов.
Судьба этой коллекции мне неизвестна. В муратовском доме осталось несколько листов Хиросиге, Утамаро, Тойокуни. В какой-то момент она предназначалась для нового музея Арс Азиатика, но по неизвестной мне причине не попала в него. Может быть можно обнаружить ее следы в гравюрном кабинете ГМИИ?
Следующая поездка Павла Павловича в Париж, связанная с восточным искусством, относится к осени 1913 г. Он покупает здесь для К.Ф.Некрасова персидскую керамику. Особенно важен его контакт с Виктором Викторовичем Голубевым, с которым у него были также и общие итальянские интересы (Якопо Беллини). Но к этому времени Голубев полностью переключается на восточное искусство; он еще далеко не оправился от личных перипетий, связанных с уходом его жены Таты к д’Аннунцио. Как раз в этот момент Голубев возвращается из очередной поездки в юго-восточную Азию; его фотографии Аджанты производят огромное впечатление в парижской художественной интеллектуальной среде, только о них и говорят в разных парижских салонах, как и о его публикациях и его коллекциях. В 1912 г. Голубев устроил знаменитую выставку своего собрания китайского искусства в музее Сернюски в Париже, названную им «Арс Азиатика». Так был назван и прекрасный солидный журнал, который он начал выпускать в этом же году. Таким образом, название – «Арс Азиатика» – восходит к исследованиям и инициативам В.В. Голубева.
Еще одна коллекция восточного искусства, которая привлекает Муратова – коллекция С.И.Щукина, у которого есть несколько превосходных произведений старинной китайской живописи. Восточному искусству посвящен третий номер издаваемого Муратовым в 1914 г. журнала «София». Здесь он воспроизводит и анализирует китайскую живопись и рисунок из коллекций С.И.Щукина и В.В.Голубева, ее красочную и линейную тонкость, ее чувство пейзажа и в то же время – отдаленность выраженной ею цивилизации от искусства «доброго», итальянского или древнерусского. Муратов собирается посвятить последние номера «Софии» 1914 года восточному искусству целиком, он договаривается с Голубевым о воспроизведении его коллекции, его фотографий. Но, как известно, в конце 1914 года Муратов был уже на западном фронте, командуя артиллерийской батареей, и ни о каком восточном искусстве уже не могло быть и речи.
Эта тема вновь возникла после окончания войны и революционных событий 1917 года. Павел Павлович занимает важные посты в культуре молодого нового государства. Президент первого института истории искусства, он подвизается и в Комиссии Наркомпроса, руководимой Н.Троцкой. Как и многим другим деятелям культуры, Павлу Павловичу кажется, что перед Россией открываются необъятные культурные возможности – охрана памятников, устройство новых музеев. Это самое время вернуться к мысли, с которой он выступал неоднократно еще перед войной – необходимость создания в Москве Музея восточного искусства.
Павел Павлович начал говорить и выступать в прессе с этой идей еще до войны в связи со строительством цветаевского музея гипсовых слепков Александра III (нынешнее помещение ГМИИ), факт, который вызвал его глубокое несогласие, даже возмущение. Он посвящает ему статью уже в журнале «Аполлон» в ноябре 1912 г. Еще более определенно в третьем номере журнала «София», в статье «Арс Азиатика» он пишет о «поистине плачевной роли, которую Россия играла и продолжает еще играть в деле изучения и собирания восточного искусства. Петербург и Москва остаются сейчас единственными европейскими столицами (в Италии хоть Генуя заменяет в этом смысле Рим1), лишенными сколько-нибудь значительного и ценного собрания искусств Востока. Нелепость такого положения вещей при существовании столь давних и тесных отношений России с восточными странами сама по себе очевидна. Мы строим дворцы для гипсовых копий2, в то время как на наших глазах возникают грандиозные музеи (Бостонский Fine Arts Museum), наполненные подлинными и редкими сокровищами искусства, процветавшего некогда в самом близком соседстве с границами нынешней Российской империи. По-видимому, мы опомнимся только тогда, когда будет слишком поздно».
Но все же, благодаря Муратову, стало возможно опомниться довольно скоро, как только культурная политика первых послереволюционных лет предоставила возможность создания сети новых музеев.
На заседании Комиссии Наркомпроса, руководимой Н.Троцкой, в конце октября 1918 г. Павел Павлович докладывает о создании музея «Арс Азиатика», затем переименованного в Музей Восточных культур, неоднократно переезжавшего и ставшего наконец Музеем Востока в замечательном помещении старинной московской усадьбы, вмещающем значительные интереснейшие коллекции.
Среди первых сотрудников нового музея – ближайшие родственники Павла Павловича: его сестра Раиса Павловна и ее муж Федор Владимирович Гогель, ставший крупным специалистом в области культуры Востока. Да и сам Павел Павлович не оставляет мысль о книге о китайской живописи: она упомянута в списке его творческих планов в 1919 году. К сожалению, большая часть этих проектов осталась неосуществленной.
