Потери в войне с самого начала ожидались серьезные, и это, вообще-то, не скрывалось. Ниже приведем выдержки из документа, который представляется значимым для понимания общей обстановки и позиции властей уже в первые месяцы боевых действий:

«В 19-й день сентября 1914 года ЕГО ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ благоугодно было одобрить предложения Александровского комитета о раненых о мерах к увековечению памяти жертв настоящей войны устройством братских кладбищ на отводимых для сего особых участках, постановкою досок в приходских церквах с начертанием имен павших воинов и сооружением памятников на местах их родины…».

В сообщении «От Александровского комитета о раненых» позднее отмечалось, что когда было доложено о стремлении увековечить память жертв войны Государю, Николаю II «…благоугодно было Собственноручно начертать: “Прочел с удовольствием. Надеюсь, что во всех местностях и городах России будут устроены братские кладбища и увековечены имена павших или умерших воинов”».

Намерения эти в ряде случаев тогда были реализованы, но где они теперь, эти кладбища? Куда отправлены были памятные доски из приходских церквей «во всех местностях и городах России»? Может быть, еще не поздно что-то исправить, восстановить. В некоторых городах, в том числе и в Москве, попытки такие делаются.

Возвращаясь к всеобщей мобилизации, объявленной к началу боевых действий, отметим, что в 1914 году, кроме запасных, первичному призыву подлежали молодые люди 1894 года рождения, все прочие могли быть приняты в действующую армию либо охотниками (добровольно), либо вольноопределяющимися, но… по достижении определенного возраста. В этом и была основная проблема для молодых людей, которые стремились оказаться участниками боевых действий, несмотря ни на какие препятствия.

Еще 8 января 1914 года на имя Военного министра Начальник Управления по делам о воинской повинности Министерства внутренних дел направил документ, где, в частности, отмечалось:

«Закон 23 июня 1912 г., изменив условия приема охотников, установил… две категории лиц, имеющих право поступить по собственному желанию на действительную военную службу в сухопутные войска и во флот.

К первой категории относятся молодые люди, не достигшие призывного возраста, но имеющие не менее 18 лет, а ко второй — лица, достигшие 30 лет, при условии или полного освобождения их …от действительной службы, или же предоставления им отсрочки…».

Надо сказать, что в вопросах этих не было волокиты и через два дня (20 июля) на имя Начальника Главного штаба направляется «Докладная записка о приеме охотников на службу в военное время», готовили ее в «Отделе пенсионном и по службе нижних чинов». Дадим выдержки из этой записки.

«С объявлением мобилизации в Главный Штаб и Главное управление Генерального штаба начали поступать ходатайства разных лиц о приеме их на военную службу в качестве добровольцев.

Вопрос о приеме добровольцев на военную службу действующим законом не предусмотрен. Поэтому необходимо ныне установить надлежащие правила для приема этих лиц в войска.

Проект означенных правил разработан Главным Штабом и при сем представляется Вашему Высокопревосходительству.

Дабы не создавать новой категории военнослужащих, в означенных правилах добровольцы названы охотниками... в виду крайней спешности, полагалось бы, по предварительному соглашению с Министром внутренних дел, представить упомянутые правила непосредственно на ВЫСОЧАЙШЕЕ утверждение …

По существу представляемых при сем правил Главный штаб считает необходимым доложить, что статьи их, которые определяют отношение охотников к воинской повинности, были уже рассмотрены  междуведомственной комиссиею по пересмотру Устава и одобрены ею для внесению в Государственную Думу.

…Прием охотников ограничен возрастом: наименьшим — в 18 лет и наибольшим — в 43 года.…

Дабы не пополнять части войск необученными людьми, предположено принимать непосредственно в эти части только тех охотников, которые уже получили какую-либо военную подготовку; остальных же имеется в виду направлять, через уездных воинских начальников, в запасные части для предварительного обучения...»

Министерство внутренних дел направляет Военному министру информацию о своей поддержке проекта «Правил о приеме в военное время охотников…».

После этого Военное министерство направляет отредактированный вариант упомянутого выше «Доклада по Главному штабу…», заметим, уже 22 июля 1914 года — на рассмотрение Николаю II.

Результатом такой весьма оперативной работы Военного министерства и Министерства внутренних дел Российской Империи явился следующий приказ.

ПРИКАЗ

по военному ведомству

№ 454

С.- Петербург

Июля 28-го дня 1914 года

Объявляя при сем по военному ведомству, для руководства и исполнения, ВЫСОЧАЙШЕ утвержденные 23-го Июля 1914 года правила о приеме в военное время охотников на службу в сухопутные войска…

К приказу прилагались упомянутые Правила, всего содержат они 14 пунктов, приведем часть из них:

 

ПРАВИЛА

о приеме в военное время охотников на службу в сухопутные войска

1. В военное время, со дня объявления мобилизации и до окончания войны, в изъятие из порядка, установленного статьями …Устава о воинской повинности, …допускается прием охотников непосредственно в сухопутные войска на основаниях, изложенных в последующих статьях сих правил.

2. Прием охотников на службу непосредственно в сухопутные войска допускается в течение всего времени мобилизации и войны.

3. Охотниками принимаются: а) лица, подлежащие воинской повинности, но еще не являвшияся к исполнению таковой; б) лица, являвшиеся к исполнению воинской повинности, но от таковой освобожденные, либо получившие по разным причинам отсрочки поступления на службу.

4. Не принимаются охотниками: а) имеющие менее восемнадцати и более сорока трех лет от роду; б) лишенные всех прав состояния;… в) состоящие под уголовным судом или следствием… д) признанные по суду виновными в краже или мошенничестве…

...

7. Охотники принимаются на службу нижними чинами…

 

«Русский Инвалид» 24 июля 1914 года опубликовал известные нам теперь «Правила…» в полном объеме.

Между тем многие русские люди, и не только русские, но жители России иных национальностей (кстати, не всегда являясь ее подданными), искали тогда пути в действующую армию, не будучи военнообязанными. В Российском Государственном военно-историческом архиве (РГВИА) нашел я следы таких попыток и документы начального периода Первой мировой. Эти материалы, как мне представляется, могут быть интересны для нынешних поколений, а может быть и в последующем, как отражение одной из граней минувшего.

Вначале приведем общие данные, которые представлены были в Главный штаб некоторыми уездами (городами) о числе охотников, принятых на службу воинскими начальниками. Речь пойдет о добровольцах, у которых не возникло препятствий к поступлению в действующую армию.

Всего с начала 1914 года по конец 1915 года, например в Харькове, только через Уездного воинского начальника прошло 2437 охотников.

За тот же период (август 1914 — декабрь 1915 годов) в Москве, например, принято охотниками 7474 человека, в Петрограде — 13848 человек. Нашел я в материалах РГВИА, что Инспекторский департамент Военного министерства в 1916 году несколько изменил свою структуру.

В связи с большим наплывом охотников, наряду с действующими подразделениями отделов (столами), образован был специально стол по делам охотников, а на документах появилась тогда пометка: «Стол 1 — охотники». В этих делах и сохранились до нашего времени документы, которые будут нас интересовать в первую очередь.

Мы не найдем, вероятно, уезда Российской Империи, где не имелось бы желающих, различных сословий и происхождения, пойти добровольцами для участия в Великой войне, причем именно в действующую армию, так как любые тыловые структуры армии и даже должности писарей в действующих войсках для приема охотников были закрыты.

А теперь остановимся на ряде примеров, на мой взгляд, характерных  для тех случаев, когда в охотники стремились те, кто не подпадал под установленные Правила. Просит зачислить охотником Дамиан Массалитин, крестьянин Харьковской губернии, Ахтырского уезда, Дерновской волости, села Пожни: «... мне наступил 14-й год ...», — в частности пишет он.

Случаи побегов двенадцати-тринадцатилетних мальчишек далеко не единичны, они пристают к проходящим воинским эшелонам, пытаются найти поддержку в этом солдат и офицеров...