В эмиграции восточная тема также не покидает Муратова. Он – журналист, публицист, историк, обозреватель, в частности, военный обозреватель. Большое место занимают в журналистском и публицистическом творчестве Муратова эмиграционного времени очерки и статьи о положении на Дальнем Востоке. Новое развитие тем и интересов его юности в творчестве зрелого историка и публициста отчасти связано с необходимостью зарабатывать трудом своего пера. Он вынужден, по выражению Бориса Зайцева, «выколачивать деньжонки для семьи». Его деятельность колумниста парижской газеты «Возрождение» отличается исключительным многообразием. Он пишет на самые разнообразные темы, оттачивая свою мысль историка современного общества, которое он наблюдает с неослабевающим интересом, характеризуя его в то же время со значительной долей пессимизма, свойственного муратовской философии истории. За восемь лет напряженной работы для «Возрождения» им было написано для газеты более тысячи очерков, статей и заметок. О положении на Востоке, о «тихоокеанской опасности» им было написано не меньше 15 очерков.
Главный вклад Муратова в изучение жизни, культуры, политики и экономики современного Востока составляет напечатанный в парижской газете «Возрождение» в 1934 г. цикл из 35 очерков впечатлений путешествия в Японию, куда он отправляется в качестве корреспондента «Возрождения» и, по всей вероятности, при поддержке, а, может быть, отчасти и по почину Бориса Александровича Бахметьева, друга и соученика Павла Павловича еще по Институту Путей Сообщения. Б.А.Бахметьев, посол Временного Правительства в Америке, затем разбогатевший в США благодаря своему гидравлическому заводу, помогал русским эмигрантам; в частности, его интересовала судьба русской эмиграции на Востоке и ее готовность поддержать антибольшевистскую борьбу.
Муратов переживает путешествие с огромным наслаждением, несмотря на то, что он несколько ограничен в средствах и времени, времени - поскольку в Японию иностранный путешественник мог попасть в этот период только имея при себе обратный билет на определенный пароход в определенный срок. «Навстречу солнцу» – так назвал Муратов цикл своих очерков о путешествии в страну Восходящего Солнца, название, заставляющее вспомнить также и гумилевское: «и мы верили, что солнце только вымысел японца».
Это подробнейшее описание путешествия, парохода, городов, портов; прохода через Суэцкий канал, плавания по Индийскому океану, остановок в Коломбо, Сингапуре, по-видимому, в Гонконге (не была напечатана) , Шанхае, берегов Японии, и, наконец, Токио, Обстоятельное, захватывающее повествование перемежается с размышлениями о японских проблемах этого напряженного политического момента, в частности связанных с Манчжурией, с Китаем, с СССР. Павел Павлович хочет проникнуть на месте в дух японских традиций, чтобы понять современную Японию, ее желания и намерения, ее политику и недавние военные события. В тот момент Япония только что вышла из Лиги Наций, что было своего рода санкцией за ее помощь Пуи, расцененная как вмешательство в китайские дела, захват Манчжурии и создание Манчжу го. В Токио Павел Павлович встречается с Матсуока, главой японской делегации, покинувшей зал заседания Лиги Наций, описывает его скромный дом в Токио, его быт, его взгляды на отношения Японии и России. Замечательно описаны Муратовым встречи с генералом П.П.Петровым, героем ледяного похода Белой армии по Сибири, и его семьей. Он захватывающе пишет и о японском театре, о развлечениях, о костюмах женщин, о старинном искусстве Киото, Нары, Токио, об исторических пейзажах и городах Японии, и о каждодневной жизни современной Японии. Удивительным образом сохранились от этого путешествия несколько фотографий японских храмов и старины, присланные Федору Владимировичу Гогелю с невероятной оказией. Чудесны очерки, посвященные возвращению из путешествия через Тихий океан - ловля акул, птица «фрегат», маленькие цветные рыбки – их обилие, их поразительная многоцветность: их будто окунули в ведра с чистой яркой краской, а потом разрисовали узорами. Муратов описывает и дни в райском тогда Гонолулу, наслаждение от купанья в изумрудной воде, когда прозрачная волна накрывает плечи.
Действительно, путешествие в юго-восточную Азию и Японию составляет отдельную страницу в летописи жизни Павла Павловича. Это сочинение, необычайной свежести мысли и чувства, остроты наблюдательности и почти юношеского любопытства, вместе с несколькими другими основными работами Муратова на восточную тему находится в печати. Центр Муратова предполагает издание отдельных работ или циклов эссе и очерков Муратова отдельными небольшими книжечками. Озаглавленная «Арс Азиатика. Навстречу солнцу», книга о Муратове и Востоке должна стать первой в обширной серии изданий муратовских сочинений. Это будет новое важное свидетельство глубокой творческой связи П.П.Муратова и восточной культуры.
Ксения Муратова
[1] Муратов имеет в виду знаменитую коллекцию генуэзского художника и графика Эдоардо Кьоссоне (Edoardo Chiossone) (1833-1898), жившего в Токио в конце XIX века и подарившего Генуе собранную им на Востоке значительную коллекцию, ставшую одним из крупнейших европейских музеев восточного искусства. В момент издания «Софии» Музей находился, начиная с 1905 г., в Palazzo dell’Accademia, прежде чем переехать в специально построенное для него помещение Villetta Dinego, ныне Музей Восточного искусства Едоардо Кьоссоне.
[2] Еще один намек на Музей гипсовых слепков Александра III.