Вот другой пример: ходатайствует жена генерал-майора Азикова «о приеме ее сына Бориса, шестнадцати лет охотником в действующую армию, вернувшегося после трех лет жизни в Германии,... владеет немецким языком, может принести большую пользу...».

Ученик четвертого класса Люблинской мужской гимназии Дмитрий Валецкий пишет в прошении на ВЫСОЧАЙШЕЕ ИМЯ о зачислении охотником, что готов

Сойтись лицом к лицу с врагом

В открытом поле

И пасть со славою и именем бойца.

Нет выше на земле, желанней

В мире доли.

Пишет также о желании сражаться, не достигший призывного возраста Павел Успенский, сын Надворного советника из Твери: «Брат мой инженер-механик поручик Петр Успенский погиб в Цусимском бою вместе с броненосцем “Ослябя”, другой брат инженер-механик состоит на службе…».

Много обращений вообще от детей и родственников, погибших в Японскую войну, к прошениям зачастую приложены, оформленные согласно действующим требованиям, согласительные записки матерей.

Другие примеры:

Шестнадцати лет девочка Клавдия Уборщикова из города Казани обращается к Верховному командованию: «... Я начиталась в газетах про войну... как Российские Герой бьются с врагами за Царя и за святую Русь... Я все равно пойду на войну, потому, что родители благословили меня идти сражаться...».

Рвутся на фронт Кристина Марцева-Озоль из города Венденъ, имение Скангалъ, Елена Владиславовна Захарек, москвичка из Хамовников.

1 июля 1914 года отправлена телеграмма: «Великий Государь Царь батюшка, пять сыновей моих от 14 до 21 года вместе со мной готовы сложить свои головы за тебя и Русь-матушку. Твой верноподданный дворянин Сергей Лабутин».

Навсегда осталась в документах, что хранятся в РГВИА, приложенная к прошению о приеме в охотники, фотокарточка Любови Рудневой, девятнадцати лет, из Оренбурга: простенькое платье, круглое девичье личико, волосы, заплетенные в две косы…

От молодых женщин-крестьянок в возрасте от 19 до 22 лет обращений много, им всегда отказывали со ссылкой на соответствующий приказ по Военному ведомству, они могли рассчитывать лишь на прием сестрами милосердия, что устраивало далеко не всех.

И все же женщины прорывались в действующую армию. Вот любопытная переписка по этому поводу.

Дочь потомственного дворянина Юлия Николаевна Мельницкая, проживающая в Новгородской губернии (имение Дмитриевское), обращается к «Ея Императорскому Высочеству Великой Княгине Татьяне Николаевне», при этом сообщает, что при Штабе 24-й пехотной дивизии «исполняла обязанности телефонистки, прокладывала кабель в боевых условиях»; но затем было выявлено, что она женщина, отправлена из армии, просит содействия в возвращении на фронт.

К обращению этому прилагается документ, подписанный генерал-лейтенантом Полянским и заместителем начальника штаба полка Генерального штаба штабс-капитаном: «в команде связи, находящейся на боевых позициях…поручалась ей проверка и прокладка телефонных линий и однажды блестяще выполнила поручение, сопряженное с крайней опасностью для жизни».

Также с просьбою о приеме в действующую армию обращается, например, на ВЫСОЧАЙШЕЕ ИМЯ Вера Петрова, дочь генерал-майора из Петрограда…

Сотни и тысячи подобных обращений приводят к тому, что «По докладу военного Министра ГОСУДАРЬ ИМПЕРАТОР ВЫСОЧАЙШЕ повелеть изволил: …допустить прием в войска в течении войны, в изъятие закона, тех женщин, которые пожелали поступить на службу в войска охотниками и получат на то согласие Верховного Главнокомандующего.

Вместе с тем «на одном  из ходатайств лица женского пола», говорится в Докладной Записке по Главному Штабу: «Его Высокопревосходительством (генералом от инфантерии Поливановым. — Авт.), была наложена следующая резолюция: «Намерения весьма высокие, но все же женщинам в окопах не место, а сестер милосердия не так уж много и лишних между ними нет».

В Главный штаб, между тем, поступает очередная депеша: «По наведенным справкам доброволец, рядовой Леонид Иванович Крупнин (она же Лидия Ивановна Крупнина)  прибыла на пополнение частей корпуса из 38-го пехотного запасного батальона и зачислена в 205-й пехотный Шемаханский полк 8 мая 1915 года и 24 июня эвакуирована. За неоднократные боевые отличия в делах против неприятеля была награждена Крестом 4-й степени…».

Согласно найденным мною документам, эта девочка 19-ти лет, успевшая до «разоблачения» за полтора месяца боев заслужить боевую награду, была дочерью кондуктора Черноморского флота и проживала в Севастополе на улице Азовской в доме 63.

Многие русские женщины не хотели отставать от мужчин, чего стоит еще один такой пример. Просит направить ее в действующую армию, живущая в Петрограде, где работает в лазарете Барановских, «вдова капитана 145-го Новочеркаксского полка Екатерина Иосифовна Целле, во время Русско-Японской войны — сестра милосердия в действующей армии при полевом госпитале 37-й дивизии».

Вернемся вновь теперь к ходатайствам юношей и мужчин, не подлежавших призыву по различным обстоятельствам.

Дмитрий Михайлин,  житель слободы Марефы Харьковской губернии, обращается с прошением на имя Императора с просьбой  о направлении его на фронт добровольцем.

Сходного содержания идут обращения от:

— сына священника Дмитрия Лебедева из Москвы, что проживал тогда в Трехсвятском переулке;

— москвичей Дмитрия Келарева, Анатолия Климова, Александра Соломатина, которым нет еще семнадцати лет;

— Константина Горват-Боничко, семнадцати лет, из Полтавы;

— Кроклева Сергея и Каталинского Константина, учеников Высшего начального училища из Златоуста, тринадцати лет;

— Леонида Ролинского, служащего Курской Губернской Управы, пятнадцати лет, проживавшего на улице Веселой.

А еще такие прошения из Баку, Иркутска, Двинска… Всех не перечислить. Может быть, где-то живут потомки поименованных здесь и далее патриотов России; их родственники — пусть знают!

Вновь встречаем обращение москвича с Садово-Каретной Владимира Алексеева, что жил в доме 39, в квартире 16.

 «Желаем пойти добровольцами…» — пишут Михаил Рутковский,  Александр Зорин, Станислав Улицкий из Полоцка, а один из них добавляет: «Желаю послужить родине в нынешнюю войну,… у меня дедушка был поручик, офицер был при взятии Кавказа».

«Викентий Гербредер, жительствующий в Москве по Георгиевскому переулку, на пересечении с улицей Тверской, в доме 1/16, кв. 23, родился 10 декабря 1899 года… (желает. — Авт.) быть полезным в нашей тяжелой борьбе с врагом…».

Борис Гольковский, шестнадцати лет, проживающий в Москве по улице Солянка, в доме 6, пишет: «Мне нет еще семнадцати лет, но я здоров и крепок и тяжести военной службы легко перенесу…».

На имя Начальника Штаба Верховного Главнокомандующего направляется меду тем документ следующего содержания:

 

ПРОШЕНИЕ

Ваше Превосходительство.

В переживаемый исторический момент, подъем национальных чувств, испытываемый нами, молодыми гражданами России, должен выразиться в более реальной форме. Не имея ничего, кроме жизни, мы решили отдать ее на пользу Родины, ибо для русского человека нет высшей славы и высшего счастья как служить своему государю и умереть за него.

Кто русский по сердцу — тот бодро и смело гибнет за Родину. Так неужели мы будем спокойно сидеть в глубоком тылу, когда все лучшие русские люди от Великих князей до простолюдина проливают свою кровь!..

Нам по 19 лет, необходимую военную подготовку мы имеем, будучи инструкторами русских «Бойскаутов».

Г. Саратов,

Монастырская слобода…

 

Интерес представляет «Прошение Наместника Московского Донского Монастыря иеромонаха Нила, архимандрита Виталия, иеродиакона Тихона, иеромонаха Виленского Сеть-Троицкого монастыря Епифания о разрешении им с оружием в руках вступить в ряды действующей армии». Брать оружие в руки служителям церкви по всем канонам нельзя! Но в этом случае Святой Синод благословил братию на святое дело.

Не могу оставить без внимания телеграммы № 567, поданной в Гори 20 октября 1914 года в 4 часа 55 минут по местному времени и полученной в Царском Селе в тот же день в 7 часов 42 минуты по Петербургскому времени:

ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ

Николаю Александровичу

 

ВАШЕ ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО.

У меня есть сто человек добровольцев партизан,.. участвовавших в русско-японской войне, большей частью георгиевские кавалеры… с началом войны хлопочу, никуда не могу попасть. Слезно прошу повелеть присоединить к какому-нибудь отряду. Не безизвестный лично ВАШЕМУ ИМПЕРАТОРСКОМУ ВЕЛИЧЕСТВУ.

Прапорщик милиции

полный георгиевский кавалер Иоселиани

Мы находим также документы, из которых следует, что «русскоподданные и турецкоподданные армяне» просят зачислить их добровольцами в войска против турок...

Многие обращения и копии ответов, имевших различные в зависимости от обстоятельств последствия,  хранятся в делах РГВИА и, надеюсь, будут храниться вечно. Благодаря такому факту мы доподлинно знаем (а возможно, прочтут теперь и потомки их), что среди добровольно стремившихся в окопы, под огонь батарей и пули в 1914, 1915, 1916 годах были:

— крестьянин Московской губернии, Богородского уезда Николай Микляев;

— мещанин города Балты Подольской губернии, Петр Свецинский;

— дворянин из Екатеринодара Львовский-Пацевский;

— ученик 4-го класса ВНУ города Измаила Александр Ефременко;

— мещанин города Мценска, проживавший в Москве в Лефортове, на Золоторожской улице, Сергей Даровский;

— сын личного почетного гражданина из Пензенской губернии Владимир Номодилов;

— сын отставного капитана из Ревеля Николай Сахаров;

— сын псаломщика Шеконской церкви из Новгородской губернии Иван Летитский;

— мещанин из города Харькова Владимир Лягушенко;

— сын колежского советника Владимир Ситников из Екатеринбурга;

— мещанин Виленской губернии Иосиф Кукель;

— крестьянин Саратовской  губернии Иван Попов;

— крестьяне Александр Халевин и Анатолий Шутов, соответственно Вятской и Могилевской губерний;

— ректор Тверской Духовной семинарии просит за своих воспитанников…

Вот обращение Константина Кравченко, бывшего рядового 55-го  Подольского полка, он просит «о принятии на военную службу добровольцем, так как был уже по долгу службы своему, но не успел сделать своего подвига, как уже получил отсутствие правой руки…». И дальше объясняет свое стремление попасть в действующую армию: «Моя молодецкая и богатырская сила не дает мне покоя…».

Служитель Ковенского коммерческого института Хаим Стеркин пошел добровольцем на фронт, был ранен и контужен и просит вновь направить его в действующую армию.

Житель города Тифлиса Сергей Куделинский направляет прошение, где указывает: «Участвовал в разгроме японских войск и награжден за боевые отличия знаком Военного Ордена IV степени. По примеру своих пяти братьев, находящихся на войне с врагами России,.. из которых один морской инженер, капитан 1-го ранга, второй — капитан 87-го пехотного Нейшлотского полка, находится в германском плену, третий штабс-капитан,.. четвертый, призванный из запаса, — поручик 30-го пехотного Полтавского полка, ранен, пятый — ратник ополчения… Я всем сердцем стремлюсь стать в ряды защитников нашей Родины».

 «Всемилостивейшее повеление» есть всего лишь ответ на те настроения, которыми была охвачена значительная часть граждан России. Невольно задаешься вопросом: сколько усилий было приложено заинтересованными лицами и сколько ошибок совершено Властью и воинскими начальниками, чтобы деморализовать к 1917 году армию, где служили такие солдаты?

На бланке исполняющего должность квартирмейстера Генерального штаба  следует ответ: «Со стороны Мобилизационного отдела не встречается препятствий к поступлению иностранных подданных в ряды действующей армии в качестве охотников».

И  вот встречаем мы документ, из которого следует, что «Государю Императору в шестнадцатый день сентября 1914 года благоугодно было ВЫСОЧАЙШЕ соизволить на прием в русскую армию нижними чинами подданных союзных с Россией государств: Франции, Англии, Бельгии, также лиц славянских народностей.

С разрешения Верховного Главнокомандующего формировались польские легионы; среди добровольцев встречаем мы французского подданного Льва Конде, шведского подданного православного вероисповедания Леонида Оскаровича Флинка из Петрограда, подданного Великобритании Георгия Шак Соммера.

Эмиль Федорович Феррарис, итальянский подданный, преподаватель итальянского языка в Московской Императорской консерватории, что проживал в Большом Чернышевском переулке, дом 20, кв. 10, пишет на ВЫСОЧАЙШЕЕ  имя: «Я служил в итальянской пехоте и хороший стрелок».

К Военному министру обращается Чешский комитет Москвы  (располагался он тогда в Столешниковом переулке): «…комитет имеет честь предложить Вашему (Сухомлинова. — Авт.) вниманию трех лиц, которых всецело может рекомендовать как людей честных, которым очень близки успехи русской армии… А.В. Аморта, М.Ф. Книжека, И.И. Копичека.

Аморта Властимил Алоизович — родом из Градиче в Моравии, член Чешского Комитета, Книжек Макс Францевич — из Вестин в Моравии, Копичек Иосиф Иванович — из города Литомышль в Чехии.

Все рекомендованные Чешским Комитетом проживали тогда в Москве.

А пожелавшая отправиться на фронт охотником «наполовину черногорка» Мария Гордан-Ордан обратилась в Военное ведомство из Петербурга самостоятельно.

Для этих и многих сотен граждан иных государств Россия была дорога не менее, чем их родина и защищать ее они готовы были не щадя жизни.

К имеющимся у юношей-охотников документам обязательно добавлялся еще один:

Даю сию расписку сыну моему… в том, что препятствий с моей стороны при поступлении его в войска охотником  не имеется, в чем и расписываюсь.

(Подпись матери)

 

Заявления добровольцев, адресованные в Военное министерство, поступали в Управление Дежурного генерала при Верховном Главнокомандующем, там они фиксировались в журнале за соответствующим входящим номером.

Позднее, появилась Докладная записка по Главному штабу:

«В Главном Штабе в настоящее время имеются ходатайства… о поступлении их охотниками в ряды действующей армии.

 Угодно ли будет Вашему Высочеству, приняв во внимание ревностное желание… послужить на поле брани на пользу Царю и Отечеству, испросить ВЫСОЧАЙШЕЕ разрешение не считать не достижение 18-ти летнего возраста препятствием к приему …охотниками в ряды действующей армии, однако при наличии всех прочих условий, приведенных в ВЫСОЧАЙШЕ утвержденных правилах, объявленных при приказе по военному ведомству 1914 г. № 454 и, кроме того, физического развития, согласия родителей, опекунов и попечителей на поступление их в ряды армии. Генерал-лейтенант (…). Главный Штаб 18 июля 1915 г. № 2896.»

В итоге принципиальное разрешение на прием охотниками с 17 лет молодых людей было получено, тем не менее решение в каждом таком случае персонально принималось ВЫСОЧАЙШЕ по представляемому Начальником Главного Штаба списку. Этот возрастной ценз устанавливался для приема охотниками ввиду того, что ранее достижения его молодые люди не могли поступать ни в военные училища, ни в войска вольноопределяющимися.

Борис Арефьев

---